Игра со Зверем - Алёна Алексина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напарница и впрямь присмирела, даже подлизываться начала.
— Ну, Кася, ну скучно же… — заныла она.
— А ты поработай, — этот едкий профессиональный совет канул в пустоту.
Лентяйка только сморщилась, но с места не сдвинулась.
— Ну, Ка-а-а-ась… Ну расскажи…
Димка поддакнул:
— Правда, чего это так тебя назвали-то чудно? Кассандра — это ж, вроде, что-то из Библии?
Девушка хмыкнула:
— Вообще-то из греческой мифологии.
— Ну и? — не смутился парень.
— Что «ну и»? Ну и назвали меня так. А почему — не знаю.
Оба слушателя вздохнули, поняв, что развлекать их не будут. А Кэсс направилась расставлять солонки по столам. Ну, правда, не рассказывать же этим балбесам, что на самом деле в свидетельстве о рождении её записали Александрой, но мама Валя — большая затейница — не хотела называть девочку мужским именем: в маленькой Санечке и так хватало пацанских замашек. Поэтому долгое время она звала девочку просто «дочкой», а потом в одной из книг нашла миф о Кассандре (другая версия имени которой звучала, кстати, как Александра), а после ещё и роман какой-то красивый прочла.
Поразмыслив, опекунша решила, что её необыкновенной девочке сам бог велел носить необыкновенное имя, а тут ещё так удачно нашелся подходящий «близнец» — и мистика тебе, и женственность, и значение. Так дочка стала Касей, а впоследствии Кэсс. Когда же пришло долгожданное совершеннолетие, девушка, недолго думая, решила придать домашнему прозвищу статус официального. Это стоило неоднократных походов в ЗАГС, написания заявлений и оплаты скольки-то рублевой госпошлины. В общем, мелочи, в сравнении с тем, как плакала, растрогавшись, мама Валя. И как такое объяснишь кому-нибудь?
— Кась, — Ленка таки взялась за салфетки, — чего ты сегодня злая-то такая?
— Не выспалась, — отрезала напарница.
Кошмар про монету был первый за последние недели, и душа места не находила.
А, может, просто пора лечиться? Добровольно сдаться в больницу имени Кащенко, принимать пилюли, подставлять мягкое место под уколы, смотреть на всякие странные картинки и беседовать с сострадательным доктором? Кэсс даже заулыбалась — такой дурацкой показалась ей эта перспектива. Впрочем, улыбка быстро растаяла. Проклятый демон не давал покоя! Она вспомнила последние сказанные Амоном слова, и в сердце кольнула холодная игла. Всплыл в памяти страшный взгляд, никак не сочетающийся с вкрадчивой человеческой речью и теплым дыханьем у её виска. Похолодев, Кассандра поняла, что воспоминания балансируют на грани ужаса и наслаждения. Руки задрожали.
— Эй, ты чего? — удивленно спросила Ленка, глядя на катящуюся по полу солонку, — хорошо хоть, не разбилась.
Рассыпать соль — плохая примета… Господи, да куда уж хуже-то! Кэсс побрела в кладовку за веником.
* * *Похоже, соль и впрямь рассыпалась не к добру. Кэсс едва доработала смену: мутило, лихорадило и корчило, словно злобный зверек пытался прогрызть плоть, чтобы вырваться наружу.
В квартиру девушка вошла уже на автопилоте. Захлопнула дверь и без сил рухнула на пол. Боль побеждала. Ах, мама Валя быстро набрала бы в шприц какой-нибудь но-шпы или анальгина и ввалила бы так, что полноги отнялось. Зато потом обняла бы, положила на живот теплую грелку и долго гладила по голове — пока боль не отступит, посрамленная совместными силами любви и фармацевтики. Но мамы больше не было. А сама себе Кэсс не сделала бы укол при всем желании — даже просто разогнуться и доковылять до кровати не могла.
Тянущие спазмы стали нестерпимыми.
— Помоги… Хоть ты помоги, сволочь бездушная… — всхлипнула девушка, сворачиваясь калачиком на полу прихожей.
Кого она просила сейчас о помощи? Вообще-то взывания к воображаемому демону — верная шизофрения. Но ведь и к собственному безумию можно привыкнуть. А уж если умолять о подмоге, так кого-то конкретного. Хотя… умереть бы уже, наконец, только не корчиться вот так — на старом линолеуме тесной малометражки.
Горячая рука легла на лоб, убирая с лица потные волосы. Исполненные муки карие глаза встретились с прозрачными голубыми.
Он смотрел изучающе, словно впервые видел физическое страдание. Кэсс всхлипнула, понимая, что помощи ждать бессмысленно, единственный бонус от его появления — умереть не в одиночестве, а под присмотром.
Новый приступ режуще-рвущей боли скрутил девушку. Она закрыла глаза, готовясь кануть в Вечность, но вместо этого куда-то поплыла.
Мелькнул хорошо изученный потолок, обклеенный дешевыми пенопластовыми плитками, скрипнула распахнутая небрежным пинком дверь в зал, мягко хрустнул диван. Страдалица сжалась в комок, но сильные руки, легли на плечи и заставили выпрямиться.
Она снова заплакала. Зачем он её мучает? Девушка инстинктивно подтягивала колени к груди, чтобы облегчить мучение, но получила хлесткий удар по голеням и вытянулась, как солдат. Новый спазм затмил собой все предшествующие. С ужасом Кассандра вдруг осознала, что из ее тела рвется нечто свирепое и бесплотное. Сейчас её всю разорвет в клочки. Она опять попыталась съежиться, чтобы притупить страдание и снова получила отрезвляющий удар. На этот раз по бедрам. Закричала, но сильная ладонь зажала рот, и несчастная подавилась собственным воплем.
Амон не произносил ни слова. Ничего не говорил, не успокаивал, не угрожал. Тишину нарушала только жалкая возня страдающей жертвы. Тело билось на диване, не желая смиряться с противоестественной для его нынешнего состояния расслабленной позой.
Ничего не выражающее лицо склонилось над Кэсс. Демон поймал её безумный взгляд, и девушка затихла. С Бездной она могла бороться ещё меньше, чем с ним. Казалось, её боль пьют через соломинку — медленно, вдумчиво. Кровь грохотала в висках, воздуха не хватало, руки демона казались каменно-тяжелыми, а глаза, в которых бушевала непроглядная Тьма, совсем утратили сходство с человеческими.
И вдруг боль исчезла. Полностью. От внезапно нахлынувшей пустоты у Кассандры закружилась голова, а тело будто налилось свинцом.
— Теперь все, — спокойно сказал Амон. И это были первые его слова с тех пор, как он появился в её квартире, — спи.
Ей бы — дуре — обрадоваться и уснуть с облегчением, но она поймала его за запястье и посмотрела с мольбой в голубые глаза:
— Ты не уйдешь?
Он уже собирался подняться на ноги, но в последний миг замер. Посмотрел по-прежнему без сочувствия, но во взгляде промелькнуло нечто похожее на удивление. Первое человеческое чувство в нечеловеческих глазах.
— А ты этого хочешь?
Девушка кивнула, все ещё удерживая мужчину за руку. Он мягко, но настойчиво высвободился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});