История поместья Бэлброу - Э. и Х. Херон

Огонек спички затрепетал и потух, и Лоу услышал стремительное цоканье по полу; затем он разыскал свечу, которую выронил Своффам, зажег ее, наклонился над упавшим и перевернул его на спину. Здоровый румянец исчез, и белое как воск лицо казалось еще белее на фоне черных волос и бровей, а на шее под ухом была маленькая вздувшаяся пустула, от которой к скуле шла тонкая полоска смазанной крови.

В этот миг какое-то неосознанное чувство заставило Лоу поднять глаза. Из дверного проема, ведущего в Музей, наполовину высунулись костлявая шея и лицо — безносое, пустоглазое, злобное лицо с запавшими глазницами и оскаленными потемневшими зубами. Лоу сунул руку в карман, и через мгновение в гулком коридоре и холле прогремел выстрел. В разбитое окно со вздохом ворвался ветер, вдоль натертого пола скользил узкий клочок бинта, а Флаксман Лоу уже тащил Своффама в курительную.

Своффам пришел в себя не сразу. Он выслушал рассказ Лоу с гневным красным огнем в темных глазах.

— Призрак меня одурачил, — сказал он с неловким, обиженным смешком, — но теперь, сдается мне, настала моя очередь! Однако, прежде чем мы отправимся в Музей и осмотрим место происшествия, прошу вас, позвольте мне узнать, что вы все-таки думаете о происходящем. Вы были правы, когда говорили, что нам угрожает серьезная опасность. От себя могу лишь сказать, что почувствовал, как на меня что-то набросилось, и больше я ничего не помню. Боюсь, если бы этого не случилось, я не стал бы во второй раз спрашивать, каковы ваши соображения о том, что творится в доме, — добавил он с угрюмой откровенностью.

— Главных улик две, — ответил Лоу. — Обрывок желтоватого бинта, который я только что подобрал с пола в коридоре, и метка у вас на шее.

— Что вы сказали? — Своффам поспешно поднялся и принялся рассматривать свою шею в зеркальце на каминной полке.

— Свяжите вместе эти два факта, и, полагаю, вы сами сможете додумать все остальное, — сказал Лоу.

— Прошу вас, изложите вашу теорию полностью, — коротко попросил Своффам.

— Хорошо, — добродушно ответил Лоу, сочтя, что в сложившихся обстоятельствах досада Своффама вполне естественна. — Высокая тощая фигура, которая показалась профессору безрукой, при следующем появлении видоизменилась. Ведь мисс Ван дер Воорт видит уже руку в бинтах и темные пальцы с блестящими — что, разумеется, означает позолоченными — ногтями. Особый стук при ходьбе соответствует этим деталям, ведь мы знаем, что сандалии, сделанные из кожаных полосок, нередко соседствуют с позолоченными ногтями и повязками. Старые высохшие подошвы естественным образом стучат на натертом полу.

— Браво, мистер Лоу! Итак, вы хотите сказать, что в нашем доме обитает мумия!

— Такова моя мысль, и все, что я вижу, лишь подкрепляет мое мнение.

— Воздаю вам должное — вы уже излагали эту теорию минувшим вечером, причем до того, как сами что-то увидели. Вы поняли, что отец прислал домой мумию, и далее заключили, что я открыл ящик?

— Да. Мне кажется, вы сняли почти все — или скорее все — внешние покровы, оставив, таким образом, конечности мумии свободными, в одних только внутренних повязках, которыми оборачивают каждую конечность в отдельности. Думаю, эту мумию бальзамировали фиванским методом, при помощи ароматических специй, от которых кожа приобретает оливковый цвет и становится сухой и гибкой, словно дубленая шкура, черты лица остаются узнаваемыми, а волосы, зубы и брови сохраняются идеально.[6]

— Пока что все убедительно, — сказал Своффам. — Но как же быть с тем, что она периодически оживает? Как объяснить метки на шее у тех, на кого она нападает? И при чем тут наш старый добрый Призрак из Бэлброу?

Своффам старался говорить бодрым тоном, однако его волнение и мрачность были очевидны, как ни старался он их скрыть.

— Начнем с начала, — произнес в ответ Флаксман Лоу. — Каждый, кто честно и непредвзято изучает феномен спиритизма, рано или поздно сталкивается с неким обескураживающим явлением, объяснить которое не может ни одна из общеизвестных теорий. По причинам, в которые сейчас нет нужды вдаваться, мне кажется, что данный случай — именно из таких. Я вынужден заключить, что призрак, который в течение столь многих лет давал знать о своем присутствии в этом доме смутными и косвенными проявлениями, на самом деле — вампир.

Своффам откинул голову и недоверчиво отмахнулся.

— Мистер Лоу, мы не в Средневековье живем! Кроме того, как сюда мог попасть вампир? — насмешливо спросил он.

— Некоторые авторитеты в таких вопросах полагают, что при определенных условиях вампир способен самозародиться. Вы мне говорили, что этот дом выстроен на месте древнего захоронения, то есть там, где вполне естественно обнаружить такой простейший психический зародыш. В мертвых человеческих организмах содержатся все семена добра и зла. К росту эти психические семена или зародыши побуждает мысль, а если мысль существует долго и постоянно поощряется, то она в конце концов может набраться загадочной жизненной силы, которая будет неуклонно нарастать, вбирая в себя подходящие элементы из того, что ее окружает. Этот зародыш длительное время оставался всего лишь беспомощным разумом, который дожидался случая обрести материальную форму и с ее помощью осуществить свои желания. Невидимое и есть реальность; материальное лишь служит его воплощению. Неосязаемая реальность уже существовала, когда вы предоставили ей посредника, позволяющего действовать в физическом мире: распеленали мумию. Мы можем судить о природе зародыша только по его материальным проявлениям. Здесь налицо все признаки присутствия вампирического разума, который пробудил к жизни и наделил силой мертвое человеческое тело. Отсюда и отметины на шеях жертв, и их бледность и малокровие. Ведь вампиры, как вам известно, сосут кровь.

Своффам поднялся и взял фонарь.

— Нужны доказательства, — резко сказал он. — Погодите-ка, мистер Лоу. Вы говорите, что выстрелили в это существо? — И он взял револьвер, который Лоу положил на стол.

— Да, я целился в ногу, которую видел на ступени.

Своффам не сказал более ничего и, по-прежнему держа револьвер, направился к Музею.

Вокруг дома завывал ветер, и тьма, предвещающая рассвет, распростерлась над миром, когда глазам двоих смельчаков предстало поразительное зрелище, которое заставило бы содрогнуться кого угодно.

В углу большой комнаты стоял продолговатый деревянный ящик, в котором, наполовину свесившись наружу, лежала узкая фигура в истлевших желтых пеленах; тощую шею венчала копна курчавых волос. Носок сандалии и часть правой ступни были отстрелены.