Сербия о себе. Сборник - Коллектив авторов

Совершенно неверное и искаженное представление об истории русско-сербских отношений также является хорошим примером заблуждений в историческом сознании сербов. Все относящиеся к этому вопросу исторические свидетельства говорят о том, что Российское государство строило свои отношения с балканскими народами (в том числе и с сербами), руководствуясь исключительно собственными интересами. Так, в дипломатии для России важнее всего была Болгария, посредством которой русские хотели осуществить свою стародавнюю мечту – господствовать на Босфоре и Дарданеллах и таким образом заполучить выход в теплое море. С этой точки зрения место Сербии в балканской политике было второстепенным. Тут следует вспомнить известный факт, когда в 1877 г. по Сан-Стефанскому мирному договору Россия присоединила некоторые южные сербские территории, освобожденные от власти Османской империи, к Болгарии[14]. Сегодняшние притязания Болгарии на территории, которые должны были входить в состав Великой Болгарии, подразумевают именно границы, обозначенные в 1877 г. Похожая ситуация складывается и относительно идеализации России и русского народа, присутствующей в сербском общественном сознании. Многочисленные примеры как из истории, так и из современности говорят о том, что в русском общественном сознании не сформировалось никаких четких представлений о Сербии и сербском народе или же эти представления туманны, поверхностны и ошибочны. Манипуляция историческими заблуждениями «о многовековой дружбе русского и сербского народа» может иметь катастрофические последствия в нынешней ситуации. Акции, проводимые российскими делегациями на международных форумах, например, на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), в защиту союзной республики Югославии, имеют целью защиту российских интересов (в перспективе), а не сербских. Сербы в данном случае только удобное средство для защиты интересов России. Как только хлопоты в интересах СРЮ будут идти вразрез с российскими интересами (если события примут такой оборот), можно не сомневаться, что российские делегации проголосуют на мировых форумах против сербских интересов. Если бы такое случилось, теперешнее катастрофическое положение сербского народа и государства стало бы безвыходным.

Весьма негативными для исторического сознания оказываются последствия еще одного ложного представления. Утверждение, что турецкое иго длилось пять веков (или пятьсот лет), по крайней мере неточно, если не сказать некорректно. Отсчет срока турецкого завоевания начинается с 1459 г., с падения крепости Смедерово, это признано наукой. Если годом освобождения от владычества Порты считать 1804 г.[15], то получится триста сорок пять лет. Если пойти дальше и взять 1830 г. (обретение суверенитета, подтвержденное турецким хаттишерифом)[16], то в общей сложности выходит триста семьдесят один год. Если же взять 1878 г. (полная независимость Сербии как результат Берлинского конгресса), опять-таки получается четыреста девятнадцать лет. Но никак не пять веков! В то же время в общественном сознании никак не отложился тот факт, что венгры властвовали над хорватами в течение восьми веков, с 1096 по 1918 г.

Общественная элита сербского народа

Коммунистическое наследие, его сталинская модель, исторические условия и неблагоприятные тенденции в развитии общественного сознания во многом повлияли на формирование сербской общественной элиты, на которой лежит большая ответственность за сегодняшнее положение сербского народа.

Интеллектуальная элита, возможно, несет бремя самой большой ответственности. Об этом свидетельствуют несколько фактов, из которых самый очевидный – появление национального лидера в конце 1980-х гг., чье восхождение к власти и политическую презентацию она поддержала: и непосредственно – активным участием, и опосредованно – пассивностью и бездействием. Тогда и зародились, по крайней мере в двух аспектах, предпосылки последовавшего затем сокрушительного поражения. Первый аспект, более очевидный, – культ вождя как таковой. Вверяя бразды правления одному человеку, сводят на нет (из-за принципа вождизма) возможность сплочения всех общественных сил, готовых в критической ситуации, как нынешняя, отдать энергию, знания и опыт ради общего благосостояния. Другой аспект – сохранение пагубной идеологической конфронтации внутри сербского общества, начало которой было положено в 1941–1945 гг.

Отношения вождя и интеллектуальной элиты можно проследить на примере Тито. Одной из важных черт, довершавших его культ, была роль «защитника» народа. Интеллектуальная элита немало способствовала появлению этой характеристики. Конфликт Тито с Информбюро в 1948 г. чаще всего преподносится как «историческое НЕТ», избавившее наш народ от великой напасти. Такое мнение можно услышать и сейчас. Однако это сплошное заблуждение. Не был дан ответ на вопрос, что такое, в сущности, это «НЕТ» при конфронтации двух коммунистических руководств. Далее вся критика обращается исключительно на культ Сталина, в то время как в его тени беспрепятственно формировался культ Тито. Никогда не критиковалась система, которую разработал Сталин, а Иосиф Броз установил в 1943–1946 гг. Без критического пересмотра превозносится «протест» Тито, при этом упускается из виду факт, что СССР не предпринял военной интервенции в Югославию, как было в сходных ситуациях в других странах соцлагеря – ГДР, Венгрии, Чехословакии и Польше. До конца не ясно, то ли «протест» Тито состоялся, потому что СССР отступил (как в 1960 г. в Албании, после «мятежа» Ходжи[17]), то ли по каким-либо другим причинам. Добавление к культу вождя эпитета «защитник народа», что в отношении Иосифа Броза было сделано после событий 1948 г., создало предпосылки для поиска нового «защитника народа» после смерти вождя, так как общество, ощутив в этом потребность, в некотором смысле оказывало давление.

Что касается другого аспекта, а именно идеологической конфронтации и ощущения идеологической исключительности, необходимо отметить, что сейчас утратился смысл прежнего противостояния, однако его форма и потребность в самом его существовании сохранены в точности. Это можно проиллюстрировать одной строкой из достаточно популярного в прошлом стихотворения – «ко друкчиjе каже, таj клевеђе и лаже» («кто возражает, тот клеветник и лжец»). В сербском обществе никогда не было столь острой потребности в конфронтации в критической ситуации, никогда народ не делился на «наших» и «не наших», патриотов и предателей, добрых и злых. Не было такого ни в кризисный период 1876–1878 гг., ни в 1885 г., ни в 1908–1911 гг., ни в 1912–1918 гг.[18], впервые подобное наблюдалось в 1941–1945 гг. и было порождено деятельностью Коммунистической партии Югославии.

Между тем еще одно обстоятельство имело не меньшее значение для развития нынешней ситуации. Для Восточной Европы (в условиях социализма) интеллигенция во времена Тито была необычайно лояльна и преданна власти. В ее рядах не появилось ни одного диссидента (в восточноевропейском смысле) как символа и центра оппозиции и сопротивления (гражданского, интеллектуального и политического) существующему режиму. Диссидент – человек (или даже институт), борющийся за радикальное изменение системы. В других соцстранах было два типа диссидентов, первый – это те, кто эмигрировал (А.И. Солженицын, М. Кундера), второй – те, кто вел борьбу на родине (А.Д. Сахаров, В. Гавел). Сербская интеллектуальная элита выпестовала только один тип борца, такого, кто требует улучшения системы, а не ее кардинального изменения. Вся деятельность интеллектуальной элиты в Сербии проходила под покровительством власти и в ее интересах. Поэтому интеллигенция не подвергала жесткой критике существующую систему и, с другой стороны, пустила на самотек политическое просвещение народных масс. Отсюда и второстепенная роль интеллигенции, и легкость, с которой ею манипулирует современная власть в нынешнем обществе. Политическая элита, олицетворяемая двумя полюсами – властью и оппозицией, своими непродуманными и неграмотными действиями довела свой народ до теперешнего катастрофического положения. Идея вождя, вокруг которой сконцентрирована современная власть, – только суррогат нужных ответов, которые с трудом находятся, но которые должны быть найдены в сегодняшней критической ситуации. Эта идея неудовлетворительна во многих отношениях, а особенно в конце ХХ века, когда мы оказались лицом к лицу (отчасти по собственной вине столкнулись) с постмодернистскими обществами, за которыми стоит третья технологическая революция. Однако вождизм полностью соответствовал запросам определенной политической группировки, опостылевшей сербскому народу еще во времена социалистического самоуправления, и использовался в целях сохранения трех основных постулатов предыдущей системы власти: