Пятая четверть - Стивен Кинг

- Ты все обдумал, да?

- Хватит болтать, поехали.

Мы вышли из дома к навесу, где стояли машины. Я сел на заднее сиденье "фольксвагена", в дальний от водителя угол. Огромная фигура Сержанта и тесный салон автомобиля исключали возможность неожиданных действий с его стороны; ему потребуется пять минут лишь для того, чтобы повернуться. Через пару минут мы тронулись.

Пошел снег - большие ленивые снежинки медленно спускались вниз, прилипали к ветровому стеклу и мгновенно таяли, когда касались шоссе. Дорога была скользкой, но машин ехало мало.

Примерно через .

Полчаса езды по шоссе 10 он свернул на узкий отросток. Еще спустя пятнадцать минут мы съехали на неровный проселок, весь в ухабах. С обеих сторон на нас смотрели заваленные снегом сосны. Через две мили машина въехала на короткую подъездную дорогу, усыпанную мусором.

В слабом свете фар "фольксвагена" я с трудом различил покосившуюся хибару, такую характерную для отдаленных мест, с залатанной крышей и наклонившейся телевизионной антенной. В овражке слева от хибары стоял покрытый снегом "форд". За ней виднелись деревянный туалет и куча старых покрышек.

- Добро пожаловать в восточный филиал "Бэлли", - сказал Сержант и выключил двигатель.

- Если ты попытаешься обмануть меня, я тебя убью.

Тело Сержанта занимало, казалось, три четверти переднего сиденья крошечного автомобиля.

- Да, я знаю, - ответил он.

- Выходи.

Сержант шел к хибаре впереди меня.

- Открой дверь, - сказал я. - Затем стой, не двигайся.

Он открыл дверь и замер. Я тоже замер позади него. Мы стояли так минуты три, и за это время ничего не произошло. Единственным живым существом оказалась жирная серая белка, выскочившая на середину двора и обругавшая нас на языке грызунов. - Окей, - произнес я наконец. - Пошли в дом.

Как ни удивительно, внутри все тоже походило на свалку. Единственная лампочка в шестьдесят ватт без абажура слабо освещала комнату, оставляя по углам тени, похожие на изголодавшихся летучих мышей. Повсюду были разбросаны газеты. На провисшей веревке сохла одежда. В одном углу стоял древний телевизор, в противоположном - покосившаяся раковина и старинная проржавевшая ванна на чугунных лапах. Рядом - охотничье ружье. В комнате пахло потом, испарениями от немытого тела и острой томатной приправой.

- Все-таки лучше, чем жить в лесу, - заметил Сержант.

У меня была иная точка зрения, но спорить с ним я не собирался.

- Где твоя четверть карты?

- В спальне.

- Паяпли за ней.

- Не торопись. - Он медленно повернулся, его словно отлитое из бетона лицо было угрюмым. - Ты должен дать слово, что не убьешь меня, когда получишь ее.

- И как ты надеешься заставить меня сдержать это обещание?

- Не знаю, черт побери. Пожалуй, мне остается надеяться на то, что ты завелся так не только из-за денег. Если из-за Барни - если ты хотел отомстить за него, - все в порядке, ты отомстил. Кинан прикончил его, и теперь Кинан мертв. Если тебе нужны деньги, тоже все в порядке. Может быть, трех четвертей будет достаточно. Между прочим, ты был прав - на моей четвертушке стоит большой жирный крест. Но ты не получишь мою часть карты, пока не пообещаешь, что и я получу что-то - взамен ты сохранишь мне жизнь.

- Откуда я знаю, что ты не станешь охотиться за мной?

- Именно этим я и собираюсь заняться, сынок, - мягким голосом ответил Сержант.

Я рассмеялся.

- Ну хорошо. Сообщи мне адрес Джаггера в придачу к своей части карты, и я обещаю не убивать тебя. И сдержу слово.

Сержант печально покачал головой.

- Не связывайся с Джаггером, парень. Он сожрет тебя.

Только что я опустил на колено свой "кольт", а теперь снова пришлось поднять его.

- Ну хорошо. Он в Коулмэне, Массачусетс. На лыжной базе. Этого достаточно?

- Да. Так где твоя четверть карты, Сержант?

Он еще раз пристально посмотрел на меня, затем кивнул. Мы вошли в спальню.

Снова очарование колониального периода. Грязный матрас на полу, заваленный книгами с картинками. Стены оклеены фотографиями женщин, единственным прикрытием которых был, по-видимому, тонкий слой масла "Уэссон".

Сержант не колебался ни секунды. Он взял с ночной тумбочки лампу, открутил основание. Его четверть карты, аккуратно свернутая, лежала внутри. Он вынул ее и молча протянул мне.

- Бросай, - сказал я.

На лице Сержанта появилась презрительная улыбка.

- Боишься, тонкошеий?

- В конечном счете это оправдывает себя. Бросай, Сержант.

Он швырнул мне свернутый рулончик бумаги.

- Дешево досталось - легко потерялось, - пробормотал он.

- Я сдержу свое обещание, - заметил я. - Считай, что тебе повезло. Иди в другую комнату.

Ледяной свет блеснул в его глазах.

- Что ты сделаешь со мной?

- Приму меры, чтобы ты некоторое время не выходил отсюда. Пошел.

Мы перешли в гостиную - маленькое забавное шествие.

Сержант остановился под голой лампочкой, спиной ко мне, со сгорбленными плечами, ожидая, что ствол "кольта" обрушится ему на голову. И только я начал заносить пистолет, чтобы ударить его, как погас свет.

В хибаре воцарилась полная темнота.

Я бросился вправо: Сержант уже исчез, как ветер. Послышался шорох газет, я и понял, что он бросился на пол. Наступила тишина. Полная и абсолютная.

Я замер на месте, ожидая, что глаза привыкнут к темноте, но, когда у меня появилось ночное зрение, оно ничем не помогло мне. Хибара была кладбищем, на котором возвышались тысячи смутно различимых памятников - и Сержант знал расположение каждого из них.

Мне было известно о Сержанте все; раздобыть сведения о нем оказалось не так уж трудно. Во Вьетнаме он был "зеленым беретом", и с тех пор никто не называл его по имени, и просто - Сержант, огромный жестокий убийца.

Где-то в темноте он крался ко мне. Он знал эту комнату, как ладонь своей руки. Я не слышал ни единого звука, ни скрипа половицы, ни шороха шагов, но чувствовал, как он приближается, слева или справа, а может быть, выкинет хитрый фокус и пойдет прямо на меня.

Я сжимал рукоятку пистолета в потной руке и с трудом удерживался от того, чтобы не открыть огонь наугад, не целясь. В кармане у меня лежали три четверти пирога, и я остро это сознавал. Меня не беспокоило, почему погас свет, не беспокоило до тех пор, пока через окно не сверкнул слепящий луч мощного электрического фонаря. Он пробежал по комнате и случайно остановился на Сержанте, который стоял, пригнувшись, в семи футах слева от меня. Его глаза светились в ярком луче, словно кошачьи.

В правой руке он держал сверкнувшее лезвие бритвы, и внезапно я вспомнил, как его рука скользнула к лацкану пиджака у дома Кинана.

Сержант повернулся к окну и произнес всего одно слово.