Аскетская Россия: Хуже не будет! - Олег Логвинов

Слова Клима лились как музыка, постепенно вгоняя Микки в состояние, близкое к трансу. Он в который раз восхищался масштабом личности вождя и свойственным только Моржовому глубоким проникновением в природу вещей. Под эту музыку, смешавшуюся с монотонным стуком колес, состоятельный пассажир четырнадцатого купе без гроша в кармане заснул.

Во сне он еще раз успел побывать за границей: покинув Литву, поезд направился в Белоруссию. Ночью была длительная остановка в Минске, ознаменовавшаяся дружным храпом пассажиров, который как нельзя лучше характеризовал отношения между нашими братскими государствами. А уже через несколько часов, рано утром, Микки вновь очутился на Родине.

Во время десятиминутной стоянки в Смоленске в одиннадцатый вагон сели несколько человек, среди которых выделялся колоритный пассажир в костюме, с саквояжем. Мужчина лет пятидесяти, как две капли воды похожий на вождя мирового пролетариата, заглянул в каморку к проводнице, плотно закрыв за собой дверь. Его, естественно, ожидали.

– Доброе утро, Владимир Ильич, крупная рыба плывет, смотрите, как бы не ушла!

– У нас сети крепкие, советских времен еще, не рвутся. Что за рыба, где обитает?

– Да два лоха в четырнадцатом едут, оба москвичи. Один зажиточный, часы дорогущие, одет модно, видно с хороших заработков. Второй – дрищ какой-то, фотограф, кажется, но тоже со средствами. Развестись должны в легкую.

– Куда ж денутся, миленькие! Ваша доля как всегда, если по дороге ментяра сунется, отправьте его ко мне, я договорюсь.

Глава III

Дело мастера боится

Совсем не качает…

«Пропили Россию, либерасты поганые», – таким серьезным заявлением пробуждение Микки Гэ’ндона не ознаменовывалось давно. Быстро приняв сидячее положение, он обнаружил в купе нового пассажира, сильно напоминающего вождя мирового пролетариата. Удивительным было другое – на столике рядом с остатками припасов возникла бутылка коньяка, четверть которой уже отсутствовала. «Крепко же я спал», – пронеслось в голове у Гэ’ндона.

– Присоединяйтесь, – сразу предложил фотограф, хотя коньяк был не его.

– А что Смоленск проехали уже? – Микки без вопросов принял стопку.

– Да, где-то полчаса назад. Владимир Ильич, – представился собутыльник Виктора, протягивая руку.

– Неужели Ленин? – сострил Гэ’ндон, принимая рукопожатие.

– Да нет, почему же… Членин, Владимир Ильич Членин, тоже в Москву еду. Мы тут решили времени не терять, – улыбнулся он, погладив коньячок.

Нутром почувствовав необычность происходящего, Микки не стал сопротивляться, хотя с утра пить не любил. Родственные нотки в новом попутчике отчетливо улавливались. Разговор принимал интересный оборот, речь держал Владимир Ильич.

– Времена сейчас непростые, трудовому человеку прокормиться все тяжелее. Бюрократы, спекулянты, ворье прочее страной заправляют теперь, все развалили. Вот я раньше у себя в родном Смоленске в Доме пионеров кружок изобразительных искусств вел. Помню, все для детей было: и хоровой кружок, и шахматный, и радиолюбителей. Каждому находилось занятие по интересам, и чувствовали себя все частью чего-то большого, понимали, что государство о них заботится. Но с приходом демократии кружок наш, как и весь Дом пионеров, приказал долго жить.

– Демократия вообще не качает! – вставил Гэ’ндон.

– Вот и я говорю – фуфло полное. Какие-то умельцы через связи с местной администрацией быстро наш дом приватизировали и открыли элитный ночной клуб для крутых со стриптизом и кокаином за счет заведения. А нас с ребятишками на улицу выставили. Теперь кто шляется, кто ширяется. Хотя кружки для молодежи, конечно, и сейчас есть, да только стоит такое удовольствие столько, что подумаешь еще трижды, куда идти – в кружок этот или в магазин за водкой. А раньше все бесплатно было! И везде бардак, понимаете? Был у нас приют для сирот и специальный центр помощи малоимущим. Так в начале девяностых всех сирот разогнали, малоимущим показали официальный государственный кукиш с гербовой печатью, а на месте приюта теперь писательские дачи.

– Тоже со стриптизом? – наивно спросил Виктор.

– Нет, только с кокаином, – серьезно ответил Ильич, – это их орудие производства. Опять же распорядились местные чиновники, львиная доля которых оказалась людьми пишущими, так вот каждому – по даче. Ну и кто они после этого?

– Сволочи, жиреют на добре народном! – в сердцах вырвалось у Виктора, который не забыл обновить опустевшие стопки.

– За советский спорт! – неожиданно предложил Членин.

– За советский спорт! – поддержали собеседники.

Пили все трое в разной манере. Виктор не умел употреблять крепкие напитки, поэтому сначала вливал в себя сок, затем большими глотками коньяк, после чего ему опять требовалась запивка. Владимир Ильич пил одним глотком, не запивая и не закусывая. Микки всегда выпивал последним, смягчая вкус алкоголя соком и припасенной Ильичом шоколадкой.

– А мне, что делать, пришлось приспосабливаться к новым условиям, уроки рисования в школе упразднили, вместо них дети то ли тайм-менеджмент изучают, то ли майнд-билдинг. Только и спасло меня сходство с Лениным – взяли в новый ночной клуб швейцаром. Платили, правда, мало и за человека не держали вообще. Тогда-то и решил я своим бизнесом заняться, подрабатываю Ильичем в Калининграде, Минске и Вильнюсе – за границей спрос больше, хотя одна страна была. Иногда в Москву наведываюсь, но там все места схвачены, с улицы не сунешься.

Заливал Владимир Ильич под стать Микки Гэ’ндону: и про Дом пионеров, и про нынешнюю свою деятельность. В доме этом он никогда не работал, а основное его занятие на протяжении последних двадцати лет с честным трудом имело мало общего. Но чем дольше общались с ним соседи по купе, тем больше проникались к нему какой-то симпатией и даже уважением.

– Коньяк закончился, – констатировал разливавший Виктор, – а вроде только начали.

– Да, как-то мало я взял. Не ожидал, что такое живое общение у нас пойдет, но ничего, через час остановка в Вязьме, там у бабули проверенной еще возьмем, – успокоил собутыльников Ильич. – А может, чтобы время скоротать, банчик небольшой соорудим?

– В смысле? – не понял уже сильно поддатый фотограф.

– Ну, в смысле по маленькой в картишки перекинемся, до Вязьмы пару партеечек, колода есть.

– На деньги не играю!

– Так я и не предлагаю на деньги играть, – обиделся Ильич. – На бутылку! Проигравший покупает коньяк, чтоб не скучно было.

– А, ну это можно, – примирительно согласился Виктор.

– Сыграем, почему нет? – поддержал Гэ’ндон, который хоть и выпил, но начал догадываться, что их новый попутчик такой же преподаватель изокружка, как он сам – представитель крупного американского лейбла.

Для начала решили сыграть в очко – простую карточную игру, не требующую особых навыков, в которой все решает везение. Так считает большинство любителей, в этом их основное заблуждение. Банковал, то есть раздавал соперникам карты, Владимир Ильич. Через несколько минут стало ясно, что тасовать он не умеет, раздает неуклюже и не везет ему до крайности – то все время недобирает, то помногу перебирает. Ильич этого и не скрывал, сетовал, что игрок никудышный, да и фортуна стороной его обходит. У Виктора же на удивление игра спорилась, практически всегда получалось очко. Удивлялся в первую очередь он сам – последний раз брался за карты лет пять назад, а особыми способностями или везением никогда не отличался. Не новичок в азартных играх, Гэ’ндон играл хуже фотографа, но все же несравнимо лучше Членина. После того как вождь мирового пролетариата проиграл бутылку, решили не останавливаться и сыграть по рублю, потом по десять. Азарт, хорошо подогреваемый шутками коммуникабельного Ильича и алкоголем, так и пер. Незаметно для самого себя обыграв своих визави на полторы тысячи рублей, Виктор начал испытывать угрызения совести – все-таки лишил средств наивного пенсионера с такой сложной судьбой.

Микки при этом остался почти без денег, но виду не подавал. В отличие от недалекого в подобных вопросах фотографа он не сомневался, что их новый попутчик – первоклассный катала старой школы. Таких в стране немного. По прежней своей деятельности Микки был знаком со спецификой их работы. Каталы – это карточные шулеры, которые нечестным путем обыгрывают ничего не подозревающих граждан (фраеров или клиентов), используя их доверчивость или страсть к игре. В криминальном мире каталы находятся на особом, можно сказать, привилегированном положении. Это связано с тем, что, во-первых, обучиться шулерским приемам способен далеко не каждый, а, во-вторых, напрямую с этим миром профессиональные игроки могут и не взаимодействовать. Кроме того, если профессионал не использует крапленых карт или дополнительных технических приспособлений, а полагается только на ловкость рук, уличить его в нечестной игре почти невозможно.