Сумерки - Андрей Бурцев

- Да, Томша, да... - плохо соображая, поддакивал Витька. - Мы им еще покажем... Черная полоса... кончится...

И он снова налил себе и ей, а потом долго тряс бутылку над своей рюмкой, выдавливая последние капли, и, конечно, уронил ее. Брызнули осколки синей рюмочки.

- На счастье... счастье, - бормотал Витька, подбирая осколки со стола и пытаясь сложить их в целую рюмку.

Потом он вдруг очутился в постели, почему-то уже раздетый, до подбородка закрытый одеялом.

Шторы были отдернуты и в комнате плавал сумрак, когда видно вроде отчетливо, но все кажется незнакомым и чужим, словно попал не в свой дом. Из-за неплотно прикрытой двери пробивалась полоска света и слышался раздраженный голос Тамары, укладывающей спать пацанов.

Во рту было шершаво, кружилась голова, но вставать и идти за водой не хотелось, а звать Тамару нельзя, потому что ребятишки, наверное, уже засыпают. Полоска из-за двери погасла, но темнее от этого не стало. Скрипнула дверь и вошла Тамара. В руке она что-то держала и вытягивала руку далеко вперед, словно боясь приблизить к себе это.

- Что это? - спросила она, подходя к кровати.

Это был тугой газетный сверток. Два сочных лимончика, как сказал Леха.

- Это... - с трудом проговорил Витька.

- Ты куртку повешал мимо вешалки, - ровным голосом продолжала Тамара, неподвижно стоя возле кровати. - Я стала поднимать, а оно вывалилось из кармана.

Она замолчала. Молчал и Витька. Он лежал и даже не пытался ничего придумать. Мысли не мельтешили, ища выхода из положения, в голове вообще не было мыслей, одна лишь наполненная тошнотой и кружением пустота.

- Что это? - повторила Тамара. Она вся была какая-то окаменевшая.

- Это... это...

Пустота и нет мыслей, а может, их никогда и не было, может, он до сих пор лишь воображал, что думает, и только теперь, в минуту пьяного прозрения понял, что у него никогда не было мыслей.

- Это деньги, - сама ответила Тамара. Двигаясь, как заводная кукла, она развернула газету, и в сумраке, в котором еще все видно, зажелтели пятидесятитысячные. - Много денег. Я никогда не держала в руках столько денег. Откуда они?

- Это... это деньги...

- Я вижу, - спокойно, слишком спокойно сказала Тамара. - Откуда?

Сказать правду? Но лопалась версия с днем рождения заведующей, дальше тянулась ложь с обещанием не водить компанию со старыми приятелями и многое, многое другое. Соврать? Но что можно соврать, когда у него нет и даже вообще не было мыслей?

И тут Витьку осенило...

4

Витька вошел через задние двери в магазин. Бодрый навеселе. Было полдевятого утра, а бодрый он оттого, что, встав, похмелился стопочкой водки, которую долго и тщательно прятала от него Тамара, и когда он сегодня встал - желтый, помятый, с сосущей тошнотой в животе и опухшими глазами, выдала ему по такому случаю.

Из-за спины в открытые двери магазина щедро вливало свет взбирающееся на небо солнце, а пока он шел на работу, под ногами похрустывали замерзшие за ночь лужи.

"Гастроном" был в конце улицы, носящей звучное имя Чайковского, где жил Витька. Открывался он в девять, так что Витька на работу явился без опоздания. Он был сегодня хорошим. Он собирался быть хорошим весь день, чтобы не вспомнили о вчерашнем самовольном уходе с работы, но быть хорошим ему не дали.

Войдя, он тут же напоролся на заведующую Инну Константиновну. Она словно специально ждала Витьку у входа невысокая, молодящаяся женщина далеко за сорок, всегда густо накрашенная, с неуклюже-толстыми ногами и крутыми бедрами. Она стояла в белом расстегнутом халате, из-под которого выглядывало платье с богатой вышивкой, уперев руки в бока и уставив на Витьку недобрый взгляд выпуклых коричневых глаз с золотыми искрами.

- Здрасьте, Инн Константинна, - опустив голову, пробормотал Витька, собираясь прошмыгнуть мимо нее. Но не вышло.

- Явился, голубчик! - Инна Константиновна не переменила позы, только глаза выпучились еще сильнее. Голос был нарочито-неприятный, с визгливыми нотками. - Ты что, думаешь, работать мы за тебя будем? А?

- А что?.. Да я ничего. Что случилось-то? - Витька теребил края расстегнутой куртки, внимательно разглядывая бетонный пол с обрывками упаковочной соломы. Стыдно не было, но он знал - надо показывать смущение и раскаяние, и показывал, как умел. Голос заведующей больно прокатывался в висках.

- Что случилось? - Она не кричала, но все интонации были крикливыми. - Вчера молочные, понимаешь, привезли, а его нет! Где ты шлялся после обеда? А? Зойка с Клавкой взопрели, таская ящики, а его нету!

За спиной Инны Константиновны появилась Зойка, молодая бойкая девица, острая на язык и всегда как-то раскрывавшаяся навстречу каждому, но, увидев начальство во гневе, тут же скрылась в зал к первым покупателям.

- Ну вот что, дорогой, я с тобой нянчиться больше не собираюсь! Хватит!

Когда это она с ним нянчилась? Витька работал в "Гастрономе" два месяца и все два месяца в рот не брал. Не считая вчерашнего.

- Напился вчера, да? Убежал и напился? Ну-ка, дыхни! Дыхни, дыхни! - Инна Константиновна, не снимая рук с бедер, надвинулась на него, наперла мягкой грудью. Витька знал, что пахнуть будет - водка дает запах сильный и стойкий, - но, не скрывая, дыхнул.

- Я-асно! - зловеще протянула Инна Константиновна. Мало тебе двух статей в трудовой! Я так и думала! Пойдем-ка, голубчик. Пойдем, пойдем ко мне.

"Ко мне" означало в ее кабинет - маленькую комнатушку со столом, тремя хромоногими стульями и сейфом, в дальнем конце подсобки. Инна Константиновна конвоировала Витьку, шла сзади, громко стуча каблуками по бетону, и только что не подталкивала его в спину. В кабинете указала на стул. Витька сел, не отрывая взгляда от деревянного вышарпанного пола.

- Этого больше не повторится, - пробормотал он привычную фразу.

- Пиши-ка заявление, голубчик. - Инна Константиновна уселась за стол, достала из ящика чистый лист бумаги, положила на стол и шлепнула сверху выдернутую из нагрудного кармана халата шариковую ручку. Ручка прокатилась по бумаге и замерла на ее краю.

- Какое заявление? - Витька вскинул взгляд, непонимающе уставился в лицо заведующей с черными шариками краски на ресницах.

- Об уходе, голубчик, заявление. По собственному. Будто не знаешь, как писать. - В голосе Инны Константиновны промелькнуло непонятное злорадство. - Думаешь, мы без тебя не обойдемся? Да нынче таких пучок на пятачок...

- Об уходе? - никак не мог понять Витька. - За один прогул? Да я всего-то один раз ушел вчера! - выкрикнул он ей в лицо.

- И достаточно. Учить вас надо, голубчики, учить. Все должно быть по справедливости. - Инна Константиновна совсем успокоилась и говорила почти ласково, с ухмылкой глядя на него. - Время-то нынче совсем другое. Отошла вам, пьянчугам, лафа. Ты вчера раз ушел, и я тебя сегодня раз уйду. Справедливо, а?