Обвинение - Ольга Ларионова

Именно эта религия, считал Грог, и явилась тем психологическим стимулом, который помог темирянам выжить. Кроме того, он заметил, что у них не существует ни законов, ни морали, во всяком случае — фиксированных. Грог даже спросил Ксеркса, почему же никто не пытается захватить если не власть, то хотя бы побольше еды, применив право сильного?

Ксеркс долго пытался понять, что значит «власть»; так и не понял. В отношении же распределения довольно скудных запасов еды он ответил с присущей им всем простотой, граничащей с наивностью:

— Никто не совершит бесчестного или несправедливого дела — ведь тогда все кругом станут думать о нем плохо, и он замерзнет.

— Только оттого, что кто-то его невзлюбит?

Ирония Грога в этом вопросе была Ксерксу явно непонятна.

— Разумеется, — ответил он сдержанно. — Невозможно жить, когда все кругом перестали тебя любить. Это все равно что… дышать там, где нет воздуха.

— Хм, — сказал Грог. — Тогда остается самому себя согревать, как вы любите выражаться.

— Согреть самого себя нельзя, — покачал головой Ксеркс, — это так же нелепо, как любить самого себя. Согревают только другого.

Божество темирян оказывалось воплощением взаимопомощи. Оно удваивало их силы, оно помогало справляться с болезнями, переносить голод и морозы. Если бы на этом его функции кончались, то с ним можно было бы примириться.

Но божество было двуликим, оно постоянно держало темирян в страхе перед загадочным «замерзанием» и ограничивало жизненное пространство каждого семейства крошечным пятачком своего поля и своей пещеры; оно исключало всякие контакты между отдаленными группами темирян, препятствуя таким образом развитию общественной жизни, и наконец оно лишь поддерживало аборигенов на каком-то уровне цивилизации, но не позволяло сделать ни одного шага вперед. А цивилизация, застывшая на одном месте — цивилизация обреченная.

Поэтому, заключал Грог, мы должны разъяснить темирянам весь вред их суеверий и практически доказать им, что никакого пси-поля не существует. Начать хотя бы с экранирования.

— Так прямо и начать, не дожидаясь прилета комплексной экспедиции? — переспросил Скотт.

— А почему бы и нет? Достаточно предложить кому-нибудь из темирян надеть наш скафандр и включить электромагнитную защиту — никакое пси-поле, даже если бы оно существовало, не пробьется внутрь. Страха при этом темирянин не почувствует — он будет видеть через прозрачный щиток своих родичей, так что психологический фактор будет иметь место, а реальное физическое излучение — нет.

— И вы полагаете, Гроннингсаетер, что в таких условиях темиряне не будут «замерзать»? — спросил Феврие.

— Разумеется! Икси просидел в моем скафандре минуты три, я уже начал от недостатка кислорода разевать рот, как рыба…

Икси просидел в его скафандре три минуты… Феврие побелел. Не знаю, что было бы Грогу за такие штучки от другого командира, но наш подошел к пульту и молча отстучал запись в вахтенном журнале:

«Младшему пилоту Гроннингсаетеру запрещен выход из корабля впредь до особого разрешения. Ознакомиться всему экипажу».

Но младший пилот был не из того теста, чтобы показать, как это его задело. Он так же молча расписался под распоряжением командира, вернулся на свое место, уселся на стул верхом и как ни в чем не бывало проговорил:

— Я просил бы обсудить мое предложение.

— Ваше предложение будет рассматриваться по прибытии комплексной экспедиции, — отрезал Феврие. — Вы свободны, Гроннингсаетер.

Грог щелкнул каблуками и исчез.

На следующее утро в восемь ноль-ноль по корабельному времени все, как обычно, собрались в кают-компании на завтрак. Грог ни о чем не спрашивал, и я знал, что Феврие это нравится. Командир лишних разговоров не любил. Он предпочитал воспитывать молча, и чем сдержаннее оказывался наказанный, тем непродолжительнее было наказание. Я думал, что он простит нашего вундеркинда на следующий же день, но Феврие решил иначе. Он оставил Грога вахтенным, а мы втроем направились в пещерный поселок.

Не помню, чем уж мы занимались в этот день, но когда настало время возвращаться, рядом с нами оказался Ксеркс. Он шел и молчал. Мы не подали вида, что удивлены.

Когда кончилось поле и началась просека, пробитая нашими десинторами в толще темирянских зарослей, Ксеркс стал медлительнее и настороженнее. Идти ему было труднее, чем нам — мы-то были в скафандрах с кислородной подачей, а он просто задыхался от встречного ветра, бьющего в лицо с такой силой, словно впереди работало несколько вентиляционных сопел среднего калибра.

Наш спутник задержал шаг, и Феврие живо обернулся к нему:

— Не вернуться ли вам?

— Пожалуй, — сказал Ксеркс. — Я ведь никогда так далеко не заходил.

Я прикинул расстояние — до пещеры было метров сто восемьдесят.

— Может быть, проводить вас назад? — спросил Реджи Скотт.

Темирянин покачал головой. Он стоял, держась за толстые ворсистые лианы, и было видно, что он старается что-то побороть в себе. И не может.

— Вам нехорошо? — быстро проговорил Феврие, наклоняясь над ним.

— Нет-нет. Я просто собираюсь с силами, чтобы пройти еще немного.

— Ни в коем случае, — отрезал Феврие. — Мы не можем позволить вам рисковать собой.

Но командир забыл, что сейчас он был не у себя на корабле. Ксеркс поднял к нему лицо, белое от внутреннего напряжения или может быть, страха, и проговорил:

— Вы могли бы запретить мне делать что-то для вас. Но это нужно для меня. Для нас всех. Пойдемте, только помедленнее, прошу вас.

Мы двинулись дальше. С каждым шагом Ксеркс уже не бледнел, а голубел; я шел сзади него и видел, как на тонкой шее выступили мелкие капельки пота.

— Все, — сказал он, внезапно останавливаясь. — Все, все…

Он некоторое время осторожно пятился, словно боялся отвести от нас взгляд, потом повернулся и побежал. Мы смотрели ему вслед, и по его ссутулившейся спине, по нелепо взлетающим рукам видели, как мучительно стыдно ему бежать, по-заячьи перемахивая через камни и трещины высохшей почвы, и что он ничего не может с собой поделать, ибо то, что гнало его к своей пещере, было сильнее стыда и здравого смысла.

С этого дня Ксеркс каждый раз провожал нас, когда, закончив дневные наблюдения, мы возвращались к кораблю. Грог все еще сидел взаперти — я просто представить не мог, почему Феврие на этот раз так зверствует, — а мы потихоньку накапливали информацию. Караван с Земли уже стартовал, и вам не хотелось встретить его с пустыми руками. Икси к нам почти не подходил — наверное, скучал по Грогу. На поселок надвигались сезонные холода, и мы стали думать, как хотя бы временно помочь темирянам.