Секрет Жавотты - Альфред Мюссе

— Несомненно! — подхватила маркиза. — И если бы человек вздумал взять пример с особ тонкинской породы и поселиться в лесной чаще, то у его внуков на голове непременно выросли бы рога. А из этого следует, — закончила она, легонько хлопнув Тристана по руке своим букетом, — что корчить из себя дикаря — большая ошибка; это никому не идет на поль. зу.

— Верно, — поддакнул Ла Бретоньер. — Дикость — большой порок. ~—

— И все же дикость лучше, нежели известного рода прирученность, — ответил Тристан.

Ла Бретоньер таращил глаза: он не знал, злиться ли ему или нет.

— Да, — сказала г — жа де Бервиль маркизе, — вы совершенно правы. Пожурите, прошу вас, этого гадкого мальчика, который вечно скачет по большим дорогам, а нынче вечером опять хочет покинуть нас и отправиться в Париж. Запретите ему ехать!

Г — жа де Вернаж, несколько минут назад ни единым словом не попытавшаяся удержать Тристана от поездки, теперь, когда ее попросили, пустила в ход всю свою настойчивость, все свои чары. Бросая на Тристана обольстительные взгляды, она с неотразимой улыбкой доказывала ему, что его затея — всего лишь шутка, что в Париже ему нечего делать, что охота на Тонкинскую свинью занимательнее и важнее всего на свете, и, наконец, торжественно пригласила его приехать на другой день завтракать в Ренонваль. На каждый комплимент, который ему отпускала маркиза, Тристан отвечал ни к чему не обязывающим полупоклоном, спасительным для тех, кто не знает, что сказать; было ясно — его терпение подвергается тяжкому испытанию. Г — жа де Вернаж не стала дожидаться отказа, который могла предвидеть: сказав то, что считала нужным, она отошла от Тристана и занялась чем‑то другим, словно кончила читать свою роль на репетиции.

«Что все это означает? — продолжал спрашивать себя Арман. — Кто считает себя оскорбленным? Брат? Ла Бретоньер? ' И чего тут надо маркизе?»

И в самом деле, поведение г — жи де Вернаж трудно было понять. То она выказывала Тристану подчеркнутую холодность, полнейшее безразличие, то вдруг обходилась с ним более непринужденно и кокетливо, чем обычно.

Сорвите‑ка мне вот эту ветку, — говорила она ему, — поищите мне ландышей. Сегодня вечером у меня гости, я хочу быть вся в цветах, надеть платье во славу ботаники, а на голову водрузить целый сад.

Тристан повиновался — ничего другого ему не оставалось. Вскоре в руках у маркизы оказался сноп цветов, но ни один цветок ей не нравился.

— Вы, видно, не знаток в этом деле, — говорила она молодому человеку, — вы плохой садовник; вы всё ломаете и думаете, что отлично справляетесь, раз вы искололи себе пальцы; но это не так; вы не умеете выбирать.

При этих словах она безжалостно обрывала цветы и листья с принесенных им веток, а затем роняла их наземь и на ходу отбрасывала носком башмачка с тем равнодушным пренебрежением, которое зачастую без видимого намерения причиняет столько зла.

Посреди парка протекала речушка, через которую был пере-: брошен деревянный мостик, давно уже обветшавший; несколько досок, однако, еще уцелели. Ла Бретоньер по своему обыкновению заявил, что пройти по ним опасно, и предложил вернуться в замок другой дорогой. Маркиза все‑таки решила перебраться на ту сторону и, опередив всех, уже хотела было ступить на доски, но г — жа де Бервиль стала убеждать ее, что мостик действительно прогнил насквозь и что она рискует свалиться в воду.

— Да полно вам! — воскликнула г — жа де Вернаж. — Вы клевещете на эти доски, чтобы похвастать глубиной вашей речушки; а если я вздумаю поступить как Конде[2], — что тогда будет?

Маркиза рассчитывала вернуться домой верхом, поэтому в руке у нее был хлыст. Она с размаху швырнула его через речку, на островок.

— Вот, господа, я и бросила свой маршальский жезл неприятелю,'—продолжала маркиза. — Кто из вас сходит за ним?

— Вы поступили весьма опрометчиво, — изрек Ла Бре-* тоньер, — хлыст очень красив, ручка — превосходной резьбы.

— А будет ли хоть достойная награда? — спросил Арман.

— Фи, фи! — воскликнула маркиза. — Вы торгуетесь, когда речь идет о славе! А вы, господин гусар, — прибавила она, обращаясь к Тристану, — вы что скажете? Перейдете?

Тристан, видимо, колебался; его не страшили ни опасность, ни мысль показаться смешным; его возмущало, что из‑за такого пустяка ему бросают вызов, Он нахмурился и холодно ответил:

— Нет, сударыня.

Увы! — сказала г — жа де Вернаж, вздохнув. — Будь здесь бедняга Фанор, он давно уже вернул бы мне хлыст.

Стоя у мостика, Аа Бретоньер с глубокомысленным видом тыкал в доски своей тростью, а маркиза, слегка опершись на сломанную перекладину, заменявшую перила, забавлялась тем, что раскачивалась на этих досках над водой; вдруг она с чарующей живостью грациозно промчалась по мостику и начала резвиться на островке. Арман хотел было удержать ее, но Тристан взял брата под руку, размашисто шагая, увлек его в уединенную аллею и, удостоверившись, что поблизости никого нет, сказал ему:

— Мое терпение на исходе. Надеюсь, ты не считаешь меня глупцом, который способен рассердиться из‑за шутки; но эта шутка имеет свою подоплеку. Знаешь, зачем маркиза пожаловала сюда к нам? Она намерена дразнить меня, забавляться моим гневом, испытывать, до каких пределов я буду сносить ее дерзкие выходки; она знает, до чего может довести ее хладнокровное издевательство! Презренная дура! Презренная женщина! Вместо того чтобы уважать мое молчание и дать мне спокойно отдалиться от нее, она нарочно приезжает к нам потешить свое жалкое тщеславие и кичиться тем, что я свято храню тайну, которую вправе был бы разгласить!

— Объясни же, наконец, что случилось! — воскликнул Арман.

— Я скажу тебе все, ведь, в конце концов, это и тебя касается, раз ты мой брат. Помнишь — вчера вечером, когда мы беседовали в пути и ты мне наговорил столько дурного об этой женщине, я на минутку спешился у перекрестка Рош? Там на земле лежала веточка ивы, ты и не заметил, как я ее поднял. Эту веточку воткнула в песок госпожа де Вернаж. Только что она смеялась, когда заставляла меня ломать ветки на деревьях, но та веточка имела особое значение: она была оставлена мне в знак того, что дети маркизы отправились с гувернанткой к ее Дядюшке в Бомон, что Аа Бретоньер не приедет к обеду и что я могу оставить лошадь у фермера Элуа, чтобы слуги не проснулись, если я уеду из Ренонваля поздней ночью.

— Черт возьми! — сказал Арман. — И все это передал ивовый прутик!

— Да; и лучше бы я отшвырнул его ногой, как маркиза сейчас отшвыривала наши цветы; но я тебе говорил, да ты и сам видел, я был от нее без ума. Как странно! Еще вчера я ее обожал, был полон страсти, я жизнь отдал бы за нее, а сегодня…

— А сегодня что?

— Послушай: чтобы ты понял все, я должен сперва рассказать тебе маленькое приключение, которое случилось со мной в прошлом году. Так вот: на маскараде в Опере я познакомился с гризеткои или модисткой — толком не знаю. Произошло это довольно странным образом. Она сидела рядом со мной, и я не обращал на нее никакого внимания, как вдруг ко мне подошел поздороваться Сент — Обен — ты его знаешь. В ту же минуту моя соседка, словно в испуге, спрятала головку у меня за спиной и щепотом стала умолять меня вывести ее из затруднительного положения, а для этого — предложить ей руку и пройтись с ней по фойе: отказать ей было невозможно. Я вышел вместе с ней, и Сент — Обен остался один. Затем она рассказала мне, что Сент- Обен был ее любовником, что она его боится, так как он ревнив, и что она всячески избегает встреч с ним. Таким образом, я вдруг оказался в глазах Сент — Обена его удачливым соперником — ведь он узнал свою гризетку и с кислой миной пошел за нами следом. Что тебе сказать еще? Мне представилось забавным принять как бы всерьез ту роль, которую мне навязал случай. Я пригласил девицу ужинать. На другое утро Сент — Обен пришел ко мне и пытался затеять ссору. Я рассмеялся ему в лицо и без особого труда урезонил его. Он охотно согласился, что немыслимо драться на дуэли из‑за молодой особы, которая бегством на маскарад спасается от ревнивого любовника. Мы обратили всю эту историю в шутку и вскоре начисто забыли о ней; как видишь, большой беды тут не было.

— Разумеется, нет, я не вижу во всем этом ничего серьезного.

— Послушай, что произошло теперь. Ты знаешь, Сент — Обен иногда встречается с госпожой де Вернаж. Он гостил и у нас и в Реионвале. Так вот, сегодня ночью, когда маркиза, сидя возле меня, слушала со своим всегдашним царственным видом все те бредни, какие только приходили мне в голову, и, улыбаясь, примеряла это кольцо, которое — благодарение богу! — все еще у меня на пальце, знаешь, что ей вздумалось сказать мне? Что ей рассказывали об этом маскарадном приключении, что она знает о нем из достоверного источника, что Сент — Обен будто бы обожал эту гризетку и был в отчаянии, когда она его оставила, что, решив отомстить, он потребовал от меня удовлетворения, что я уклонился от дуэли и что тогда…