Секрет Высоцкого - Валерий Золотухин

– Бездарная баба, а вы ее облизываете все, просто противно, а ты больше всех унижался, как ты гнул спину… Я зауважала Высоцкого, он хоть не скрывает своих чувств, а ты все старался спрятать их и оттого был еще меньше, жалким…

16.071967

Высоцкий:

– Николай Робертыч! А вы пьесу пишете?

Эрдман:[10]

– Вам скажи, а вы кому-нибудь доложите. А вы песни пишете?

– Пишу. На магнитофон.

– А я на века. Кто на чем. Я как-то по телевизору смотрел, песни пели. Слышу, одна, думаю – это, должно быть, ваша. И угадал. В конце объявили автора. Это большое дело. Вас уже можно узнать по двум строчкам, это хорошо.

– Говорят, скоро «Самоубийца» будет напечатана.

– Да, говорят. Я уже гранки в руках держал. После юбилея разве… А он, говорят, 10 лет будет праздноваться, вот как говорят. Ну, посмотрим… Дети спросят.

02.10.1967

От юбилеев тошнит. Три дня занимались, не спали, писали, репетировали поздравления: Любимову – ему 30-го пятьдесят стукнуло и Ефремову – ему вчера сорок. Получилось здорово и то и другое. Петрович[11] сидел между рядами столов с закуской-выпивкой, и мы действовали для него. Прослезился, растроган. Вечером пригласил к себе меня и Высоцкого. Жена больна, к тому же Кузя[12] – поехала домой. А мне обидно невмоготу и боязно. Для чего, зачем я к нему поеду? Там высшее общество. Это что? Барская милость? Поеду – все будут знать, конечно, и перемывать кости. Но это не страшно как раз. Другое страшно: зависимость от благодушия главного и прочих сильных. Должно сохранять дистанцию и занимать свое место сообразно таланту и уму…

«Золотухин, когда берет гармошку, вспоминает свое происхождение и делается полным идиотом». Это изречение принадлежит Высоцкому.

«Высоцкий катастрофически глуп» – а это уже Глаголин.

20.10.1967

«Пугачев» – гениальный спектакль. Высоцкий первым номером. Удивительно цельный, чистый спектакль.

21.101967

Вчера Элла[13] снова сказала при свидетелях, что я буду играть Раскольникова. Высоцкий в поезде мне сказал, что он очень хочет сыграть этого человека. Думаю, что предстоит борьба, скрытая, конечно, тихая, но она состоится. Я не стану лезть на рожон, пусть сами думают и решают. Бог мне поможет.

05.11.1967

Как-то ехали из Ленинграда: я, Высоцкий, Иваненко[14]. В одном купе. Четвертым был бородатый детский писатель. Вдруг в купе заходит, странно улыбаясь, женщина в старом синем плаще с чемоданчиком и со связкой книг Ленина («Философские тетради» и пр.). Раздевается, закрывает дверь и говорит: «Я поеду на пятой полке. Это там, наверху, сбоку, куда чемоданы суют, а то у меня нет такого капитала на билет». У нас челюсти с Иваненко отвисли, не знаем, как реагировать. Моментально пронеслось в голове моей: если она поедет, сорвет нам беседу за шампанским, да и хлопоты и неприятности могут быть… Что делать? Высоцкий. Зная его решительный характер – к нему. Где-то внутри знаю: он с женщиной и вообще – человек самостоятельного действия. Решит сам. Мне же выгонять женщину безденежную жалко, совесть не позволяет, христианство, лучше это сделать невзначай как бы, чужими руками, или просто посоветоваться. Я и вышел посоветоваться. Не успел толком объяснить Высоцкому, в чем дело, – он туда. Не знаю, что, какой состоялся разговор, только минуты через три она вышла одетая и направилась к выходу. Я постоял немного, вошел в купе… посидел, и совесть стала мучить: что-то не то сделали. Зачем Володьку позвал? Я ведь знал, уверен был, что он ее выгонит. И многое другое в голове промелькнуло. Короче, я вспомнил, подсознательно конечно, что и здесь, перед своей совестью, перед ними всеми благородством можно блеснуть, и я кинулся за этой женщиной. Предложить ей хотел десятку, чтобы договорилась она с проводником. Но не нашел ее, хотя искал честно. И потом все-таки похвалился им, что, дескать, искал ее и хотел деньги отдать, но не нашел. Зная, что друг зарплату большую получил и потратит на спутницу свою, которую в Ленинград возил прокатиться, вдесятеро больше, однако не догадался он поблаготворительствовать этой женщине, а я, хоть и поздно, но догадался, и опять в герои лез, и опять хотел быть лучше ближнего своего.

10.11.1967

Жду Высоцкого из Ленинграда. Что он может мне сообщить? Какие дела мои его беспокоят? Да никакие! Материал[15], разве, посмотрит.

11.11.1967

Приехал Высоцкий. Кое-что видел, «Штаб союзников».[16]

– Ты хорошо, а Шифферс мне не понравился. Всё «22» – чересчур. Его надо всего тонировать.

– Как последний мой материал?

– Не видел. Говорят, хорошо.

Чем-то расстроен, неразговорчив, даже злой. Грешным делом подумал: может быть, завидует моему материалу и огорчен своим.

04.12.1967

По поводу Женьки[17] Высоцкий сказал мне много приятных слов:

– Ты многое играешь хорошо. И вообще это будет для тебя событие.

Они работали в одном театре, дружили, играли в одних спектаклях, не раз вместе снимались… Один из «общих» фильмов – «Интервенция» (1968) режиссера Геннадия Полоки, который долго лежал «на полке».

17.12.1967

Вчера было 16-е. Репетиция по вводу за Высоцкого.

18.12.1967

Я выиграл вчерашний бой. Нет, господа присяжные заседатели, вы меня рано похоронили, я в отличной форме, несмотря на все передряги и метели. Я отлично пел за Высоцкого[18], бросился головой в пропасть, и крылья распахнулись вовремя, а потому заработал ворох, кучу комплиментов. Я горд за себя, я победил что-то в себе и вокруг и уверовал в свою звезду.

20—21.12.1967

Ленинград. Всю ночь в «Стреле» болтали с Высоцким – ночь откровений, просветления, очищения.

– Любимов видит в Г. свои утраченные иллюзии. Он хотел так себя вести всю жизнь и не мог, потому что не имел на это права. Уважение силы. Он все время мечтал «переступить» и не мог, только мечтал. А Г., не мечтая, не думая, переступает и внушает уважение. Как хотелось Любимову быть таким! Психологический выверт – тут надо додумать, не совсем вышло так, как думалось. Думалось лучше.

Чуднó играть смерть. Высоцкому страшно, а мне смешно, оттого что не знаю, не умею и пытаюсь представить, изобразить. Глупость какая-то.

24.12.1967

Мелочь. В какой-то газете (кажется, в «Советской России») сообщение, информация об «Интервенции». «В фильме участвует целая когорта популярных (?), талантливых, известных (?; одно из этих похожих слов) артистов: Толубеев, Юрский, Высоцкий, Золотухин, Нифонтова». Моя фамилия под одним эпитетом с Толубеевым. Приятно, гордостно – да, но не в том суть, а суть в том, что чудно.