Взрыв - Ростислав Самбук

Винницкая поняла, что беседа окончена, и направилась к выходу, наверно, и не оглянулась бы, но Хаблак остановил ее:

— Фамилия вашего зятя?

Профессор несколько секунд постояла и только потом повернулась к майору. Ответила уверенно:

— Напрасно. Я имею в виду, что напрасно подозреваете его. Тишайший человек. Он не способен на что-либо серьезное, надеюсь, вы понимаете меня? К сожалению, не способен, — добавила.

— И все же?

— Иван Петрович Бляшаный… — Она произнесла слово «Бляшаный» так, что сразу стало понятным ее отношение к человеку, который помимо всех недостатков носит еще и столь непредставительную фамилию. И вышла, сердито хлопнув дверью.

Хаблак постоял немного, словно переваривая полученную информацию, и пригласил следующего собеседника. Примерно через полчаса он закончил разговор с половиной пассажиров злосчастного самолета, записав в блокнот четыре фамилии. И пошел в кабинет директора гостиницы, где беседовал с пассажирами Дробаха.

По-видимому, они работали почти синхронно: в коридоре сидела лишь одна женщина, крашеная блондинка с длинными волосами, спадавшими ей на плечи. Она с интересом посмотрела на Хаблака, едва не столкнувшегося в дверях с краснолицей женщиной, буквально кипевшей от возмущения. Оттеснив майора, она подскочила к блондинке и затараторила в ярости:

— Идите, спешите, они еще смеют допрашивать нас, вместо того чтобы защитить, я уже и так едва жива, чуть не умерла от переживаний и страха!

Она явно говорила неправду: ее здоровья хватило бы на трех, а то и больше обычных пассажиров, однако Хаблак не стал возражать, зная, что зацепить такую сварливую особу мог разве что самоубийца.

Вслед за краснолицей женщиной в коридор выскочил Дробаха.

— Ну зачем же так, уважаемая?.. — пробурчал примирительно и, увидев Хаблака, едва заметно подмигнул ему.

Майор понял следователя без слов: с такими женщинами разговор на равных вести почти невозможно, они сразу идут в наступление, а почувствовав хоть немного шаткость позиции противной стороны, буквально уничтожают ее.

Но Дробаха видел-перевидел и не таких агрессивных особ, видно, все же заполучил нужную ему информацию — улыбнулся довольно, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— Прошу вас, Людмила Романовна, — обратился он к блондинке.

Та подняла удивленные глаза: откуда этот кругленький и по-домашнему уютный человек знает ее?

А Дробаха и правда улыбался ей, как старой знакомой; блондинка прошла в любезно распахнутую дверь кабинета, обдав майора и следователя густым и сладким запахом духов. Если бы Хаблак разбирался в них, то тут же сообразил бы, что Людмила Романовна не ровня той краснолицей пассажирке — такие духи могут позволить себе только люди весьма состоятельные, да и то не все, а особо заботящиеся о собственной персоне.

Дробаха, опередив Людмилу Романовну, любезно пододвинул ей стул, сам устроился напротив на диванчике, сплел пальцы на груди и произнес, как бы извиняясь:

— Мы задержим вас, уважаемая, лишь на несколько минут; видите, разговаривали со всеми пассажирами, вы — последняя, если бы я знал, что вы скучаете в коридоре, давно отпустил бы…

Хаблак усмехнулся: Дробаха покривил душой, но сделал это тонко и непринужденно — расположил женщину к себе и направил разговор в нужное русло.

Людмила Романовна подарила следователю искреннюю улыбку и успокоила его:

— Не все ли равно, где ожидать самолет — тут или в зале аэропорта? Кстати, долго еще?

Дробаха заверил:

— Минут через тридцать, может, раньше. — Он знал, что одесский самолет готов к вылету, и посадку объявят сразу же после их команды, собственно, после разговора с последним пассажиром.

— О, боже, — засуетилась Людмила Романовна, — вы не задержите меня?

— Всего несколько вопросов.

Женщина нетерпеливо заерзала на стуле, и Дробаха начал, не теряя времени:

— Вы замужем, Людмила Романовна?

— Конечно, — ответила она с достоинством, даже немного обиженно — неужели непонятно: женщина с такими данными редко бывает одинокой.

— Живете в Киеве?

— В новом доме на улице Ленина, — ответила не без гордости.

Дробаха задумался лишь на секунду — вспомнил: на улице Ленина за последнее время сооружен только один жилой дом.

— На углу Коцюбинского? — уточнил. — Прекрасный район, в самом центре. Квартиры улучшенной планировка…

— Да, квартира у нас неплохая.

— Двухкомнатная.

— Три.

— Замечательно, — одобрил Дробаха. — Ваш муж?..

— Директор комбината. Юрий Лукич Лоденок. Может, знаете?

— Лоденок?.. — процедил, будто припоминая, Дробаха. — Кажется, знаю… — Он бросил взгляд на Хаблака, как бы советуясь с ним, и майор понял, что Дробаха впервые слышит эту фамилию, просто ловко подыгрывает чванливой блондинке. — Говорят, прекрасный руководитель.

Да, мужа ценят.

— Главное, чтоб ценила жена.

— Не без того.

— Он провожал вас в аэропорт?

Людмила Романовна посмотрела на Дробаху как на абсолютного невежду.

— Муж заботится обо мне.

Дробаха подумал: небось намного старше и бегает на цыпочках вокруг своей крали.

— Какой багаж имели?

— Два чемодана.

— Вы сами укладывали вещи?

Женщина презрительно хмыкнула:

— Юра не позволяет мне заниматься бытом.

«Ну и ну, — подумал следователь, — неужели эта кукла не удосужилась даже вещи свои уложить?» Сверкнул глазами и уточнил:

— Летите в Одессу на отдых?

— Муж достал путевку в санаторий.

— И вы позволили мужу подбирать вам платья?

— Я вытащила из шкафа, а Юра укладывал.

— Он умеет это?

— Мой Юра все умеет. А зачем вам мои чемоданы?

Дробаха вроде бы пропустил этот вопрос мимо ушей,

— Итак, — уточнил, — ваш муж сам укладывал вещи? Без вашего вмешательства?

— Да.

— И сам сдал их в аэропорту?

— Он же муж!

— Вы всегда ездите на курорт одна? — вмешался Хаблак.

Людмила Романовна перевела на майора любопытный взгляд, губа у нее дрогнула, видно, хотела ответить резко, но сдержалась.

Хаблак почувствовал, что проявил бестактность, и пошутил:

— Оставлять дома такого руководящего мужа в одиночестве небезопасно.

— Считаете?.. — улыбнулась легко, но вдруг наморщила лоб, вероятно, иногда и сама думала так, помрачнела, взглянула на Дробаху и повторила: — Считаете, так?.. Потому и расспрашиваете о чемоданах? Говорите прямо…

— Ну что вы, просто надо уточнить некоторые детали…

Людмила Романовна переплела пальцы, сжала так, что суставы побелели, и вдруг сказала твердо и непреклонно:

— Он завел себе любовницу и решил избавиться от меня. А.я как последняя дуреха… Да, немедленно возвращаюсь домой!..

Дробаха обошел вокруг стола и наклонился к женщине.

— Вы воспринимаете наши вопросы чересчур серьезно, — попробовал успокоить. — Просто мы разыскиваем некоторые вещи, произошел несчастный случай, вот и расспрашиваем пассажиров.

— Ага, значит, это несчастный случай… — Черты лица у Людмилы Романовны смягчились, она сразу поверила Дробахе, конечно же ей хотелось верить ему, и Хаблак подумал, что перепады в настроении женщин редко подчинены логике и зависят преимущественно от эмоций. — Ну вот, случай, а я наговорила на мужа бог знает что, надеюсь, вы не приняли все это за чистую монету?

— Ни в коей мере, — заверил Дробаха, — и не нужно вам возвращаться домой, тем более, — взглянул на часы, — что через несколько минут объявят ваш рейс.

Когда Людмила Романовна ушла, Хаблак устроился на ее стуле и вытянул блокнот.

— Четверо, — сообщил, — у меня четверо таких, которые требуют проверки.

— И у меня трое. — Дробаха кивнул на исписанный листок бумаги. — Одну из них вы видели: уважаемая Людмила Романовна Лоденок. Не очень верится, что ее муж мог прибегнуть к таким… — запнулся, подыскивая слова, — крайним мерам, но проверить обязаны. Еще имеем Николая Васильевича Королькова. Академик, директор научно-исследовательского института. Летит в Одессу на симпозиум, чемодан укладывал дома сам, жены у него нет, разведен, но потом в институте чемоданом мог распорядиться кто угодно: оставил его возле вешалки в приемной.

— Но ведь в приемной сидит секретарша, — возразил Хаблак, — и от ее бдительного ока…

— Но она, конечно, выходила из приемной, и не раз, затем, может, у нее есть основания не любить начальника. К тому же Николай Васильевич не может вспомнить, кто положил в его чемодан бутерброды, принесенные из буфета. Академик весь в своей физике, ни на что другое его не хватает.

— Да, — склонил голову Хаблак, — у таких людей много учеников, друзей, много и недругов. — Представил, какой переполох вызовет расследование дела с чемоданом академика не только в институте, и нахмурился.