Сказки темной Руси - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

Проснулся, значит, двадцать третьего декабря дед Мороз в своём золотом тереме, льдами не скованном, не окованном; разогнал своих помощников белок и зайчат по делам домашним, и вышел из терема, чтобы Карачуна прогнать да порядки свои в миру навести.

Глядь, а Карачуна нигде нет и мир другой стоит: ни веселый, ни смурной, а ледяной и печальный, Тоска-плакса над ним плачет, слёзы свои роняет, и превращаются её слёзы шары волшебные, перекатываясь по свету: дзинь-дзинь-дзинь!

И кругом ледяные леса, ледяные дома, ледяные люди и ледяные звери застыли каждый в своей последней позе. Над застывшими в статуях людьми, летают Души-душегубы, хотят выудить человеческий дух из ледяных фигур, но не могут – уж больно толстая корка льда, покрывающая тело. Хихикает с ясна Месяца Карачун, глядя на беспомощные попытки Душ-душегубов, уж он то точно знает: нельзя людским душам в несметные полчища собираться – они добреть начнут, друг друга уму разуму учить станут.

Стоит дед Мороз посреди этого убожища, рассматривает, как по глади льда ледяные искры позёмкой лёгкой ползут, к нему за пазуху заползают, душу вечную щекочут. Рассмеялся старик, тук-тук посохом по людям, а они звенят. Ещё пуще развеселило это дедушку из ума выжившего. И побрел он по звонкому льду: тук-тук, тук-тук, а в ответ дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Весело! Хохочет.

Так и потянулись дни мелким пёхом: бродит дед Мороз, тукает по всему, что под посох попадётся и напевает:

Дзень-дзень, бередень,

бери, бери, бери день

и мотай на кулак:

вот так, вот так!

Солнце красное смотреть на это устало свысока. Уж оно и так и этак вертится – пускает и пускает свои слабые лучи то на землю, то в деда Мороза, но всё зря: ни лёд не растопить, ни деда расшевелить! Наконец, догадалось Солнышко, что деда растормошить сможет лишь его внучка Снегурочка.

А внучка Снегурочка в отдельном тереме жила, своей незатейливой молодой жизнью, подальше от отчей опеки родного дедушки. Конечно, у неё был свой волшебный мир и своё зверьё в услужении, которых никоим образом не задело колдовство Карачуна. Снегурушка была доброй девушкой, но нелюдимой. Дед много раз пытался выдать ее замуж за смерда перехожего да пригожего, но всё зря. Не приживалась она ни в деревне, ни в городе. Поэтому, веселила девка вечная сама себя как могла: каждый день она наряжала ёлки-ели да песни пела:

Плакала Снегурочка

горькими слезами,

думала всю жизнь ей

тёмными лесами

жить-поживать

да добро не наживать:

со зверьём лесным целоваться,

с медведями злыми обниматься

во терему высоком

на севере глубоком.

А её звери ей подпевали:

Ты пожди, царевна, пожди,

до тебя доходят дожди,

тебя сладко греют снега,

и песню споёт пурга.

Приедет к тебе разлюбезный,

полем прискачет и лесом,

в терем высокий войдёт

да с собой далеко увезёт,

привезёт в родную деревню,

познакомит с бабами, с селью,

в работу впряжет, пойдешь:

пашня, посев и рожь!

Чего же ты плачешь, дивчина,

жизнь на миру – кручина?

А в лесу одиноко, но праздно.

Тогда плюнь и устраивай праздник.

После этой строчки Снегурочка всегда улыбалась и кликала всех-всех своих подданных:

Белки, лисицы и волки,

подбегайте-ка к нашей ёлке

и выстраивайтесь в хоровод,

ведь в лесу только жизнь и живёт!

Прибегало зверьё из её подворья и водило вокруг наряженных ёлок хороводы. И так каждый день изо дня в день. Так всё это опостылело Солнцу красному, что оно давно плюнуло во двор Снегурушки и старалось лишний раз о её высок частокол лучи свои не чесать. Но сегодня пришлось: запустило Солнышко один лучик в сердце девичье. Ёкнуло сердечко у Снегурочки, забеспокоилась она о дедушке любимом, подумала: «Где старый хрыч, что с ним, проснулся ли, иль спит непробудно? А ведь скоро Новый год!»

– Тебе каждый день «скоро Новый год»! Февраль на дворе, – буркнуло Солнце и беспомощно заморгало.

Ахнула Снегурушка, бросилась-кинулась в дедов терем, а тот пуст: зверьё по хозяйству хлопочет, новогодние подарки упаковывает – до небес уже куча подарочная достала, но деда то нигде нет. Внучка во двор! И там его нет.

– Делать нечего, надо в мир идти, деда родного из сугробов вытаскивать! – сказала Снегурочка, взмахнула рукавами-крыльями, оторвалась от земли и полетела. Летит, деда родного везде выглядывает.

А мир совсем плохой стоит: ни веселый, ни смурной, а весь льдом покрытый: ледяные леса, ледяные дома, ледяные люди и ледяные звери застыли каждый в своей последней позе. Над застывшими в статуях людьми, летают Души-душегубы, хотят выудить человеческий дух из ледяных фигур, но не могут. И по льду ледяные искры позёмкой лёгкой ползут. Увидела девка с высоты своего деда её живым и здоровым, ходит он меж льдов, озорует: стучит посохом по глыбам-людям, а они звенят: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Весело старику.

Нахмурилась внучка, рассердилась даже, подлетела она к своему деду безумному, схватила его за грудки, подняла над землёй, и потрясла пару раз. Высыпались из вечной души деда ледяные волшебные искры, разлетелись в разные стороны и померкли.

Посмотрел дед Мороз на мирозданье удивленным взглядом, ойкнул, крякнул и понял в чём дело. Ну как понял, Солнце красное выпустило свой луч деду в ухо и рассказало ему все подробности приключившегося горя до мелочей. Не стал дед Мороз на ледяную поверхность опускаться, туда где колдовские искры гуляют, и внучке не велел. Полетели они низёхонько над землей и своими волшебными посохами по шарам-слезам стучали, те в воду солёную превращались, в моря текли. Моря оттаивали – океаны бурлили, а океаны лед ломали, оживали, радовались. Когда все шары исчезли, дед Мороз и Снегурочка ступили ногами на гладкий лед и пошли до всего живого и неживого дотрагиваться! Ожил мир, растаял лёд: животина побежала, человек пошёл. Дед Мороз вытащил палицу Карачуна из Природы-угоды и дни на прибыль пошли, а ночи на уменьшение. Зима стала снежной, мягкой, доброй-предоброй, как бабушка твоя родная.

Люди в этот год в феврале Новый год отметили. Ай и ладно! С этих пор так и отмечают Новый год два раза в год: по восточному календарю и про западному. А в чём различие этих календарей – никто не знает: один на другой накладывается – уж больно мудрено получается.

А Скука-плакса поднялась с земли и на ясен Месяц полетела – морить Карачуна своими песнями заунывными:

Спи, мой бог, укрою снежным пледом я тебя,

Плакса спрячет, Скука у тебя одна.

Звёзды освещают Месяц-добродей,