Убить зло - Рекс Стаут

Все шесть автомобилей, стоявшие в гараже, куплены Эрмой, хотя есть еще один, о котором ей не известно.

Господи, сейчас у тебя в загашнике двести пятьдесят тысяч! Эрма платит слугам, коих число пятнадцать, не считая слуг в загородном доме. В прошлом году ее дивиденды… О, черт! Только начни эти подсчеты и никогда не закончишь. На самом деле тебе наплевать на деньги. Доказать это будет трудно, но это чистая правда.

Был еще один момент, когда ты мог, как выражается Дик, взять дело в свои руки. Еще один раз… в тот вечер около года назад… тогда еще было не слишком поздно… Но здесь кроется столько горечи, что, когда ты об этом думаешь, ты стараешься делать это с максимальной осторожностью и отстраненностью, иначе ты рискуешь потерять своего единственного и последнего друга, а с ним и рассудок.

Таков приблизительный портрет человека, который намеревается претворить в жизнь отчаянный и безнадежный план. Что ты делаешь, совершая еще один шаг в последней попытке произвести впечатление на самого себя? Она этому не верит, а она знает тебя гораздо лучше, чем ты сам. Вчера ночью она сказала:

— В общем-то я побаиваюсь, но не того, что ты вот так обидишь меня. Назови это презрением, все равно.

В тебе нет ничего, что поставило бы тебя вровень с остальными людьми. Не спрашивай меня снова, что нам делать дальше, мы ведь не два колеса в одной тележке.

Мы были созданы для того, чем с тобой занимались, но я была собой, а ты — собой. И сейчас ничего не изменится, сколько бы ты ни говорил. Ты знаешь, я всегда тебе лгала и буду лгать. И тебе нужна от меня вовсе не моя правдивость и честность.

Ты впервые слышал, чтобы она так долго говорила.

Когда в конце этой речи она выразительно приподняла руку, а выражение ее глаз, полускрытое веками, смягчилось, ты отпрянул назад, словно испугавшись собственных угроз. Рука ее упала, и она терпеливо и успокаивающе улыбнулась:

— Возвращайся завтра вечером.

B

Не достигнув и середины первого пролета лестницы, он остановился и прислушался. Внизу с шумом захлопнулась входная дверь. Это миссис Джордан выставила наружу бутылки для молока. Он едва не окликнул ее. В ответ она спросила бы, что ему нужно, таким тоном, что расхотелось о чем-либо ее просить.

Он вытянул правую руку из кармана пальто и схватился за перила; когда он выпустил из нее пистолет, его рукоятка была теплой от его пальцев. В мозгу у него непрерывно раздавался назойливый гул.

2

А собственно, чего ты ожидал достичь? Одна из твоих излюбленных и четко сформулированных идей — это бесполезность всего, что мы можем сделать для других людей. Имеет значение только то, что делается для нас, особенно то, что мы сами для себя делаем. Конечно, наши собственные поступки чаще всего отзываются рикошетом, но это не относится к тому фатальному поступку, который ты сейчас замышляешь. Не сомневаясь, что сможешь его исполнить.

Вся бесполезность советов Джейн, например, происходила не из твоего сопротивления или демонстрации независимости. Бесполезность была в самом материале, с которым ей приходилось иметь дело. Вопрос о мотивах здесь и не заходил. Какие бы соображения ею ни двигали, они были совершенно бесполезными в том, что касалось тебя.

Дело в том, что для тебя она была женщиной. Да, женщиной, несмотря на традиционное отношение к этому вопросу общества, впервые открывшееся тебе в тот день, когда какой-то рыжий мальчишка (чье имя ты давно забыл) дразнил тебя за то, что ты прячешься за юбку сестры. И потом постоянно орал через улицу, пока не возмутились соседи: «Он сосет молоко у своей сестры!

Он сосет молоко у своей сестры!»

Ну и пусть ты действительно прятался за ее юбкой.

Разве это хуже, чем быть привязанным к роскошной ночной рубашке Эрмы, приобретенной на рю де ля Пэ, или быть прикованным сталью к черной непроницаемой броне женщины, живущей здесь, наверху? Ба! Конечно, каждый хоть раз в жизни думает об инцесте, только не смеет в этом признаться. Отвращение к проявлениям инцеста заложено в людях физиологически, но кто говорит о физиологии? Только не ты. Ты не виноват в том, что тебе снилось, когда ты был ребенком или мальчиком, но ты знаешь, о чем ты думаешь, став мужчиной, когда говоришь, что Джейн была для тебя женщиной. Ты имеешь в виду то ощущение надежности и покоя, которое испытывал в те редкие блаженные часы довольства жизнью, ту замечательную уверенность, которая приходила от прикосновения ее руки и от звука ее голоса. Эти чувства ничего не стоит истолковать таким образом, чтобы намарать о них дешевый роман того сорта, что продаются в любой подворотне.

Но ты никогда не был благодарен ей за это, и вся исходящая от нее благость не принесла тебе пользы. В тот раз, когда, приняв предложение Дика, ты приехал в Кливленд забирать свои вещи, Джейн вместе с остальными членами семьи молча выслушивала грандиозные планы, о которых ты разглагольствовал с преувеличенным энтузиазмом. В тот вечер она усадила тебя за стол на место, раньше принадлежавшее отцу, и ты обратил внимание, что мать восприняла это спокойно, даже с удовольствием, только потому, что так решила Джейн.

На следующее утро Джейн застала тебя за укладкой чемодана.

— Билл, боюсь, ты решился на это, потому что должен помогать семье. Но ты не должен, правда не должен. Торговля идет гораздо лучше, и мне действительно нравится это дело. Тебе нужно сходить в аптеку и посмотреть на все мои новшества. Увидишь, фонтан просто прелесть. Мне всего лишь двадцать пять лет, и, пожалуйста, не думай, что я собираюсь здесь состариться.

Если дела пойдут так и дальше, через несколько лет мы сможем продать магазин с большой выгодой.

Ты бы ни за что не признался в настоящих причинах своего решения и сделал вид, что оскорблен:

— Господи, может, ты думаешь, что я нанялся чистить улицы! Это настоящее дело, Джейн. Пять тысяч в год для такого юнца, как я, — это тебе не кот начихал!

— Дело в том, что это не для тебя. Я очень рада и горжусь, что тебе сделали такое предложение; представляю, как эта новость поразит всех ребят в городе. Но я так же горжусь тем твоим вторым рассказом. Он кажется мне очень удачным.

Ты зарделся от похвалы, но возразил:

— Я написал уже около двадцати рассказов, и большинство их ужасно.

— Я имею в виду тот второй опубликованный рассказ. Билл, не давай им проглотить себя! Может, ты думаешь, что я уговариваю тебя, потому что сама хочу заниматься магазином. Но это не так. Если бы ты был старше меня, может, все пошло бы по-другому. Магазин может вполне прилично содержать всех нас. Что, если ты не добьешься успеха за два-три года или даже за пять?

Все было бесполезно! У тебя в кармане лежали пятьсот долларов, которые Дик выдал в качестве аванса, таких денег ты еще не видел. Большая часть этой суммы ушла на уплату старых долгов, о которых не знала даже Джейн.

Она сделала еще одну попытку отговорить тебя от деловой карьеры через четыре года, когда магазин был продан и ты приехал помочь «снять с крючка простака», как сама выразилась в письме. На самом деле тебе пришлось только подписать несколько документов; Джейн блестяще провернула эту сделку. Она была в полном расцвете сил, сияющая и уверенная, и, хотя ее собственное будущее рисовалось совершенно неопределенно, она не испытывала ни малейших сомнений.

— Я еду в Нью-Йорк и забираю с собой Розу и Маргарет. Мама хочет остаться здесь с тетей Корой. Благодаря твоей щедрой помощи Ларри сможет со следующего месяца ходить в колледж и ни о чем не беспокоиться.

Вот так, ясно и четко. В ту ночь у вас с Джейн состоялся очень долгий и самый откровенный разговор за всю вашу жизнь. Ты признался ей в своих сожалениях, и она взывала к тебе со слезами на своих прекрасных глазах. Тебе невероятно хотелось сказать: «Возьми меня с собой в Нью-Йорк. Давай будем жить вместе. Во всем мире только ты одна что-то значишь для меня. Я буду писать или найду еще какую-нибудь работу. Может, когда-нибудь ты сможешь мной гордиться».

А почему бы нет? «Привязанный к переднику своей сестры». Нет, не совсем так. Тебя одновременно и тянуло к ней, и что-то отталкивало. Дно этой соблазнительной уютной гавани было усеяно опасными подводными камнями. Может, за всем ее тактом, компетентностью и замечательной силой тебе виделось властолюбие, которое со временем сделает тебя жалким и нерешительным рабом ее воли и сострадания. Или это было какое-то простое чувство, из тех, которые так трудно облечь в слова.

Ее попытка оказалась бесполезной. Когда на следующий день ты уезжал в Кливленд, все, кроме Ларри, плакали; этот отъезд не был похож на предыдущие; он означал начало конца вашего дома и семьи.

В этом смысле еще более бесполезными оказались твои собственные попытки помочь Ларри. Конечно, в таких внешних моментах, как место в жизни, его кратковременные приятели и интеллектуальные интересы, эти попытки оказывали на него некоторое воздействие.