Странник - Сурен Цормудян

Тварь жаждала мести за рассекреченное гнездо, гранату и пулю в челюсть. Однако здесь у Сергея были преимущества. Погоня происходила на узкой улице, с нависающими тут и там погнутыми столбами и запутанными остатками проводов проходившей тут когда-то троллейбусной линии. К тому же человек двигался пригнувшись, стараясь не поднимать голову над разбитыми легковушками.

Но бестия никак не желала сдаваться. Она то и дело находила свободное пространство, и Сергей чувствовал, как его обдавало ветром от ее крыльев. В яростной злобе тварь била по крышам машин, мимо которых он прошмыгнул мгновение назад, отрывала дверцы и даже опрокидывала сами автомобили, стремясь прихлопнуть врага.

— Я тоже по тебе соскучился, стерва! — отчаянно вопил Бум, едва увертываясь от ее атак.

Вдруг раздался свист, и впереди что-то загрохотало, озаряя ночь яркими всполохами. Пулемет! Какое это было счастье — слышать, как грохочет пулемет! Сверху доносились хлопки разрываемых перепонок крыльев проклятой твари. Бестия заверещала и вильнула в сторону. Врезалась в покосившийся столб. Рухнула на землю. Ее достали и там. Кто-то работал огнеметом. Снова загрохотали выстрелы. Летающая тварюга билась в агонии, верещала и горела.

— Сюда! — послышался крик. — Быстрее!

Сергей бросился на человеческий голос. Впереди уже маячил силуэт станции Тульская.

— Серега! Ты?!

— Я, черт вас дери! — радостно воскликнул Бум.

— А мы думали — все! Вчера не вернулся, значит, край тебе!

— Хрен вам! Не дождетесь!

Такие замечательные человеческие руки подхватили его и помогли двигаться быстрее. Тут, возле входа на станцию, было пятеро других сталкеров.

— Ты Сеню не встречал? — спросил тот, что справа.

— Кого?

— Сеню, Кубрика!

— Нет! Мужики, вы в курсе, что горгоны ходят?

Слева снова заговорил пулемет.

— Чего?

— Горгоны, говорю, ходят!

— Иди ты!

— Сам иди! А что там с Кубриком?

Впереди вырос массивный сталкер с огнеметом.

— Да час назад вышел с нами на связь, откуда-то в районе Нагатинской. Сказал, что слышит детский плач, пошел искать…

— И что?

— И все! Двадцать минут назад вызывали его — в рации только треск и плач ребенка. А он не отвечает.

— Плохо дело.

— А ты сам как?

— Такое расскажу — не поверите! — радостно воскликнул Маломальский.

— Спускайся в метро, Бумажник! После байки свои расскажешь! — крикнул тот, что слева.

— А вы чего?! Полнолуние же!

— А то мы не знаем! Надо Сеню найти.

— Мужики! Имейте в виду, горгоны ходят!

— Ага! И коровы летают! — хихикнул кто-то.

— Я серьезно, черт вас дери!

— Ладно, учтем. Хоть ты вернулся, и то слава Богу. Проваливай в метро! Ты сейчас после своего выхода нам не поможешь, скорее, обузой будешь! Так что вали домой, там уже панихиду по тебе справляют. Глядишь, успеешь поприсутствовать.

— Такое нельзя упускать! — засмеялся Сергей и нырнул в чернеющий вход станции Тульская.

Он спускался по ступенькам эскалатора домой, в подземелья Москвы.

Выйдя из мрака на освещенную скудным красноватым светом станцию, Сергей почувствовал невероятное облегчение. Только обращенные на него внимательные взгляды людей немного смущали. Здесь его хорошо знали, и некоторые считали, что задневавший на поверхности сталкер уже не вернется.

А Маломальский вернулся всем врагам назло. Сейчас он чувствовал неимоверную усталость, и, хотя проспал целый день в той злополучной квартире, сейчас у него было лишь одно желание: добраться до своей койки и уснуть снова. В тишине. В безопасности. Он лениво отмахивался от любопытствующих жителей станции, пристававших к нему с вопросами.

— Потом… — бормотал Сергей. — После…

Наконец сталкер добрался до своей палатки, рухнул на жалобно заскрипевшую койку и закрыл глаза. Какое блаженство — спать на кровати под одеялом! Одно из немногих удовольствий, оставшихся от прежней жизни.

Ему почти никогда ничего не снилось. Хотя он тосковал по тем временам, когда сновидения посещали его: во сне он мог встретиться с Ритой. С Ритой, которая не успела добраться до метро и осталась на поверхности навсегда.

Раны на сердце не заживают.

Глава 2

Гость

Разбудили его ноющие ноги. Надо было не полениться и скинуть ботинки, которые он не снимал уже несколько суток. Сергей, нехотя поднявшись, уселся на краю койки. Повернул голову, морщась и растирая затекшую шею ладонью.

У входа сидел в инвалидном кресле седой человек с морщинистым лицом и глубоким шрамом на левой скуле. Он разглядывал отметины на рюкзаке Маломальского, оставленные когтями летающей твари.

— Здорово, Казимир, — хрипло буркнул Сергей. Первое слово после долгого и глубокого сна всегда звучало как-то странно, словно не своим голосом.

— Напугал же ты нас, Бумажник, — вздохнул Казимир, укоризненно качая головой.

— В смысле?

— Тут уже никто не надеялся тебя живым увидеть. Да и вообще… увидеть.

— Ну, брось! — Сергей зевнул. — Все знают, что я везунчик.

— Ага. Я когда-то тоже так думал про себя, — невесело усмехнулся старик и мельком взглянул на обрубки ног, от которых не осталось ничего ниже колен.

Казимир сам был опытным сталкером. Именно он учил Сергея этому нелегкому ремеслу, и это от него Маломальский перенял глубокое убеждение, что удачливый сталкер — одиночка. Звучит парадоксально и сомнительно, но в том, что отправляться наверх одному безопаснее, чем в группе, Сергей был глубоко убежден. И хотя со временем Казимир пересмотрел свои взгляды и признал эту аксиому не абсолютной, Бумажник все-таки придерживался его старого правила. Один человек меньше привлекает внимание всей той нечисти, которой кишит город. Он рассчитывает только на себя, поэтому более собран и лучше слышит свой внутренний голос. Когда ты один, тебе не надо отвечать за кого-то еще, кто может подвести или, сам попав в беду, по глупости или легкомыслию утянуть за собой в непоправимость смерти и тех, кто кинется ему помогать. Хотя, если уж быть до конца честным перед самим собой, то еще не факт, что Бум сидел бы сейчас на своей койке, не встреть его у входа на станцию группа хорошо вооруженных товарищей.

— Ну ладно, не нагнетай. Я ведь вернулся в полном порядке! — И Сергей, улыбнувшись, подмигнул Казимиру.

— Ты — да. А вот группа Лося — нет.

Сталкер с раскрытым ртом уставился на своего бывшего наставника.

— То есть как?!

— Да вот так. Вышли прочесать окрестности, — по твою, кстати, душу и по душу этого раздолбая Кубрика, — и не вернулись. Потом дозоры с южного и северного портала поднимались и обследовали все рядом с входом. Никого. Углубляться в город не стали, чтобы и самим не сгинуть. Еще и полнолуние это… — Старик вздохнул.

— Погоди, но ведь это они меня встретили у входа. Лось сказал, что Кубрик где-то в районе Нагатинской в руинах плач детский слышал и пошел смотреть. Сколько времени прошло?

— Часов восемь. — Казимир пожал плечами.

— Но ведь это не срок. Чего раньше времени ребят хоронишь? — Сергей нахмурился.

Он вдруг подумал, что если бы не его задержка, то и им не пришлось бы подниматься в полнолуние из метро. Хотя… Был же еще Кубрик…

— Да не хороню я. Но все равно в полнолуние выйти — это, знаешь…

— Знаю, сам только что оттуда. И ничего, как видишь.

— А что там с Кубриком, говоришь? Плач детский? У Нагатинской?

— Так Лось сказал.

— Интересно. Эта станция ведь заброшена, — задумчиво хмыкнул Казимир.

— Да, но ребенка-то он слышал на поверхности. В руинах.

— Как же так? Погоди… — Казимир послюнил указательный палец и извлек из внутреннего кармана своего старого военного сюртука сложенный вчетверо лист плотной бумаги, испещренный мелкими надписями.

Листок выглядел довольно потрепанным, и не случайно: на нем Казимир, еще будучи сталкером, нарисовал карту их мира. Это была схема-путеводитель Московского метрополитена. Очень похожая на те, которые печатали когда-то в другой жизни на оборотной стороне рекламных проспектов или вешали в вагонах электропоездов. Только карта эта отражала реальную действительность их новой эры. Там были отмечены станции Ганзы, к которым относилась и Тульская. Красная линия коммунистических станций. Полис и Четвертый рейх, где окопались неофашисты. Значились обвалы, затопления, различные угрозы. Белые пятна, которые предстояло исследовать. Периодически Казимир вносил туда коррективы, когда где-то менялась власть или жилая станция становилась вымершей, как это случилось, например, давным-давно с Тимирязевской, опустошенной лавиной крыс. Напротив Тимирязевской, правда, у Казимира стоял вопросительный знак, потому что о ней ходили разные слухи… Поговаривали, что у сожранной крысами станции появились новые обитатели.