Солнце Самайна - Дарья Андреевна Кузнецова

давно позабытой нежностью прижимал к груди. Оставленная железным ножом царапина на плече больно жгла, и не спешила заживать, и долго ещё будет беспокоить, но это не отвращало от девушки, а даже наоборот — заставляло сильнее уважать. Одна против отряда вооружённых мужчин, она всё равно не сдалась. Да, неудачно выбрала момент для удара, но за это стоило лишь поблагодарить богов.

Конн не мешал свите развлекаться, но следовал за ними без охоты, и вскоре настроение предводителя передалось всей процессии. А после лапы гончих коснулись нежной зелёной травы на вершине пологого холма, глухо застучали копыта, стихли охотничьи рога. Над всадниками повисла задумчивая, тревожная тень.

Здесь было светло от костров, звонко от музыки, сытно от одних только запахов обильной, горячей еды. Мюрин сразу проснулась, растерянно заозиралась и ахнула от неожиданности, когда Конн спрыгнул с лошади, не выпуская девушку из рук.

— Что ты делаешь? — спросила она, потому что мужчина не спешил ставить свою ношу на землю, только кивнул кому-то из спутников и зашагал между костров. Чёрный плащ струился за его спиной, словно клок жирного дыма, овевая ноги и скрадывая шаги.

— Ты хотела говорить с Нуаду, мы идём к нему. Здесь пируют Племена богини Дану, людям нет места на этой земле и за этими столами. Так надёжнее.

— Говорят, нельзя пить и есть у сидов, заговаривать с ними… Как же то, что я говорю с тобой? — спросила она.

— Я не из их народа.

Мюрин поняла, о чём он говорил, и с благодарностью крепче ухватилась за плечи воина, но по сторонам смотрела без опаски, с любопытством. Здесь было на что посмотреть, а когда ещё такое увидишь! Мужчины были высоки и благородны чертами, каждый лучше соседа, женщины — невообразимо прекрасны, само совершенство. Сиды, облачённые в драгоценные наряды тончайших тканей и безупречной работы, сидели за резными столами, ели и пили с серебра и золота, смеялись звонко и весело. Искусны были музыканты, сладкоголосы и знающи филиды — поэты-сказители, не знали равных повара.

— Конн, иди к нам! Выпей с нами! И красавицу сюда неси! Потанцуй со мной, девушка! — заметили их у костров.

Но воин шёл невозмутимо, даже не глядя в сторону пирующих, словно не слышал, и Мюрин тоже перестала крутить головой, вместо этого перевела взгляд на того, кто её нёс, чтобы наконец рассмотреть при свете. Волосы его отливали тёмной бронзой, а глаза были синими-синими, такими яркими, каких она никогда не видела у людей. Волшебный плащ удерживала затейливая золотая пряжка, золотом была шита тёмно-красная рубашка под ним. Ступал Конн твёрдо и уверенно, словно не чувствовал ноши на руках.

Мюрин поймала себя на том, что глядеть на него куда приятнее, чем на идеальные лики сидов. Резкие черты, несколько тонких бледных шрамов, неровная переносица… Девушка едва сдержалась, чтобы не коснуться тёмной брови, и смутилась от этих мыслей и желаний. На счастье, путь их в этот момент завершился.

Король сидов сидел за богатым столом в венке из золотых листьев на волосах, что белее свежего снега. На точёных губах его играла рассеянная улыбка, с которой Нуаду внимал словам немолодого одноглазого филида с красивым, сильным голосом. По правую руку от него сидел юноша с золотыми волосами и светлым лицом, прекрасный как весенний рассвет, по левую — вечно юная дева с нежной кожей, блестящими волосами чернее вороновых перьев и губами яркими, словно спелые ягоды.

Конн поставил ношу на большой плоский камень, вросший в землю недалеко от стола, почти перед королём сидов, словно все разместились рядом с ним именно так намеренно, словно он что-то значит. Мюрин не сказала ни слова, доверившись воину, оправила плащ и быстро глянула из-под ресниц на того, к кому шла с просьбой.

Нуаду поймал её взгляд и улыбнулся — вышло обжигающе-холодно, так что девушка едва сдержала дрожь. И запоздало поняла, что не знает, как и о чём говорить с королём — вот так, стоя перед ним.

Больше того, она вдруг осознала, что до этого момента не верила всерьёз в то, что действительно встретит сидов. Что мольба её окажется услышана. Фантазия доводила до ритуального жертвенного камня, Мюрин проливала свою кровь и говорила нужные слова, которые слышала как-то у друида… И всё. А как заговорить с ним теперь? Можно ли — говорить с ним здесь?

Король сидов пугал. Он сидел мирно, взирал благодушно и без злости, но было что-то в холодных светлых глазах, отчего Мюрин жалела, что спутник выпустил её из рук. Взгляд, мёртвый золотой венец в мертвенно-белых волосах, отлитая из серебра рука — та, за которую он получил своё прозвище Аргатлам. По рассказам мудрого Фин Кива было нетрудно узнать короля, друид знал многое, рассказывал истории о сидах и, поговаривали, состоял с ними в родстве.

— Приветствую тебя, Нуаду Серебряная Рука.

Голос спутника заставил Мюрин собраться и отбросить сомнения. Она должна быть твёрдой! Она пришла туда, куда мало кому доводится ступить, значит, судьба ей благоволит, и нельзя не воспользоваться этой удачей.

— И я приветствую тебя, Конн Кеткатах. Что привело тебя сюда в середине ночи?

— Нетрудно ответить. С моря пришли враги.

— Враги пришли на землю людей, что нам до того за печаль? — лениво отозвался сид.

— Дозволь мне сказать, король Нуаду! — не выдержала Мюрин, но постаралась, чтобы голос её прозвучал учтиво, и запоздало поклонилась.

— Ах, у ноши Конна есть голос? И сладкий какой, — взгляд Нуаду обвёл девушку с ног до головы. — И что ты хочешь спеть, прекрасная дева?

— Нетрудно ответить. Теперь время одной песни — песни войны, — решительно промолвила Мюрин, пусть под взглядом короля сидов отчаянно робела. — Желтобородые чужаки воюют подло, они не щадят ни стариков, ни детей, ни беременных женщин. Они принесли с собой своих богов. Слышал ли ты о мудрости Фин Кива, о король Племён богини Дану?

— Воистину, мудрость его велика и слава о ней идёт далеко, — задумчиво склонил голову Нуаду.

— Мудрый Фин Кив убит пришельцами, и все его чары не сумели помочь.

— И почему ты пришла с этим не в Тару, а ко мне, Мюрин, дочь Бойла, сына славного Тиббота Быстрее Стрелы?

— К королю королей помчался другой гонец, который, уж верно, добрался до цели.

— Тогда чего ищешь ты в Сид Фемен?

— Я ищу смерти для чужаков, а особенно их предводителя.