Истина — пещера в Черных горах - Нил Гейман

Я говорю так, но время, которое я провел на Туманном острове — или, как зовут его мудрые люди, Крылатом острове, — не напоминает мне ничего, кроме него самого.

Черные горы отделяет от берега один день пути. Калум Макиннес поглядел на меня, коротышку вдвое меньше его, и пустился вперед размашистой походкой, словно предлагая мне состязание в скорости. Длинные ноги быстро несли его по сырой земле, густо заросшей вереском и папоротником.

Над нами мчались низкие облака, серые, белые и черные, то прячась друг за дружку, то выныривая обратно и снова прячась.

Я дал ему оторваться, позволил уйти в моросящий дождь и пропасть во влажной серой дымке. Тогда и только тогда я побежал.

Это один из моих секретов, тайна, которую я не открывал никому, кроме Мораг, моей жены, Джонни с Джеймсом, моих сыновей, и еще Флоры, моей дочери (да упокоят Тени ее бедную душу), — я умею бегать, и умею отлично: если понадобится, я могу бежать дольше, быстрее и увереннее, чем любой обычный мужчина. Именно так я и побежал тогда сквозь туман и дождь, выбирая места повыше и черные скалистые склоны, но следя за тем, чтобы он меня не увидел.

Сначала он опередил меня, но скоро я заметил его, догнал и обогнал, стараясь, чтобы между нами все время оставалась кромка холмистой гряды. В низине журчала речка. Я могу бежать без передышки целыми днями. Это первый из трех моих секретов, и одного из трех я не открыл еще никому.

Мы уже обсудили, где остановимся на ночлег в первый день на Туманном острове: Калум сказал мне, что мы проведем ночь под скалой, которая называется Охотники, потому что напоминает своим силуэтом старика и бегущего рядом пса, и я добрался до нее к вечеру. Под скалой было сухое укрытие, и те, кто побывал здесь раньше, оставили нам веток для костра и прутьев на растопку. Я развел костер и обсушился, выгнав из костей холод. Над вереском у скалы потянулся дымок.

Было уже темно, когда Калум ворвался в мое укрытие, и по его взгляду я понял, что он не ждал увидеть меня по эту сторону полуночи.

— Что тебя задержало, Кaлум Макиннес? — спросил я.

Он не ответил, только смотрел.

— Вот форель, сваренная в горной воде, а вот огонь, чтобы согреть кости, — сказал я.

Он кивнул. Мы съели форель, выпили виски, чтобы согреться как следует. В глубине нашего укрытия была навалена куча сухого вереска и папоротника, и мы легли на ней спать, плотно закутавшись во влажные плащи.

Посреди ночи я проснулся, почувствовав холод стали, — к моему горлу было прижато лезвие, повернутое плашмя. Я сказал:

— Зачем убивать меня темной ночью, Калум Макиннес? Ведь наш путь долог, и мы еще не добрались до цели.

— Я не доверяю тебе, карлик, — ответил он.

— Тебе надо доверять не мне, а тем, кому я служу, — сказал я. — И если ты, уйдя со мной, вернешься без меня, кое-кому станет известно имя Калума Макиннеса, и эти люди позаботятся о том, чтобы оно прозвучало среди теней.

Лезвие по-прежнему холодило мне горло. Потом Калум спросил:

— Как тебе удалось меня опередить?

— Так-то ты платишь мне за добро? Ведь я приготовил тебе костер и ужин. Останешься без меня — можешь и погибнуть, Калум Макиннес, да и не годится проводнику творить то, что ты задумал. Убери кинжал от моего горла и дай мне поспать.

Он ничего не сказал, но спустя несколько секунд лезвие исчезло. Я подавил вздох и старался дышать как можно тише, надеясь, что он не услышит стука сердца в моей груди, но в ту ночь я больше не спал.

На завтрак я сварил кашу, бросив в нее несколько слив, чтобы размягчить их.

Горы стояли впереди, черные и серые на белом небе. Над головой у нас кружили гигантские орлы с растрепанными крыльями. Калум уже не пытался убежать, и я шел рядом с ним, делая на каждый его шаг по два своих.

— Сколько еще? — спросил я.

— День. Может, два. Зависит от погоды. Если облака опустятся, то два дня, если не все три…

К полудню облака и впрямь спустились, накрыв мир туманом, который был хуже дождя: капли воды висели в воздухе, впитывались в нашу одежду и кожу, а скалы сделались предательски скользкими, и мы с Калумом ступали осторожно, замедлив подъем. Мы не карабкались по склону, а поднимались по козьим тропам, петляющим меж острых утесов. Скалы у нас под ногами были черные и мокрые, и мы шли, ползли, взбирались по ним шаг за шагом, оскальзываясь и спотыкаясь, но даже в тумане Калум знал, куда идет, и я не отставал от него.

Он остановился у водопада, преградившего нам путь, толстого, как дубовый ствол. Сняв с плеча тонкую веревку, он привязал ее к скале.

— Раньше его здесь не было, — сказал он. — Я пойду первым.

Он обвязал другой конец веревки вокруг пояса и двинулся дальше, прямо в падающую воду, прижимаясь телом к влажному скалистому обрыву, медленно и осторожно нащупывая путь под блестящим водяным пластом.

Мне стало страшно за него, страшно за нас обоих; я затаил дыхание и снова набрал в грудь воздуху, только когда он очутился по ту сторону водопада. Он проверил веревку, подергав за нее, и махнул мне, приглашая следовать за собой, но тут скала у него под ногами подалась, он соскользнул по мокрому склону и полетел в пропасть.

Веревка выдержала, и скала, к которой она была привязана, тоже. Калум Макиннес повис над бездной. Он посмотрел на меня, и я вздохнул, уперся подошвами в крепкий уступ и принялся понемногу тянуть его вверх. Мало-помалу я вытащил его на тропу — он промок насквозь и сыпал проклятиями.

— А ты сильнее, чем кажешься, — заметил он, и я мысленно обозвал себя дураком. Наверное, он понял это по моему лицу, потому что затем, отряхнувшись (как пес, так что брызги полетели во все стороны), заговорил снова:

— Мой сын, Калум, рассказал мне твою историю о том, как за тобой пришли Кемпбеллы и жена отправила тебя в поле, как они подумали, что она твоя мать.

— Это была просто выдумка, — ответил я. — Байка, чтобы скоротать время.

— Да ну? — сказал он. — А я ведь и правда слыхал, как несколько лет назад Кемпбеллы снарядили целый отряд, чтобы отомстить вору, угнавшему их стадо. Они отправились искать его, но так и не вернулись. Если малыш вроде тебя способен покончить с дюжиной Кемпбеллов… тогда ты, должно быть, и впрямь силен, да еще и быстр.

И уж точно глуп, уныло подумал я. Надо же было рассказать мальчишке эту историю!

Я перебил их одного за другим, как кроликов, когда они выходили справить нужду или посмотреть, что случилось с друзьями; я успел убить семерых, прежде чем жена убила своего первого. Мы похоронили их в лощине, сложив сверху кучку камней, чтобы их духи не гуляли по земле, и нам было грустно — потому что Кемпбеллы проделали такой дальний путь, чтобы убить меня, потому что нам пришлось вместо этого убить их.