Голубь во Вьетнаме - Майк Макгрейди

Возможно, названия не так уж важны, но зато весьма важен тот факт, что не менее одной восьмой части всего населения страны изгнано из родных мест. И мы еще отнюдь не кончили. Собственно говоря, мы только-только начали. "Беженцевый потенциал" Южного Вьетнама далеко не истощен. В течение 1967 года война породила около 450 000 новых беженцев. Но, по правде говоря, могло быть и хуже. В предыдущем году ряды беженцев пополнились 983 тысячами южных вьетнамцев.

Было бы приятно сообщить, что появление беженцев - случайный процесс, одно из печальных, но неизбежных следствий войны. Да, это было бы приятно, но, к сожалению, не соответствовало бы истине. Сознательное создание гигантских контингентов беженцев входит в наш тактический план ведения этой войны. А раз это дело наших рук, то нам следует знать, что происходит и почему.

Одно объяснение предлагается в брошюре, которую вручают в Сайгоне приезжим журналистам: "Но большое число беженцев ищет убежища, едва военные операции дают им возможность спастись от Вьетконга".

Эта фраза, пожалуй, требует перевода на понятный язык. Оказывается, в этой стране есть люди, которые имеют несчастье жить в маленьких селениях, еще не оказавшихся под властью правительства. Точнее говоря, к середине 1967 года 12 500 таких селений из 13 000 еще не находились под властью правительства.

Мы решили, что обитателей этих деревень необходимо спасти от Вьетконга - и, по-видимому, любой ценой. Во многих районах, и особенно в дельте, это чаще всего означает, что жителей приходится спасать от них же самих.

Способ, каким мы спасаем селения от грозного Вьетконга, весьма и весьма сложен. Он включает сбрасывание на них бомб и напалма, а нередко и сжигание их дотла. Но сначала... сначала мы сбрасываем листовки. Листовки объясняют жителям, что именно мы собираемся сделать с их домами. Кроме того, листовки приглашают всех дружественных вьетнамцев смело выступить вперед и пополнить собой ряды беженцев. Наш военный интерес во всем этом исчерпывается созданием "зоны свободного огня", обширных областей, в которых мы могли бы чувствовать себя свободными стрелять по всему, что движется.

Нередко заявляют, что мы ведем самую гуманную войну в истории. Самый факт, что во Вьетнаме у нас столько беженцев - почти два миллиона - живет в неописуемых условиях, некоторые рассматривают, как доказательство нашей гуманности. Ведь что ни говори, а беженцы - это люди, которых мы спасли от Вьетконга и от нашего собственного напалма. Но какую цену они за это заплатили! Пожалуй... пожалуй, генерал Шерман был прав, когда сказал: "Война - жестокая вещь, и ее нельзя облагородить".

В море

На борту "Мортона", эсминца военно-морских сил США, крейсирующего возле побережья демилитаризованной зоны, война... война - как бы это сказать... война кажется чем-то далеким и отвлеченным. Ну, конечно, все время слышно, как бьют наши орудия - они бьют днем и ночью, весь день и всю ночь. Орудия не смолкают ни на минуту - заставляют греметь посуду на столах, вырывают воронки в земле в десяти милях от нас, приносят нам еще несколько УВБ. Что такое УВБ, я объясню вам чуть позже.

Я никак не мог свыкнуться с жизнью на корабле - это было трудно после двух месяцев, проведенных в наблюдениях за войной, в которой противник отвечал на огонь. Внизу, в офицерском салоне (покрытая пластиком мебель, библиотека, телевизор) капитан и старший офицер играют в кости. Кофе и сигары. Благодушный разговор.

- Ну зачем мне понадобилось бросать еще раз, когда у меня была пара? — говорит капитан 3-го ранга Джеймс Маккуллох, старший офицер. — С вашим счастьем вы от меня только мокрое место оставите.

- Это еще как сказать, — отвечает капитан 3-го ранга Карл Макканн.

А салон продолжает дрожать, орудия у нас над головой продолжают стрелять - одно носовое и два кормовых вышвыривают семидесятитрехфунтовые снаряды в людей, находящихся в десяти милях от нас. Ну, не совсем в них, но в их сторону. Не менее ста пятидесяти выстрелов в день, сто пятьдесят выстрелов в день, по сто долларов выстрел.

На палубе тихая ночь, круглая луна сыплет жемчужины на воду, и поперек Китайского моря тянется широкая сверкающая дорожка. А Вьетнам - только низкий черный силуэт в шести милях с правого борта. В небе над ним плывут облака, высокие облака, облака, пронизываемые насквозь вспышками рвущихся снарядов.

- А на что это похоже? — спрашивает вахтенный.

- Что "это"?

- Вьетнам.

- Вам бы сейчас там не понравилось.

- Конечно. Но люди там какие?

- Люди как люди.

- Не хотел бы я быть сегодня на их месте.

Если, не дай бог, мне когда-нибудь придется воевать в такой войне, пусть это будет на борту эсминца "Мортон" (военно-морские силы США), боевого эсминца "Мортон" боевого Седьмого флота. Четыреста восемнадцать футов комфорта и... отстраненности. Без всякого труда можно вообразить, будто ты дома, плывешь по лунной дорожке в спокойных водах пролива Лонг-Айленд, далеко-далеко от запахов войны и зрелища умирающих людей. Да, совсем как дома, только бьют орудия.

Обед в этот первый вечер заслуживает, чтобы его запомнить. Чудесная льняная скатерть, начищенное серебро, кари, приготовленное филиппинским шеф-поваром и поданное вестовыми-филиппинцами в белых куртках. Настоящее кари и еще десяток экзотических яств. На десерт - сюрприз. "Запеченная Аляска" - мороженое в горячем безе. Впрочем, на борту корабля есть машина, изготовляющая мороженое, и тут такой десерт - вещь обычная.

- Да, — сказал старший офицер, — на еду мы не жалуемся. У нас первоклассные повара. В ежегодных флотских конкурсах они всегда занимают призовые места.

Жаловаться? У кого хватило бы духу жаловаться? По поводу чего? После обеда, после кофе и сигар был даже горячий душ - пресная вода, подаваемая установками, перерабатывающими соленую забортную воду. А потом предстояло кино или можно было остаться, отдохнуть в библиотеке среди книг ярко выраженного морского характера.

- А где кегельбан? — спросили мы.

- Какой кегельбан? — удивился молодой офицер. — Откуда на эсминце кегельбан?

Нет кегельбана! Удивительно! На эсминце военно-морских сил США "Мортон" не хватает только кегельбана, ну и, может быть, небольшого поля для гольфа.

В первое утро Джеймс Маккуллох показал мне оборонительное вооружение корабля. Будьте спокойны, "Мортон" готов ко всяким неприятностям: трехдюймовые зенитные орудия и два радиолокатора (один выявляет бомбардировщики, идущие на большой высоте, а другой обнаруживает самолеты, летящие низко), которые заблаговременно предупредят о нападении с воздуха.

- Вы часто подвергаетесь атакам с воздуха?

- Еще ни разу.

На эсминце есть также система обнаружения вражеских подводных лодок.

- А подводные лодки вы часто видите?

- Пока еще нас не атаковала ни одна подлодка, — ответил он. — Думаю, что этого вряд ли можно ожидать.

Война во Вьетнаме оказалась для военно-морского флота истинным подарком. Еще недавно шли разговоры, что военно-морской флот - анахронизм, и говорилось даже, что следовало бы сократить расходы на его содержание. Ну, так военные корабли - это не анахронизм, во всяком случае, во Вьетнаме. Ничего лучше и придумать нельзя, пока у противника нет подводных лодок, самолетов, ракетного оружия, тяжелых орудий или собственных военных кораблей.

Тем не менее даже в спокойных водах у побережья демилитаризованной зоны, обстреливая невидимого противника, который не ведет ответного огня, моряки подвергаются определенной опасности. Маккуллох объяснил мне, почему вахтенные дежурят на палубах круглые сутки.

- За борт упасть вовсе не так трудно, как вы, может быть, думаете. Ну, конечно, в такую погоду это маловероятно, но во время шторма всякое случается.

Об этой опасности я как-то не подумал и теперь решил про себя, что впредь буду осторожен на палубе, на которой по временам бывает тесно от любителей загорать в свободное время.

Единственным напоминанием, что "Мортон" все же воюет, были постоянные "бум!", "бум!", "бум!".

В недрах корабля расположены артиллерийские погреба. Семидесятитрехфунтовые металлические чушки лежат штабелями, как винные бутылки. Одна из самых тяжелых работ на корабле состоит в том, чтобы просто перенести снаряд в соседнее помещение и поместить его в лоток зарядника, который подаст его в орудие. Неподалеку находится центральный артиллерийский пост - помещение, выдержанное в светло-серых и светло-зеленых тонах. В нем соседствуют два разных духа - научный и человеческий. На одной стороне счетно-вычислительных устройств красуются кнопки, циферблаты, рычажки и лампочки, а на другой - богатый набор вкладок из "Плейбоя" с обнаженными красавицами.

На отдельной консоли установлены три круглых экрана радиолокаторов. А перед ними сидит двадцатидвухлетний Ронни Анзалоун из города Индепенденс (штат Луизиана). Он дежурит у локатора, который снабжает счетно-вычислительные устройства сведениями о цели. Кроме того, на Анзалоуна возложена обязанность нажимать на спуск пятидюймовых орудий - на начищенный медный спусковой крючок, вделанный в черную пистолетную рукоятку.