Игра по своим правилам - Герман Иванович Романов

В глазах княгини Юсуповой плескался нескрываемый страх, лицо буквально перекосилось, как тогда, в тот злосчастный день 22 июня 1908 года, когда ей сообщили о смерти старшего сына Николая от раны, полученной на дуэли — он тогда стал невольным свидетелем этой ужасной драмы. И теперь со всей пронзительностью понимал, что Зинаида Николаевна поверила его долгому рассказу, о произошедшем на льду Байкала «наваждении». Когда он узнал не только о своем будущем, но и судьбе всей страны, которая частично его ошибками была доведена до пропасти Смуты, в которую и свалилась, усердно подталкиваемая теми, кто считался ее «друзьями».

— О том знает лишь наместник, адмирал Алексеев, да теперь вы, Зинаида Николаевна — сам не понимаю, зачем я вам все рассказал. Видимо, наша нечаянная встреча в Иркутске, рядом с Байкалом была не случайностью. Мы могли бы разминуться буквально на несколько часов, если бы не поломка паровой машины парома, что тоже «Байкал».

Алексей Николаевич усмехнулся — странностям в жизни он старался не придавать значения, но они порой случались, как вот эта встреча на берегу ледяной даже летом Ангары. Граф Кутайсов принял их немедленно, как только узнал, что в Иркутск с утра прибыл из Маньчжурии военный министр. На следующий день провели военный парад, где на всех произвела впечатление рука командующего армией, заключенная в гипсовую повязку — слухи о ранение разошлись повсеместно, и можно было даже побиться о заклад, что десятки телеграмм были незамедлительно отправлены из Иркутска по всем российским городам и весям. Причем с такими подробностями, что даже человеку с воображением выдумать сложно.

А вот дальше он был вынужден потакать желаниям властной княгини Юсуповой — та попросила прицепить ее салон к литерному поезду, где вагонов было всего три, а так добавились еще три, включая кухню. Зинаида Николаевна захотела вернуться обратно в Петербург, сопровождая по пути раненного генерала. Самому Алексею Николаевичу предоставили апартаменты в княжеском вагоне, буквально взяв под материнскую опеку.

Свой поезд Красного Креста со второй кухней и припасами княгиня отправила дальше, следовать в Маньчжурию. В присутствии шефа теперь не было нужды, к вящей радости главного врача, что оставался единовластным начальством. Прекрасно зная ее характер, генерал согласился, к тому же рассчитывал узнать от нее все последние столичные новости и слухи. Юсупова прекрасно разбиралась во всех хитросплетениях, в которых он порой запутывался, ведь любая война куда понятнее, чем дворцовые интриги.

И вот полдня в пути, за окошком вечереет, вокруг бескрайняя зеленая тайга раскинулась морем, деревеньки с редкими полустанками, где маячит одинокая фигурка жандарма. «Перепряжку» паровозов сделали в Зиме, где возвышалась водонапорная башня. «Подставы» им подготовили из лучших локомотивов на всех трехсотверстных перегонах — так что помчались с ветерком, перед ними был открыт путь — железнодорожное начальство всячески старалось пропихнуть литерный поезд вперед.

Ужин закончился — господа офицеры, генерал Флуг и адмирал Витгефт явились на него прихорошившись, правила общества соблюдались в пути даже более ревностно, чем в Дальнем или Порт-Артуре. А вот его пригласили остаться на беседу — княгиня тут же стала расспрашивать, интересуясь малейшими деталями идущей войны. И как то слово за словом, и видимо, он проговорился где-то, что моментально насторожило княгиню. И начался допрос с самой милой улыбкой, и в какой-то момент Алексей Николаевич осознал, что лучше все поведать самому, рассказать о «наваждении», понимая, что только честность позволит получить помощь от влиятельной княгини. Вот только не ожидал, что результат будет таковым — милая женщина ужаснулась такому будущему, и главное — ему полностью поверила.

— И как ты выжил в этом… ужасе?

— По грехам и награда, — генерал помрачнел, и нехотя ответил. — Каша и хлеб, квашеная капуста — на огороде сам ковырялся. Я ведь для крестьян помещик их бывший, не обижали, в избе-читальне уроки вел. Супруга меня давно оставила, сына Алексея большевики в двадцатом году расстреляли, хотя он химик, а никакой не царский офицер. Двое внуков с невесткой потерялись в лихолетье гражданской войны — так и не нашел их. Почему меня не казнили — не понимаю, ведь я для победивших большевиков приверженец «старого режима». Наблюдали постоянно, но и только…

— А ведь ты говоришь о том, как о пережитом времени, а не о наваждении, и как бы сам жил в столь устрашающем прошлом, которое ведь грядущее для нас всех. Не хотела бы — но поневоле поверишь, я ведь тебя давно знаю, а такого ужаса не придумаешь, в нем долго пожить надобно.

Княгиня говорила тихо, голос у нее чуть охрип, подсел как-то. Оживленное прежде лицо осунулось, искрящиеся глаза потухли, словно сама жизнь перестала играть всеми красками — наступило «хмурое утро», если так можно назвать то, что сейчас он видел. Сейчас они перешли на доверительное «ты», что иногда делали до войны — супруг Зинаиды Николаевны в таких случаях именовал их в шутку «заговорщиками».

— Я сам уже не знаю, и места себе не нахожу — вроде я там жил, чуть ли не каждый день «Смуты» могу вспомнить, даже что ел. И как в лицо плевали и прикладом по спине били. Не могло же это все за час просто так предвидеться, пока по льду Байкала возок ехал, а я задремал. Но ведь судьба «Петропавловска» и «Рюрика» отнюдь не случайна, и императрица скоро родит смертельно больного наследника, которого нарекут Алексеем. А ведь их потом всем семейством расстреляют — ужасную кончину все примут…

Генерал осекся, понимая, что подробности приводить не стоит. А он знал — встретился случайно в двадцать третьем году с очевидцем, тот даже похвалялся, что двух царевен штыком добил, в грудь втыкая — а из-под порванного платья жемчужины от ожерелья посыпались, спрятанные. И можно было подумать, что лжет этот негодяй, нет, кои какие детали указал, что явно свидетельствовали о сказанной правде. Пусть даже в нее поверить трудно, в здравом рассудке пребывая.

— А какая у нас судьба будет, ты не знаешь?

— Покинете Россию в восемнадцатом году, это все что до меня доходило — во Францию уедете, и сын Феликс с вами с супругой княгиней Ириной Александровной, дочерью великого князя Александра Михайловича…

— Так она еще ребенок, ей девять лет всего!