Последняя мировая. История одного снайпера - Константин Якименко Сегедский

Один истребитель всё же улетел, но другой, быстро развернувшись, уже пикировал на нас сверху. Засверкали яркие вспышки, и землю в тот же миг окропил яростный дождь, выбивающий в земле дыры и вздымающий тёмные клочки грунта вверх. Шквал из пуль крупного калибра в мгновение пересёк группу людей, сбивая с ног и разрывая на куски живую плоть, как сквозь масло, проходя через тела.

Самолёт устремился дальше к поезду. В следующее мгновение от его крыльев отделилось два ярких пламеня, быстро устремившись в направлении поезда. Люди, увидев, что произошло, в панике бросились бежать от поезда, но было уже поздно.

Самолёт взмыл ввысь, а затем одновременно два мощных взрыва сотрясли неподвижный состав, раздирая металл и отбрасывая вагоны в сторону, словно они были игрушечными. Гигантское пламя вмиг охватило весь поезд. Ударная волна почувствовалась даже здесь, на значительном удалении от него.

Те, кто остался жив, вжались в землю, словно пытаясь укрыться за её ровным полотном. Никто, пожалуй, не был готов к такому. Да и кто мог предположить, что после стольких лет размеренной жизни, мы вдруг окажемся в самом пекле ада, и что всё начнётся без «раскачки», резко, так, как бьют топором из-за угла.

Я в страхе поднял голову и осмотрелся: похоже, истребитель улетел, но что оставил после себя!

Поезд горел чудовищным заревом. Вокруг него на сотню метров не было видно ни души. Лишь где-то там далеко вдали небольшая группа людей всё ещё бежала в сторону леса. Остальных видно не было. Я осмотрелся вокруг: лужи крови начали быстро расползаться по перепаханной пулями земле, моя одежда была покрыта крупными брызгами крови, а повсюду лежали изуродованные трупы людей, которые всего лишь мгновение назад стояли вместе со мной, говорили друг с другом. Некоторые ещё стонали и вопили от боли, а я смотрел на всё это, как завороженный. К ним подбежали некоторые уцелевшие, одним из которых был полковник, пытаясь помочь. Но чем им уже можно было помочь? При попадании пули такого калибра, человек уже не может выжить.

Я сел на землю.

Где-то там, далеко впереди, куда мы только что направлялись, прогремели несколько отдалённых взрывов. Похоже, не менее мощных, чем когда подорвали поезд.

«Неужели всё это возможно? — задавался вопросом я. — Может, я сплю и всё это не более чем ночной кошмар?» Однако в следующее мгновение, слыша предсмертные крики раненных, я убеждался, что таких снов не бывает. К сожалению, это была самая настоящая война, ничем не приукрашенная. Такая, какой она была всегда: жестокая, беспощадная и безжалостная даже к мирным жителям. И с этим всем нам следовало, нет, НУЖНО было что-то делать.

И я поднялся на ноги. Вокруг ещё дергались конечности размозженных пушечным огнём тел людей, агонизирующих в предсмертных судорогах в лужах крови, но, глядя на их в прямом смысле продырявленные тела, я не понимал, чем я могу им помочь. Их стоны и душераздирающие крики ошеломляли. Многие уже были мертвы, остальным оставалось жить совсем немного.

Полковник быстро перебегал от одного раненного к другому, возможно, пытаясь определить, кого из них ещё можно спасти, но люди умирали у него на руках. В конце концов, вскоре всё стихло. Полковник обвёл трупы взглядом и грязно выругался. Все те, кто попал под шквальный огонь пулемётов, погибли, словно их расстреляли у стенки автоматчики. Спаслись лишь те, кто успел отпрыгнуть подальше от основной группы, в которую и метил лётчик истребителя. Выживших можно было пересчитать по пальцам. Это были: полковник, машинист, тот старик, рвавшийся в бой, я и Валера, который шёл вместе со мной, отчего тоже успел вовремя среагировать.

— Простимся с погибшими, — предложил старик и снял шапку со своей седой головы.

Все последовали его примеру и на минуту мы замерли над трупами своих бывших товарищей, не побоявших-ся выступить против агрессора, не имея даже палки в руках, а их вот так, как трусливая свинья расстрелял лётчик истребителя. Ну а тех, кто был в поезде и у него? Их-то за что? Они ведь и не хотели ни с кем воевать. Это мирные жители: женщины, старики и, самое ужасное, дети!

«Ну да ничего, мы им ещё покажем! Русского человека просто так не победишь, даже с самой передовой техникой, тем более на нашей земле. Мы немцев прогнали с одной винтовкой и десятью патронами на двоих, а этих, кто бы это ни был, уж как-нибудь выпроводим с матушки-Родины! — думал я, и в сознании моём всё сильнее разжигалось пламя мести. — Не будет вам пощады! Не дождётесь!»

— Схоронить бы их, — предложил старик, первым нарушив молчание, — а то как-то не по-людски…

— И тех, что у поезда? — кивнул полковник в сторону раскуроченного взрывами состава. — Нет, если займёмся этим, потеряем целый день и драгоценные силы. Кто знает, кто ещё сюда может наведаться, чтобы «зачистить» территорию. Нет, нам нужно идти, следует немедленно уходить и как можно быстрее. Если они так быстро начали посылать истребители, значит, скоро прибудет и пехота с танками, а к их приходу мы пока что абсолютно не готовы, — окинул он нас беглым взглядом. — Так что вперёд! Ходу!

Аккуратно обходя останки сотоварищей, мы подхватили свои вещи, брошенные в грязь и испачканные кровью, и уже бегом устремились вперёд. Теперь необходимо было добраться до войсковой части как можно быстрее.

Мы бежали без оглядки. Временами я косил глазами на нашего старца, которому было тяжело в его-то шесть — семь десятков. Однако он, что было сил, держался за нами, не отставая и пытаясь не подавать виду, что устаёт. Я только поражался его стойкости. В его-то года, насколько я знаю, старики то и дело пытаются умоститься на сидение в общественном транспорте, даже если едут одну-единственную остановку, а этот — настоящий спортсмен. В пример его следует ставить! И не только пожилым!

Мы отбежали на полкилометра, после чего полковник сбросил темп, давая нам, не привыкшим к таким резким нагрузкам, перевести дух, к явному облегчению нашего старца. Дальше мы пошли пешком.

Вскоре пересекли поле, по пути показалась асфальтированная дорога, судя по всему, ведущая в город. На ней виднелось несколько машин, несущихся из города на бешеной скорости, правда, далеко от нас.

Мы не стали останавливать их, даже не воспользовались удобным, потому как твёрдым и сухим, асфальтом, а быстро пересекли дорогу и «растворились» в лесополосе, проложенной вдоль дороги.

И нам не нужны были объяснения, почему мы пошли так, а не иначе, поскольку уже убедились в том, что может произойти, если держаться легко просматриваемой с высоты местности и выделяться на фоне чего-либо.

Далее поля закончились. Равнинная местность сменилась на пересечённую с ярами и оврагами, поросшую «голыми» кустарниками — настоящую болотистую глушь.

— Отличное место, что бы скрыться ото всех, — заметил полковник и, пытаясь находить как можно более «удобную» тропу для движения, лез через самые непроходимые заросли и спускался в самые глубокие овраги.

— Помните: лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови, — приговаривал он, и эта фраза быстро превратилась для нас в некий лозунг. И никто не возражал — мы сами лезли через самые глухие места.

Километры проходили за километрами, близился полдень. Все мы уже по колено были вымазаны в грязи. Со стороны могло создаться впечатление, что сквозь чащу пробирается отряд беженцев-бомжей, пытающихся нелегально пересечь границу. В некотором смысле, это была правда, так как теперь все мы действительно оказались бомжами, лишившись не только места прописки, но и родного города.

К обеду мы выбрались из труднопроходимой местности. Дальше вновь простирались сплошные поля. А за ними едва заметной дымкой над горизонтом поднималось облако полыхавших в городе пожаров. Там неиствовал настоящий ад, понимали мы, но всё равно стремились туда, ведь более нам некуда было податься.

Решив сделать перевал, мы остановились у лесополосы, в месте, где деревьев было больше всего, чтобы со стороны нас не заметил вероятный противник. Разложили подстилку, выложили кое-что из припасов и спешно начали пережёвывать пищу. Именно пищу, так как полноценной едой отломленный кусок хлеба с наспех отрезанным ломтем колбасы её было не назвать. После поспешного приёма пищи, машинист с полковником закурили.

— Может, по глотку? — предложил машинист, кивая на припрятанную в кармане бутылку. Видно у него это входило в ежедневный «рацион».

— Нет, нельзя, — возразил полковник. — В сложившейся ситуации мы должны сохранять трезвую голову, необходима быстрота реакции. Сейчас даже от мгновенного промедления может зависеть, жить нам или нет.

— Ну, ладно, — развёл руками машинист. — Давайте хоть познакомимся друг с другом, а то мы как не свои. Меня вот звать Женя Тополёв, старший машинист локомотива, а вас?

Вздохнув, тот отрапортовал: