Клаузевиц - Александр Свечин

После окончания школы, двадцати трех лет, Шарнгорст поступил прапорщиком в ганноверскую армию. В то время офицерская карьера обычно начиналась в 12–15 лет, и сверстники Шарнгорста уже сильно подвинулись в чинах. Но Шарнгорст располагал всеми преимуществами хорошо образованного человека, представителя молодой, поднимающейся немецкой буржуазии. Как раз в год его приема в ганноверской армии прогремел любопытный случай: один из дворянчиков-офицеров, за неграмотностью, не мог написать прошения об отставке и был вынужден обратиться к помощи деревенского учителя. Однако в армии уже проявлялась тяга к образованию.

Молодой Шарнгорст был поставлен во главе полковой школы, где кадеты, прапорщики и более старые офицеры, не получившие никакого образования, должны были изучать математику, черчение, артиллерию, фортификацию, историю и географию. В 1782 году в Ганновере была основана артиллерийская школа; Шарнгорст преподавал в этой школе. Одновременно он начал издавать журнал «Военная библиотека». В двадцать восемь лет Шарнгорст достиг чина поручика, в тридцать семь лет — капитана.

Такое медленное продвижение по службе образованного офицера, сильного в технике и очень скоро обратившего на себя внимание всей Германии своими статьями и учебниками, объясняется особенной силой пережитков феодализма в Ганновере. Ганноверские курфюрсты уже столетие как стали английскими королями, жили в Лондоне и не показывались в своих родовых владениях. Но в Ганновере остался их дворец со всем придворным штатом. Гофмаршалы, гофмейстеры, фрейлины, придворные лакеи, конюхи и поставщики двора продолжали существовать по-прежнему. Давались придворные балы и обеды, с пустым местом для короля, около которого феодалы рассаживались по старшинству, по рангу. Ганновером правила кучка феодалов, заинтересованная прежде всего в том, чтобы не поколебать своего привилегированного положения и не разбудить народ, пребывавший в полной пассивности, а потому выступавшая принципиально против всяких новшеств. Старые феодальные основы дряхлели с каждым годом, новые ростки заглушались.

В Ганновере особенно сильно было отчуждение дворянства от буржуазии, от так называемого «бюргерлих» — всего мещанского.

Отец Шарнгорста, выиграв процесс, стал владельцем небольшого «дворянского» имения, то-есть имения, дававшего своему владельцу значительные политические права. Будучи офицером и став сыном помещика, Шарнгорст мог бы легко сам получить дворянство, как становились до него дворянами тысячи других. Но такое решение задевало классовую гордость Шарнгорста. Он прочел «Общественный договор» Жан-Жака Руссо. Он не хотел для себя привилегий, он жаждал общего уничтожения привилегий, тормозивших развитие его класса. Он принадлежал к поколению, сознание которого, формировалось в течение двух десятилетий, предшествовавших началу великой резолюции.

Шарнгорст был представителем буржуазии, класса, выходившего тогда на арену политической борьбы, чтобы вырвать у феодалов их привилегии. Дядя Шарнгорста поставлял на придворную кухню рыбу. Молодой офицер не забывал, что этот простой человек помогал ему в годы, когда он бедствовал, — и продолжал ходить в гости к своему дяде. К Шарнгорсту приезжали его мать-крестьянка и сестра, бывшая замужем за арендатором мельницы. Он сам женился не на дворянке, а на дочери конторского писца.

Шарнгорст был несколько медлительным в своих движениях, внешне холодным человеком, неважным оратором, часто повторявшим одни и те же слова, очень вдумчивым и точным, но лишенным стилистического блеска писателем. Молчаливый, серьезный, настойчивый, прежде всего учитывавший уровень своей аудитории и соответственно снижавший свое изложение, Шарнгорст не представлял собой сразу бросающуюся в глаза фигуру. Лишь упорным трудом продвигался он к своей цели — расширить круг действий и отстоять, в борьбе с феодалами, свой идеал всесословной армии. Феодалы терпели Шарнгорста как крупного специалиста, но сторонились его и по возможности тормозили продвижение по службе.

Критическое настроение по отношению к существующему строю и окружающей среде не могло не нарастать у Шарнгорста. В его письмах встречается горестное замечание, которое любил потом повторять Анатоль Франс, говоря о французской военщине своей эпохи: «Богословы и солдаты, чтобы отвечать предъявляемым им требованиям, должны быть недалекими». Это пишет человек, фанатически преданный военному образованию.

Поручик Шарнгорст, семейный, получал небольшое жалованье — 34 рейхсталера и 11 пфеннигов в месяц (около 25 золотых рублей). Некоторое подспорье голодному бюджету доставляла литературная работа. Но свой журнал Шарнгорст издавал не столько для прибылей, сколько для того, чтобы дать исход жажде деятельности и тяготению к широким военным вопросам.

Особенную известность Шарнгорст получил как реформатор артиллерии. Во второй половине XVIII века в артиллерии еще господствовали малограмотность и цеховщина. Шарнгорст подошел к артиллерийским вопросам с широким размахом. «Только в богословской науке больше предрассудков, чем в науке об артиллерии». Генералы обыкновенно довольны своей артиллерией, так как не понимают, какие требования ей можно предъявить. Между прочим Шарнгорст первый организовал научно поставленные ружейные стрельбы. Шарнгорста Энгельс называл первым артиллеристом своего времени. О ценности Шарнгорста как специалиста можно судить по тому, что его двухтомной «Справочник артиллериста», изданный в 1801 году, через 40 лет был переведен на французский и русский языки. Немногие технические пособия могут похвастаться таким долголетием.

Настал 1792 год. Шарнгорст в своем журнале тщетно предостерегал коалицию от недооценки сил французской революции. Ему пришлось принять участие в войне, но не на стороне революции, стремления коей были близки его сердцу, а в противоположном лагере, в ганноверской армии, среди наемников Англии.

Без каких-либо надежд и воодушевления пошел на эту войну Шарнгорст. Настроение его не было воинственным. «Не легко смотреть беспартийным взором на эту войну и тем не менее точно и слепо следовать по дороге чести. Но воистину не дальше того, что требуется предрассудками нашего времени!» «Мы деремся за аристократов, которые нас тянут назад». «Скорее бы дал бог мир. Я не рожден быть солдатом. Я легко переношу опасность, но вид безвинных людей, лежащих в крови у моих ног, пожар селений, которые люди строили для счастливой жизни, прочие жестокости и опустошения приводят меня в ярость и невыносимое состояние».

Шарнгорст не терял времени и продолжал на войне свою литературную работу. Он писал книгу, за которую рассчитывал получить сто талеров гонорара. Первые его письма домой полны просьб о высылке различных источников для работы. Вместе с тем, на самом театре военных действий он не упускал случая зарисовывать крепости и производить съемку новых и старых полей сражения. Насколько Шарнгорст разбирался в новых сложных вопросах тактики, свидетельствуют сделанные им в то время записи: «Современная война с Францией могущественно поколеблет некоторые вопросы принятой теперь тактической системы»; «французские стрелки выиграли большинство боев этой войны»; «ни штыковые атаки, ни залповый огонь не будут иметь успеха против стрелковых цепей».

Ощущения и взгляды Шарнгорста на театре войны менялись. Чем ближе подходил прусский король к миру с Францией, тем воинственнее становился Шарнгорст. Боевая жизнь брала свое: «Мне стыдно признаться, — заявляет он вдруг в письме к жене, — я нахожу удовольствие в этом постыдном занятии…» Начальство еще не изменило своего отношения к Шарнгорсту: «Генерал Трев (начальник артиллерии) не благоволит ко мне. Он не может забыть, что я не гну перед ним по-рабски спину и говорю, как свободный человек».

Однако популярность Шарнгорста в рядах армии с каждым боем увеличивалась, особенно во время начавшегося отступления англо-ганноверской армии. После поражения у Хондшоте он самовольно появился в арьергарде армии и по своей инициативе стал распоряжаться спасением отступающих войск. Его понимание карты и местности, обширные технические знания, умение сообразовываться с новейшими тактическими требованиями стали известны высшему командованию.

Особенную популярность он приобрел после осады Менэна. Две тысячи немцев были осаждены в слабой крепости Менэн двадцатитысячным французским корпусом генерала Моро. Шарнгорст в должности начальника штаба генерала Гаммерштейна руководил обороной Менэна. Когда все средства защиты крепости были исчерпаны, Шарнгорст предложил, вместо капитуляции, сделать попытку пробиться. Прорыв осажденного гарнизона, путем ночной атаки, удался. Благодарности от английского короля за это исключительное дело Шарнгорст, впрочем, не получил.