«Если», 1994 № 11-12 - Роберт Блох

Почетное место в альбомах коллекционеров бон — бумажных денежных знаков — занимают наши родные «отмененные» ассигнации. «Стольник» и пятидесятирублевка допавловских времен — уже раритет, они идут соответственно за пять и три тысячи. Даже червонец с Ильичом — 1000 рублей. А вот банкноты 1992 года тянут меньше: тысяча и 10 тысяч — лишь вполовину собственного номинала, а пятитысячная — всего на треть.

В нашем отечестве нумизматам всегда не везло. Государство видело в них исключительно хранителей драгоценных металлов. И время от времени делало попытки запустить свою руку в коллекции. МВД слало победные реляции: разоблачено, изъято… Последствия таких кампаний задевали даже тех, кто сидел достаточно «высоко». Так, одному замминистра, страстному коллекционеру, чтобы не расстаться с должностью, пришлось после надлежащего внушения «подарить» свое собрание государству. Но затраты на выявление и отлов коллекционеров во много раз превышали полученные результаты: ведь только единичные коллекции насчитывали несколько сот золотых монет. Поэтому и собирали в основном недрагоценные монеты или серебро.

Кстати, борьбой с коллекционерами занималось не только советское государство. Так, например, в США в 1924 году вышел указ, запрещающий хранить монетное золото на руках. А в 60-х годах американских коллекционеров обвинили в том, что из-за них не хватает мелкой разменной серебряной монеты. Дело в том, что некоторые собирали центы, даймы и другие монеты запечатанными печатью банковскими мешками. Закончилось все переходом на более дешевые сплавы.

Со времен перестройки предметы коллекционирования активно вывозились за границу — через «окна» в таможне или «ближнее зарубежье». Впрочем, сейчас это перестало быть выгодным. Цены на ряд монет поднялись до уровня мировых. Оказалось, что многие предметы коллекционирования у нас можно продать существенно дороже. И «челноки» под заказ богатых коллекционеров привозят с Запада редкие русские монеты. Возвращение монет дореволюционной России связано с тем, что за рубеж их вывезли больше, чем способен переварить тамошний рынок. К тому же, если у нас 70 из 100 коллекционеров собирают русские или советские монеты, то на Западе таких единицы.

Коллекционеры — люди осторожные и не любят излишнего внимания к своей персоне. Впрочем, «наезды» на московских собирателей случаются редко. В основном, по оценкам экспертов, покушаются на коллекции в других городах, в Москве же их сбывают.

Коллекционеры — отнюдь не святые. В своей массе это люди с небольшим достатком. И удовлетворять свою страсть могут, лишь занимаясь перепродажей. «Знаете, — делится нумизмат с 30-летним стажем Михаил С., — все нумизматы немножко жулики. Не зря в британских музеях запрещается знакомить с коллекциями без сопровождения служителя. Исключения не делают даже для премьер-министра. Это ведь огромное искушение: когда у тебя в руках монета, ты начинаешь чувствовать ее своей…»

До последнего времени настоящего, не «черного», рынка произведений искусства в стране не было. Картины покупались и продавались, но мир коллекционеров был очень изолированным и напоминал, скорее, коммунальную квартиру. Сегодня коллекционеры стали более открытыми. К тому же жизнь многих заставляет продавать свои любимые вещи. Раньше просто не было многих искушений. Например, отъезда за рубеж или соблазна стать богатым человеком. Пожилые коллекционеры таким образом часто устраивают судьбу своих детей. Многих заставляет продавать картины страх. Уголовные преступления, связанные с картинами, особо жесткие формы приобрели в Питере, где, пожалуй, наиболее высокая концентрация частных коллекций. Убийство коллекционера становится вещью чуть ли не заурядной… Некоторые из страха перед разгулом преступности продают отдельные картины, чтобы обеспечить охрану остальных, другие сдают собрания на хранение, третьи «мутировали», превратившись в дилеров-торговцев — полную свою противоположность…

Разорение коллекционеров-ветеранов — явление очень грустное. Нынешние ценители часто в подметки не годятся по своим знаниям и уровню представителям уходящего поколения. Ведь это совершенно разные вещи, когда коллекция собирается только потому, что некуда девать деньги, или когда страсть к собирательству поглощает человека целиком, и существовать вне ее невозможно, вопреки всем материальным обстоятельствам.

Сегодня собирают коллекции не только частные лица или государственные музеи, но и банки, биржи, компании. Первым на этом поприще проявил себя банк «Столичный». В его собрании представлены антика, гравюры XVIII–XIX вв., немецкое искусство от Ренессанса до экспрессионизма, западноевропейские гравюры XVI–XVII вв., коллекции классического и авангардистского направлений русской живописи 1910-1920-х гг., рисунок первой половины)0(века и т. д. Среди необычных приобретений — коллекция «бумажной архитектуры» — проектов, которые не были реализованы. Все это будет демонстрироваться в постоянно действующей галерее.

В мировой практике это обычное дело. Мотив понятен: желание выгодно вложить свои средства. Ведь произведения искусства постоянно растут в цене: 3–3,5 процента в месяц — по европейским стандартам совсем не мало. Хотя по сравнению с текущими банковскими ставками в 50–60 процентов в валюте, это, быть может, выглядит и не слишком солидно, но в долговременной перспективе картины — очень надежное вложение. И, конечно, это хорошая нестандартная реклама: если банк покупает картины, значит, дела его идут хорошо.

Готовящееся приобретение очередного шедевра из частных собраний, как правило, держится под секретом. Всегда есть опасность, что один из конкурентов перейдет дорогу. На московских аукционах цены редко уступают знаменитому Сотби. А на произведения классического русского искусства они могут оказаться и повыше. Так, натюрморт Головина недавно был приобретен за 50 тысяч долларов.

— В России, наверное, тяга к искусству заложена генетически, — говорит главный искусствовед банка «Столичный» Марина Лошак. — И как только у банка появились «лишние» деньги, мы стали покупать картины современных художников. Сначала чтобы украсить помещения. И лишь затем стали собирать коллекции. Первые два года скорость пополнения коллекций была просто ошеломляющей. Теперь приходится освобождаться от лишнего, и покупаем мы только настоящие шедевры. Приобретение картин — это моя работа. Служба, как сейчас говорится. Ноя не могу не вносить в это дело личный оттенок. Коллекции «юридических лиц» — это в немалой степени коллекции их экспертов, которые приобретают то, что купили бы сами, будь у них достаточно средств. И избавиться от этого невозможно, да и нужно ли?.. В искусстве не может быть объективности. Те случаи, когда мне приходилось уступать прагматичной логике советников, я вспоминаю с сожалением. Составление коллекций — дело, безусловно, авторское. Признаюсь: к своему стыду, я постоянно испытываю чувство зависти, когда вижу шедевры, которыми не обладаю. И, если банку придется когда-нибудь расстаться с приобретенными картинами, мне будет очень больно…