Поцелуй возлюбленного - Мэри Блейни

– Мисс Лолли Осторожная, я предпочел бы знать твое полное имя. Нет никакой причины мне лгать, поскольку ты сейчас в беде, а Большой Сэм побьет тебя за непослушание.

Любая жизнь заслуживает того, чтобы ее спасти, но ведь и он спасает ее не от ссоры с любовником.

Глаза ее сверкнули гневом, и Майкл обрадовался.

– Сэм никогда меня не обидит. – Лолли поднесла ладонь к горлу и закончила: – И не бросит.

Она снова легла и закрыла глаза. Именно глаза придавали ее лицу живость. С закрытыми глазами она напоминала херувима. И это было отнюдь не притянутое сравнение, хотя ее попытки уколоть его свидетельствовали о том, что вполне уместно было сравнить ее со злючкой.

Стало быть, его лесная нимфа замужем за Большим Сэмом. Или это ее дружок. Хотелось надеяться, что Большой Сэм – крупный мужчина и они услышат его приближение. Если он пытается найти ее. Если это не так, если он крепко спит в своей кровати, он заслуживает порки, и Майкл будет счастлив привести это в исполнение. Он не считает, что подобное наказание велико для мужчины, который оставил женщину в таком положении.

Отогнав образ кровавого Большого Сэма на задворки своего сознания, Майкл наклонился.

– У Лолли и Большого Сэма имеется фамилия?

С минуту она выглядела смущенной, затем колеблющейся и наконец, приняла решение. Глаза говорили за нее. Она покачала головой, не желая или боясь поделиться дополнительной информацией.

– Значит, пока что остановимся на Лолли. – Он мог бы представиться как отставной французский гвардейский капитан Рауль Дессо, что было гораздо честнее, чем ее желание называть себя явно придуманным именем Лолли.

Но он покончил с ложью, напомнил себе Майкл, и Рауль остался в прошлом. Отныне он намерен говорить только правду, хотя это может погубить его в течение недели, если вообще сработает.

– Здравствуйте, мисс Лолли. Меня зовут Майкл Гаррет.

Глава 3

Он сказал, что его зовут Майкл Гаррет и что он здесь для того, чтобы спасти ее. Очень даже удобно.

Оливия закусила губу, чтобы не расплакаться. Даже в самых кошмарных снах она не оказывалась в столь унизительном положении. Быть найденной в лесу, голой. И так ли уж хорошо, что ее спаситель ей совершенно незнаком? Она вытерла слезы, скатившиеся по щеке.

Они находились где-то в Пик-Дистрикт, она была в этом уверена: Никто не заходит сюда до июня. Горы ведут себя предательски вплоть до того момента, пока не растает последний снежный сугроб. Об этом знали все.

Оливия свернулась в клубок и закуталась в шинель, забившись в угол, образованный стволом упавшего дерева и пнем. У кого-нибудь возникнет потребность спасти ее от ее спасителя?

Ноющее горло напомнило о том, что она должна позаботиться о себе. Один раз она избежала беды. Если понадобится, она сделает это снова.

Человек, который захватил ее, утверждал, что ее едва не задушили по ошибке. Если бы она не сопротивлялась, этого не случилось бы. Гнев взял верх над страхом.

Конечно же, она сопротивлялась, А чего они ожидали от нее? Чтобы она ждала, когда ее изнасилуют и убьют? Когда они напоили ее лауданумом, она хотела вообще не просыпаться.

Майкл Гаррет. Это имя он наверняка выдумал. В нем было нечто такое, что вступало в противоречие со столь простым именем и его одеждой.

У него был вид джентльмена, который переживал сейчас не лучшие времена. Его шинель была практична и удобна в носке, лошадь хорошо откормлена, но эта кобыла была ужасно несимпатичной пегой масти.

Однако, несмотря на свою страшилку-лошадь и поношенную одежду, спаситель определенно владел ситуацией. Когда он держал Оливию на руках, она поняла, что надежды убежать у нее нет. Да она даже и не была уверена в том, что хотела бежать. Что это за магия?

Даже природа шла ему навстречу. Впервые за эти дни не было дождя, и влажные сучья и ветки горели дружно и жарко, словно повинуясь его приказаниям.

Тепло растекалось по телу тем маленьким блаженством, которое напомнило ей о холодных утрах, когда кухня была единственным уютным местом в доме. Ноги и руки впервые за это время согрелись. Она шевелила пальцами, не боясь, что они отвалятся. Уже за это тепло она будет благодарна ему, даже если Майкл Гаррет вовсе не такой уж благородный, как представляется.

Вскоре ее ноги согрелись по-настоящему. Она втянула их под шинель и стала растирать икры, скорчившись и изо всех сил стараясь не дрожать.

Почему она должна верить, что он не один из них? А если он один из них, то он определенно их главарь.

Страх обострил в ней гнев, заставил быстрее заработать мозги.

Его акцент был иным, чем у ее похитителей. Его английский не позволял определить, откуда он родом, словно он обучался у человека, который требовал, чтобы он говорил на совершенно правильном языке.

Это свидетельствовало о том, что Майкл был вовсе не тот, за кого себя выдает. Возможно, он провел много лет в другой стране, говорил на другом языке, и английский стал для него иностранным?

Майкл открыл седельную сумку, и Оливия увидела, что он достал фляжку и откупорил ее.

– Это бренди. Будет жечь, но, думаю, эта жидкость подлечит вам горло.

Оливия отрицательно покачала головой, сделав это весьма энергично.

– Это поможет вам согреться, – не отступал Майкл. Скорее вырубит сознание.

Она не сказала это вслух, но он словно услышал ее.

– Ага, вы боитесь, что я подсыпал сюда что-нибудь, что я собираюсь опоить вас. – Он сделал хороший глоток из фляги и сунул ее в ладонь Оливии. – Это безвредно. Настолько безвредно, насколько может быть безвредным бренди. Поскольку я не отношусь к слишком богатым, я слегка разбавил его водой.

Испытывая отчаянное желание смочить горло, Оливия взяла флягу. Потом вытерла горлышко рукавом его шинели и попробовала бренди. Жидкость прошла на удивление легко, тепло распространилось по телу почти мгновенно.

– Вы раньше пили бренди? – спросил он. Она кивнула, хотя это не его забота.

– Держите флягу при себе, но расходуйте экономно. А я поищу рубашку. – Он снова принялся рыться в седельной сумке.

Глядя на огонь, Оливия изо всех сил старалась побороть возрастающую панику, убедить себя, что он не желает ей зла.

Может быть, он солдат? На нем не было медали за Ватерлоо или униформы, он ничем не был похож на военных, которые останавливались в Дерби.

И тем не менее, что-то в нем выдавало солдата. Он носил свою одежду гордо, как военный, а не потому, что был денди. Если бы он относился к разряду этих пустых лондонских щеголей, он бы жаловался на грязь или на то, как она обращается с его шинелью. Он же все время был занят поисками того, как ее обогреть и поддержать в ней жизнь. Почему?