Психоделика. Книга для мертвых - Юрий Валерьевич Литвин

Есть те, что в тоннель лазят, за интересом. Просто так, поглядеть, чего там во тьме?

Есть еще забавники, станут на краю платформы, голову в туннель сунут и смотрят туда, смотрят тупо. Дежурная по громкой связи орет, аж разрывается, а товарищу хоть бы хны. Пока поджопник от милиционера не получит, не угомонится.

Некоторые лезут в тоннель с улицы через вентиляционные киоски, таких отлавливает милиция и штрафует за порчу имущества. Ибо режут суки сетку рабицу, а бывало, что и двери.

Забравшись же внутрь столько можно всего придумать, что аж дух захватывает. Тут и краской из баллончика можно полметрополитена разрисовать, и украсть что-нибудь и напугать кого-то до полусмерти. Короче, гуляй – не хочу.

Можно еще просто на рельсы с платформы спрыгнуть, а потом назад влезть, попугать кого-нибудь. Не с целью самоубийства, просто так. Кстати если счеты свести с жизнью возжелаешь, то тоже с умом надо под электричку сигать, а то сигают многие, а результат у всех разный. Ну да, чур, меня, чур.

Самые смешные, на мой взгляд, по электричкам бегают, сверху. Ага, прикол это такой, заскочить на последний вагон, чтобы подальше от машиниста, и бежит через все пять в головной, пока стоянка. А там спрыгивает. Друзья шутника все это на камеру снимают и хохочут.

А есть еще придурки с огнетушителями побаловаться в вагоне, но это просто диагноз.

Одно обидно, никакая падла не докумекает про то, что кому то потом все эти художества придется разгребать. Ну не получается, чтобы само все восстанавливалось. Человеческий труд для этого приходится применять.

А в целом пассажиры у нас хорошие, мирные.

Вот и сейчас, залетел один в последний момент в вагон, чуть дверями его напополам взъерошенного не передавило, глаза чумные, горят как светодиоды на вывеске, еще и серьга в ухе болтается. Успел студент.

А тут дедушка такой сидит напротив и негромко так, чтоб все услышали, с апломбом комментирует голосом незабвенного Утесова:

– Ну, вот и все собрались, без этого пидораса никак не уехали бы…

Народ грохнул. Студент набычился, не сразу, а когда смысл сказанного дои него болезного дошел. Кричит:

– Сам ты козел старый!

А голосочек-то тоненький женский. Вагон так и покатился, а дед палкой об пол стукнул и отвернулся гордо, типа «не гоже мне со всякими меньшинствами в перепалку вступать!»

Молодец. Порадовал ветеран. Настоящий, как поется полковник. Студент только одну остановку и выдержал, выскочил на следующей и исчез.

Настроение хорошее на полдня обеспечено, теперь и поработать не грех.

Прибыл на станцию, записался у дежурной, прошел в венткамеру, и на фуфаечке в уголке задрых на полчасика, хорошо, блин! Сон еще приснился тот еще, как в кино и качество HD. Ярко так! Представьте, средневековье, и я вроде как командую армией, и битва… А чем кончилось не знаю, чудно!..

х х х

Сон

Бело-синее небо Венеции весело кружилось над головой. Облака неслись куда-то безумным карнавальным хороводом и напоминали венецианские маски. Ветер дул с моря и обещал скорое плавание. Я думал о грядущих испытаниях и пытался понять, что движет нами в этом отчасти безумном, отчасти чудовищно рациональном мире. Мы такие разные и такие одинаковые притом, со всеми нашими жалкими человеческими проблемами и желаниями, страхом смерти, и страхом жизни, пока находимся здесь, не понимаем смысла собственного пребывания под этим небом. Наделенные разумом и отчасти божественной сущностью, чувствуем себя богами лишь под влиянием винных паров, а в остальное время боимся собственной тени и собственных поступков, постоянно сравнивая их с малопонятными догмами, изложенными в старинных книгах и вбитых в наши несчастные головы большей частью малограмотными сельскими священниками и иже с ними.

Как понять, что правильно, а что нет? Где та грань, за которой кончается добро и начинается тьма?

Бесстрастное небо ответа не давало. Жестокое солнце выжигало мысли мои одну за другой. Одну за другой…

Этот мир был прост и сложен одновременно. Я всерьез подозреваю, что сельские священники на самом деле были в курсе, но сознательно не давали нам этого понять. Вот вам небо, вот указующий на него перст. Держитесь этого, и будет вам рай. Все, достаточно.

А ведь если внимательно присмотреться к окружающей действительности, то по мере отдаления от перста, краски мира становились другими. Появлялись тени и оттенки, и попавшие в это сплетение полутонов с удивлением и растерянностью обнаруживали самих себя, окруженных непонятными, но такими заманчивыми соблазнами, видели ответвления главного пути и такие заманчивые кривые дорожки, что невольно допускали в свои несчастные головы мысль: «А правы ли были наши учителя?»

И сие шло вовсе не от скудоумия, не от неумения анализировать и адекватно реагировать, нет, это включались некие внутренние аспекты человеческой сущности, некие резервы подсознания, когда организм кричал каждой клеточкой своей сущности:

«Вот оно! Хватай! Пользуйся!»

И хватали, и отворачивались от перста и от неба, и проклинали учителей своих и злую судьбу свою, и гибли так и не осознав греха, ибо жили во грехе, каждый в своем.

И лишь немногие знали, что можно быть и за и против, и отчасти над всем этим. И обладая достаточным знанием, постигали, что важно лишь придерживаться направления, а способ передвижения особого значения не имеет.

Я вздохнул тяжко и направился к стоящему на холме красивому замку, увы, я так и не сумел полюбить морские путешествия. И в глубине души ясно осознавал, что предчувствие скорой болтанки в жалкой посудине посреди неприветливых волн навевало на меня все эти мрачные мысли…

Арк всхрапнул и понес меня вверх по потрескавшейся дорожке, вымощенной, пожалуй, что римлянами, умели ведь строить на совесть, на века. Сейчас уже так не делают. Империя, рухнувшая несколько веков назад, напоминала о себе повсюду, когда я въехал в красивый тенистый парк, то внимательно рассматривал древние статуи пытаясь определить их возраст, и не являются ли они банальной подделкой. Глядел, глядел, ничего не понял, кроме того, что это действительно красиво. Особенно впечатлил меня крупный бородатый мужчина сражавшийся со львом, по сути, голыми мускулистыми руками. И он и лев были выполнены в натуральную величину, и я невольно поежился, вжившись в образ. Лев был прекрасен, но по замыслу неведомого скульптора, похоже, что у него не было, ни единого шанса.

Жутко хотелось спать, при том, что уже вечерело, а мы с верным моим Арком проделали немалый путь. Однако, поручение, данное мне, отдых не предусматривало. С тех пор, как я покинул своего доброго наставника и выбрал для себя стезю рыцаря странствующего, необремененного собственностью и обязательствами перед сюзереном, я имел кроме Господа нашего одного только хозяина – самого себя. И пока мне не наскучила подобная жизнь, я брался за различные поручения,