Пресловутые два процента…, или Кожаный ремень - Андрей Васильевич Попов

— Товарищи курсанты! — раздался приглушенный противогазом голос. — Мы въезжаем на заражённую местность. Еще раз спрашиваю. Все готовы?

Глазастые и хоботастые головы, обтянутые серой резиной противогазов, синхронно кивнули в ответ.

— Отлично! Вперед!

Машина потихоньку тронулась по полигону. За окном кусты и трава ничем не отличались от обычных. Никаких явных признаков зараженности. Но вот … Одна из собачек вдруг вздрогнула, резко задергалась, и из ее пасти пошла густая пена. Громко заскулив, она вдруг вытянулась и неподвижно замерла на полу. Десять пар стеклянных глаз безмолвно смотрели на бездыханную, оскаленную предсмертной судорогой морду животного. И вдруг один из курсантов, сорвав противогаз с рядом сидящего соседа, мгновенно надел его вместо своего, по всем правилам, резко выдохнув в конце. Несчастный, лишенный защиты, сидел, выпучив глаза, не смея вздохнуть. Майор спокойно похлопал водителя по плечу:

— Коля, давай на базу.

В могильной тишине машина развернулась, проехала опять мимо вешек и остановилась от них метрах в ста.

— Покинуть машину и построиться. — начхим стянул за хобот свой противогаз. Все последовали его примеру.

— Курсант Петров!

— Я.

— Выйти из строя.

— Есть. — запаниковавший студент вышел из строя.

— Объясните, почему Вы сорвали противогаз с товарища?

— Испугался, товарищ майор. Я испугался, потому что мне почудился запах горького миндаля.

— И Вы считаете, что это повод срывать защиту с товарища? Я же вместе с Вами лично подогнал и проверил каждый противогаз, и все они были в порядке. А как же «Сам погибай, а товарища выручай?». Вы же член партии, Петров! И наконец, Вы же могли бы просто доложить мне о своих сомнениях.

Курсант, понурившись, молчал.

— А теперь самое главное, товарищи курсанты. Так сказать, «вишенка на торте» …никуда мы с вами не ездили. Так просто катались по полигону.

— Подождите, как не ездили? А собаки? — опешивши, спросил Петров.

— Ну, а что собаки? Во-первых, умерла только одна. Почему вы на это не обратили внимание? Я подколол ее зоманом перед экзаменом. Во-вторых, почему вы не обратили внимание на симптоматику отравления? Ведь там и близко не синильная кислота со своим специфическим запахом горького миндаля. А ведь вы, Петров, без пяти минут, дипломированный врач! И в-третьих, почему никто из вас не обратил внимание на то, как я снимал противогаз после нашего якобы возвращения? Ведь если бы мы действительно вернулись с зараженной местности и таким образом избавились бы от противогазов, то были бы уже давно мертвы. А так мы вот стоим, обсуждаем поведение члена партии.

Курсанты загомонили.

— Смирно! Курсант Петров, вы отстраняетесь от сдачи экзамена! Кругом! В расположение, шагом марш! Остальным вольно! А теперь еще раз. У кого есть вопросы? Кому, что еще не ясно по экзамену?

Строй курсантов молчал.

— Кто не готов к сдаче, шаг вперед!

Строй не шелохнулся.

— Теперь все собрались, поправили снаряжение. Готовы? Защитный костюм надеть. Газы! Занять места в машине.

В тот день сдача прошла штатно. Все справились с экзаменом. А курсант Петров куда-то пропал. Мы его не видели ни в столовой, ни на построениях. Уже позже мы узнали, что экзамен ему не зачли, диплома врача лишили, из партии выгнали. По тем временам, после таких пертурбаций, жизнь обычного человека была практически разрушена.

… Наша служба подходила к концу. Мы уже сдали экзамены, вычистили наши пушки, смазали их и снова поставили на консервацию. Наступило время сдать форму и получить свою гражданку. Пока мы сдавали сапоги, пилотки и гимнастерки, старшина крыжил галочками приходную ведомость. Если у кого чего-то не доставало, нужно было заплатить каких-то денег, согласно прейскуранта. Я решил оставить себе фляжку и ремень. Так сказать, на память. Когда сворачивал ремень, вдруг увидел на обороте бляхи, нацарапанные иголкой мелкие буквы «Курбонов Максад». Я улыбнулся. Кожаний ремень… Запомню этого улыбчивого таджика.

Последнее построение на плацу, прощания, пожелания, и вот мы на свободе. Нас ждала электричка и родная студенческая общага. На входе в вокзал нашу шумную компанию окликнули:

— Вторая батарея! Ребята!

Мы обернулись. По перрону шел наш начхим с портфелем.

— Ну что закончилась ваша служба? Я вас поздравляю! А я вот отвез Курбанова на Родину.

— Товарищ майор, ну как он? Нормально доехали?

Майор помрачнел.

— Ослаб очень. В Баку, на паром его уже заносили. Я его колол постоянно. Не думаю, что он встанет на ноги. Я и в Бурденко, и еще по клиникам звонил коллегам. Никто не берется. Слишком мощное облучение спинного мозга. На причале в Красноводске его встречала целая толпа разъяренных родственников. Кто-то из части их предупредил о случившемся. Пришлось прятаться в каюте капитана до отправления обратно. Иначе меня бы там растерзали. Вот такие дела. Пресловутые два процента…неумолимая статистика, будь она не ладна!

— Какие два процента, товарищ майор? Вы, о чем?

— Потери на учениях. От двух до четырех процентов. Петрова отчислили, теперь с ним неизвестно, что будет, Курбонов облучился. Ваша батарея и взвод медиков как раз примерно сто человек. Вот вам и два процента. И все это, в общем-то, по глупости. Эх, пацаны, берегите себя! Счастливо Вам! — и майор, махнув рукой, устало пошел в сторону выхода из вокзала.

Я немного постоял, потом достал из пакета свернутый в тугой рулон ремень и бросился догонять начхима.

— Товарищ майор! Товарищ майор! Подождите!

Майор остановился. Я протянул ему ремень:

— Верните старшине, товарищ майор! Пожалуйста!

Майор развернул его, прочитал надпись на бляхе и понимающе кивнул головой:

— Передам. Не переживай.

— Спасибо, товарищ майор! — и я бросился догонять своих ребят.

Всю дорогу мы «гудели» в последнем вагоне электрички «Симферополь-Севастополь». Пили водку из единственного стакана, украденного из автомата газированной воды, и горланили песни. Проезжая каждый тоннель, мы так орали, что вагон качало из стороны в сторону. По приезду мы построились и пошли строевым шагом по Красному спуску от вокзала до площади Ушакова, распевая нашу строевую песню:

— У солдата выходной, пуговицы в ряд,

— Ярче солнечного дня золотом горят…

Дежурный экипаж ГАИ, откуда он только взялся, тихонько и неназойливо сопровождал нас всю дорогу, иногда включая свою «люстру», настораживая встречные машины.

Унитарный1 — объединенный, т. е. снаряд, совмещенный с гильзой. Выглядит как винтовочный патрон, только намного больше.

Пуст2 — кожаный, тадж.

«Отдых»3 — развлекательная румынская радиостанция, которую можно было поймать в горах и на побережье. Крутили современный в те времена рок и попсу. При советском дефиците была очень востребована.

РЛС4- радиолокационная станция.

Начхим5 — начальник химической службы в воинской части.

ОВ6 — отравляющие вещества.

ОЗК7 — Общевойсковой защитный комплект защищает человека от воздействия отравляющих