Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Аберкромби Джо

«Все. Сейчас он будет мой».

– Сознайся, Реус, – вкрадчиво прошептал Глокта, – и положи безболезненный конец сему прискорбному делу. Сознайся и назови своих сообщников; мы все равно уже знаем, кто они. Так будет легче для всех нас. Я не хочу причинять тебе боль, поверь, это не доставит мне никакого удовольствия. – «Мне его уже ничто не доставит». – Сознайся. Сознайся, и тебе сохранят жизнь. Ссылка в Инглию вовсе не так плоха, как про нее говорят. Ты будешь продолжать наслаждаться жизнью и честно трудиться на благо своего короля. Сознайся!

Реус сидел, уставившись в пол, и трогал языком свой зуб. Откинувшись на спинку стула, Глокта вздохнул.

– Или не сознавайся, – продолжал он, – и тогда я вернусь сюда со своими инструментами.

Иней выдвинулся вперед, и его массивная тень упала на лицо толстяка.

– Тело обнаружат в порту, – нежно шептал Глокта, – раздутое от морской воды и страшно изувеченное. Опознать его не будет никакой возможности.

«Он готов заговорить. Он созрел и вот-вот лопнет».

– Были увечья нанесены до или после смерти? – отстраненно задал он вопрос, адресуя его в потолок. – Был ли таинственный усопший мужчиной или то была женщина? Кто сможет сказать? – Глокта пожал плечами.

Раздался резкий стук в дверь. Лицо Реуса дернулось вверх, преисполненное новой надежды.

«Только не сейчас, черт возьми!»

Иней подошел к двери и приоткрыл ее. Из-за двери что-то сказали. Потом она закрылась, и Иней нагнулся, чтобы прошептать Глокте на ухо:

– Эфо Шекуфор.

Из косноязычного бормотания Глокта понял, что за дверью ждет Секутор.

«Уже?»

Глокта улыбнулся и кивнул, словно услышал хорошие новости.

Лицо Реуса помрачнело.

«Этот человек так ловко утаивал свои товары, почему же он не способен сейчас утаить свои эмоции? – Но Глокта сам знал ответ на свой вопрос. – Трудно оставаться спокойным, когда ты напуган, беспомощен, одинок и отдан на милость людей, не ведающих жалости. Кому, как не мне, это известно?»

Он вздохнул и самым утомленным тоном, какой только мог изобразить, спросил:

– Желаешь ли ты сознаться?

– Нет!

Свиные глазки пленника вновь наполнились решимостью. Он ответил на взгляд Глокты прямым взором и теперь сидел молча, настороженно, щупая языком зуб.

«Неожиданно. Очень неожиданно. Но, с другой стороны, мы ведь только начали».

– Что, Реус, зуб беспокоит? – Глокта знал о зубах все. Над его собственным ртом в свое время поработали лучшие мастера. Или худшие – это уж с какой стороны посмотреть. – Похоже, сейчас мне придется покинуть тебя на время, но пока меня не будет, я поразмыслю над твоим зубом. Очень серьезно обдумаю, что с ним можно сделать. – Он взял свою трость. – И мне бы хотелось, чтобы ты, в свою очередь, подумал обо мне, думающем о твоем зубе. А еще серьезнее ты должен подумать о своем признании. – Глокта с трудом поднялся на ноги, расправляя ноющую ногу. – Вместе с тем мне кажется, что самые обычные побои также пойдут тебе на пользу, поэтому я оставлю тебя на полчасика в компании практика Инея.

От неожиданности рот Реуса округлился. Альбинос поднял стул и вместе с толстяком неспешно развернул его к стене.

– Несомненно, Иней – самый лучший из всех, кто у нас имеется для дел подобного рода.

Иней вынул пару потрепанных кожаных перчаток и принялся аккуратно натягивать их на большие белые руки, палец за пальцем.

– Ты ведь всегда предпочитал только лучшее, не так ли, Реус? – договорил Глокта и направился к двери.

– Подожди, Глокта! – взвыл Реус через плечо. – Подожди, я…

Практик Иней накрыл рот толстяка рукой в перчатке и поднес палец к своей маске.

– Тф-ф‐ф! – прошипел он.

Дверь со щелчком закрылась.

Секутор ждал в коридоре. Он стоял, опираясь одной ногой о стену, насвистывал под своей маской что-то неопределенное и время от времени проводил рукой по длинным прядям волос. Увидев Глокту, Секутор выпрямился и слегка поклонился. Глаза его улыбались.

«Он всегда улыбается».

– Вас требует к себе наставник Калин, – произнес Секутор с местным простонародным выговором. – И кажись, в таком гневе я его никогда не видел.

– Секутор, бедняга, как ты, должно быть, перепугался. Ларец у тебя?

– У меня.

– И ты прихватил оттуда немного для Инея?

– Прихватил.

– И конечно, еще чуточку для своей жены?

– Конечно, – ответил Секутор, глаза его улыбались еще «шире», чем прежде. – Моя жена будет довольна. Если я когда-нибудь ею обзаведусь.

– Хорошо. В таком случае я поспешу на зов наставника. Я проведу там пять минут, после чего войдешь ты вместе с ларцом.

– Прямо так взять и вломиться к нему в кабинет?

– Вламывайся на здоровье. Хоть глотку ему перережь, мне не жалко.

– Я сделаю все, как вы говорите, инквизитор.

Глокта кивнул и повернулся было, чтобы идти, но вдруг снова посмотрел на Секутора.

– Только не надо и в самом деле глотку ему резать, слышишь?

Глаза практика опять улыбнулись, и он вложил в ножны устрашающего вида нож. Глокта закатил глаза к потолку и похромал прочь. Его трость клацала по плиткам, нога пульсировала от боли. Щелк, клац, боль – таков ритм его шагов.

Кабинетом наставнику служила просторная и богато обставленная комната, расположенная на одном из верхних этажей Допросного дома. Все здесь было слишком большим и слишком пышным. Из огромного окна, почти целиком занимавшего одну из обшитых деревянными панелями стен, открывался вид на ухоженные сады внизу. Столь же огромный, покрытый причудливой резьбой стол расположился в центре мягкого цветистого ковра из некой жаркой экзотической страны. Голова свирепого животного из страны холодной, но не менее экзотической висела над величественным камином, в котором горел слабый огонек, вот-вот грозящий потухнуть.

Однако кабинет казался маленьким и серым по сравнению с самим наставником Калином – упитанным, здоровым мужчиной лет под шестьдесят. Его намечающаяся лысина с избытком компенсировалась великолепными белоснежными бакенбардами. Калина считали личностью устрашающей даже в среде инквизиции, но Глокта уже давно ничего не боялся, и они оба знали это.

У стола высилось большое вычурное кресло, однако наставник не сидел в нем, а расхаживал взад-вперед по комнате, кричал и размахивал руками. Глокте он предложил расположиться в другом кресле – тоже роскошном, но явно очень неудобном.

«Хотя меня это не сильно беспокоит. Обычное неудобство – это для меня вполне приемлемо».

Пока наставник неистовствовал, Глокта развлекал себя, представляя над камином вместо свирепого северного зверя голову Калина.

«Он очень похож на свой камин, этот напыщенный болван. Выглядит внушительно, но внутри почти ничего нет. Интересно, как бы он вел себя на допросе? Пожалуй, я бы начал с этих его нелепых бакенбард…»

Впрочем, лицо Глокты являло собой маску внимания и почтения.

– На сей раз ты превзошел самого себя, Глокта, безумный калека! Когда торговцы шелком прознают о случившемся, они живьем сдерут с тебя кожу!

– С меня уже как-то сдирали кожу. Это возбуждает.

«Черт подери, держи рот на замке и улыбайся! Куда запропастился этот свистун, этот болван Секутор? Я с него самого сдеру кожу, когда выберусь отсюда!»

– О да, отлично, Глокта, очень смешно! Подумать только – уклонение от королевских налогов! – Наставник яростно воззрился на него сверху вниз, щетинясь бакенбардами. – От королевских налогов! – завопил он, и на Глокту полетели брызги слюны. – Да они все этим занимаются! Торговцы шелком, торговцы пряностями – все! Каждый чертов придурок, у которого есть корабль!

– Но на этот раз они даже не скрывались, наставник. Это было прямым оскорблением для нас. Я подумал, что мы просто обязаны…

– Ты подумал? – Калин обратил к нему багровое лицо, трясясь от ярости. – Тебе ясно было сказано: держаться подальше от торговцев шелком, торговцев пряностями, от всех крупных гильдий!

Он зашагал взад-вперед с еще большей скоростью, чем прежде.