В шаге от края - Елена Грушковская

Я уже чувствовала себя, как дома. Смотреть такой великолепный телевизор было сплошным удовольствием, от которого я не могла оторваться едва ли не полночи, и в результате я чуть не проспала, но к семи часам всё-таки успела сделать то, что от меня требовалось. В ванну уже наливались последние литры тёплой воды, и на поверхности колыхалась, поблёскивая, пышная ароматная пена, когда в замке повернулся ключ. Я бросилась на кухню и поставила чайник, а в прихожей стукнули об пол сброшенные с ног ботинки и звякнули ключи, упав на тумбочку. Потом всё стихло, и я пошла встречать хозяйку.

Лана сидела в кресле, устало свесив руки между колен, а волосы падали ей на лицо. Я сказала:

— Ванна готова. Чай сейчас заварю.

Пару секунд Лана сидела неподвижно, а потом откинула волосы рукой. Подняв на меня пустой, мертвенный взгляд, она сказала:

— Хорошо.

Она встала. Двигаясь так, будто каждое движение давалось ей с превеликим трудом, она стала сбрасывать одежду, оставляя её там, где она её скинула: куртку — на пороге прихожей, брюки — возле дивана, водолазку — перед дверью ванной. Не говоря ни слова, она закрыла за собой дверь ванной.

Чайник вскипел уже три раза, когда Лана наконец соизволила закончить принятие ванны.

— Чаю? — осведомилась я.

Лана кивнула, не удостоив меня даже взглядом. Пока я заваривала чай, она сушила волосы феном, а когда я принесла ей, как она просила, чашку зелёного чая, она пожелала, чтобы сушку её волос продолжила я. Я хотела заметить, что это вроде бы не должно входить в мои обязанности, но почему-то постеснялась и взяла фен: за огромную (для меня) кучу денег, которую мне предстояло получить почти через три дня, я не сочла это для себя слишком уж зазорным делом.

Лана пила свой чай, а я сушила ей феном волосы. Я испытывала странное щекотное чувство, прикасаясь к длинным шелковистым прядям и пропуская их между своих пальцев, а Лана жмурилась под струями горячего воздуха и улыбалась.

Когда я выключила фен, она сказала:

— Лида, девятнадцатого я уезжаю в командировку. Мне предстоит работа… Вернусь дней через десять. На это время я хотела бы попросить тебя последить за моей квартирой точно так же.

— То есть, я должна ночевать здесь? — Я положила фен в чехол.

— Да, желательно. До тех пор, пока я не вернусь.

Стоя ко мне вполоборота, Лана развязала пояс халата и изящным движением стряхнула халат с плеч, представ передо мной совершенно обнажённой. Без тени смущения она попросила:

— Дай мне мою пижаму, пожалуйста.

Я деликатно отвела взгляд, но перед этим всё же успела отметить, что Лана обладала великолепным тренированным телом, вылепленным просто фантастически, с чётко проступающим рельефом мускулов. Поджарые бёдра, небольшая грудь, ни грамма лишнего жира — одни мышцы. Впрочем, не такие гротескно накачанные, как у женщин-бодибилдеров, а умеренно налитые — на ум приходил эпитет "железные". Избегая смотреть на неё, я достала из шкафа выстиранную и выглаженную мной пижаму и подала ей. Облачившись в неё, Лана улеглась в постель, сказав:

— Меня ни для кого нет до часу.

Она заснула прежде, чем я успела у неё спросить, нужна ли я ей ещё или мне можно идти домой. Поскольку Лана меня не отпускала, да и нужно было приготовить обед, я осталась. А кроме того, домой я не особо стремилась: в этой юдоли голода мне делать нечего, рассудила я. Разумеется, кетчуп — нужная вещь, но её не станешь есть в качестве основного блюда. А здесь, глядишь, и перепадёт кусочек.

В одиннадцать зазвонил телефон. Снять трубку или нет? Подумав, я всё-таки ответила.

— Лана, это ты? — спросил приятный молодой мужской голос.

— Нет, это не Лана, — сказала я. — Её нет, перезвоните после часа.

На это голос сказал:

— Я знаю, она дома. Скажите ей, что это Рудольф.

— Хорошо, я попробую.

Я подошла к Лане и осторожно дотронулась до её плеча. Она моментально открыла глаза, как будто вообще не засыпала.

— В чём дело? — спросила она недовольно.

— Там какой-то Рудольф звонит, — сообщила я.

— Пошёл он в задницу, — пробурчала Лана и снова уткнулась в подушку.

Я вернулась к телефону, раздумывая, как бы повежливее передать Рудольфу её слова, сохранив при этом изначальный смысл.

— Гм, гм, — проговорила я. — Понимаете, Лана в настоящий момент не склонна ни с кем общаться. Она отдыхает и просила её не беспокоить.

Это был более интеллигентный и учтивый вариант оборота "иди ты в задницу". Рудольф, однако, уловил истинный смысл и сказал:

— Хорошо, я понял. До свиданья.

Я сказать "до свиданья" не успела: в трубке уже слышался гудок. Я подумала, что со стороны Ланы было не очень-то любезно так обойтись с обладателем столь приятного голоса. Впрочем, какое мне дело? Я лишь обслуживающий персонал, и отношения хозяйки с каким-то Рудольфом не должны меня интересовать.

Интересно, внешность у него под стать голосу? Брюнет он или блондин? Или шатен? Скорее брюнет, решила я. Темноглазый смуглый брюнет. С чего я это взяла? Не знаю.

На обед я приготовила фаршированные перцы и отварила рассыпчатый рис. Некоторые не любят супов, а поскольку я не знала предпочтений Ланы, варить суп я не стала. Кексов было достаточно, а посему я сочла мои кухонные занятия оконченными.

Лана поднялась раньше, чем сказала: еще не было и половины первого. Потягиваясь, она босиком вразвалочку прошествовала на кухню, заглянула в кастрюли, а через несколько секунд после этого стук тарелок и ящика с ложками и вилками возвестил о том, что Лане обед понравился с первого взгляда.

— Лида! Ты ещё не ушла?

Я пришла на зов. Лана сидела за столом с вилкой и ножом в руках, а перед ней стояла тарелка с фаршированным перцем и горкой риса.

— Присоединяйся, — сказала она. — Ты столько наготовила, что мне одной это не съесть при всём желании. Я просто лопну, если всё это съем!

Видимо, отдых пошёл ей на пользу: настроение у неё явно улучшилось. Она уплетала приготовленную мной еду за обе щеки, прямо-таки сияя от удовольствия, как будто никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее. Признаюсь, мне было приятно это видеть.

— Вкусно — просто нет слов! — проговорила Лана с набитым ртом. — Лид, ты настоящее чудо. Меня ещё никто так вкусно не кормил.

Я расцвела от её похвал, а она отвалила мне на тарелку изрядную порцию и сказала почти приказным тоном:

— Ешь!

Я не посмела ослушаться. Домой я пошла сытая и довольная жизнью, и даже унылый осенний дождичек не испортил мне настроения. Кажется, мои дела начали наконец-то налаживаться. У окна на лестничной площадке курил в форточку сосед Миша. Бедняга, подумалось мне. Ведь в жизни у этого перца ничего, кроме компьютеров, нет. В его насквозь прокуренной, неприбранной и до потолка заваленной разнообразной компьютерной начинкой хибаре стояло три компа, но они, как известно, не сходят в магазин за продуктами и не приготовят обед, хотя их и целых три штуки. Перекусывал Миша не отрываясь от монитора, одной рукой поднося ко рту бутерброд, а другой яростно кликая мышью там и сям, роняя крошки на клавиатуру и периодически затягиваясь сигаретой.

— Ты ещё не обалдел от своих компьютеров? — спросила я с усмешкой.

Миша ничего не ответил, только прищурился от сигаретного дыма. Спросил:

— А ты чего сияешь, как медный таз? Штуку баксов на дороге нашла?

— Увы, такие деньги на дороге не валяются, — вздохнула я. — Нет, просто я наконец-то нашла работу.

— Поздравляю, — сказал Миша, покусывая фильтр сигареты. — Место-то как — ништяк?

— Боюсь сглазить, — ответила я. И призналась: — Да, кажется, ништяк.

5. Рудольф

Ништяк — пожалуй, слабоватое слово, не слишком пригодное для описания моих чувств, которые я испытала, когда в моей руке упруго захрустели зеленоватые купюры, каждая достоинством в тысячу рублей.

— Завтра можешь не приходить, я даю тебе выходной, — сказала Лана. — Ты целую неделю пахала, отдохни немного.

— А послезавтра во сколько приходить? — осведомилась я.

— Пожалуй, слишком рано не надо, — подумав, ответила Лана. — Часикам к одиннадцати.

Похрустывая деньгами в кармане, я почти вприпрыжку бежала домой. Первым делом надо было погасить долг за коммунальные услуги, и я зашла на почту. После этого я зашла в магазин и накупила всевозможной снеди, так что пакет получился тяжеленный. Я еле доволокла его до дома: на полпути возникла трудность в виде оторвавшейся ручки. Прижимая пакет к себе, как младенца, я поднялась по лестнице и бережно опустила его возле своей двери. Сосед Миша как раз выходил из своей квартиры. Я протянула ему пятисотрублёвую купюру: