Приключение ваганта - Виталий Гладкий

— …Церковь вообще была враждебно настроена по отношению к охоте как таковой. Поэтому охота на оленя отцам церкви представляется наименьшим злом, — Гю де Ревейон сделал большой глоток вина из кубка, который стоял перед ним, и продолжил: — Она не такая дикая, как охота на медведя или охота на кабана, и не заканчивается кровавым поединком человека со зверем. На ней погибает меньше людей и собак, охота на оленя не столь разорительна для полей вилланов. Конечно, она не такая спокойная, как птичья охота, а осенью, в период гона, когда олени особенно возбуждены, оленья охота даже приобретает ожесточенный характер. Но вне зависимости от времени года преследование оленя не вводит охотника в состояние, близкое к бешенству, в которое его может погрузить схватка с медведем или кабаном.

— Как по мне, — фыркнул Ангерран де Вержи, — так лучше уж сразиться с медведем или огромным вепрем, нежели носиться по полям за оленями. Убить оленя из арбалета на расстоянии или перерезать ему горло, когда он ранен, много ли нужно для этого хладнокровия, силы и смелости? В этом ли состоит главное достоинство настоящего охотника?

— Конечно, в ваших словах, дорогой мой Ангерран, есть крупица истины. Но вспомните легенду о Евстафии — римском военачальнике и яром охотнике. Преследуя оленя, он узрел распятие у него между рогами, после чего вместе со всей своей семьей обратился в христианство. А как вам история Губерта, сына герцога Аквитанского, у которого было такое же видение во время охоты в Страстную пятницу, вследствие чего он совершенно изменил свою жизнь, уехал проповедовать в Арденны и стал первым епископом Льежским?

Ангерран де Вержи скептически ухмыльнулся и ответил:

— Мой добрый друг, я не горю желанием стать епископом. Святости во мне не прибавится, даже если я повстречаю стадо оленей, которое покажет мне не просто распятие, а целый храм. Я старый солдат, и этим все сказано. Пусть уж короли охотятся на оленей. Это дело вполне по силам помазанникам Божьим, а мы уж как-нибудь обойдемся и кабанами… — в голосе хозяина замка прозвучала ирония.

Он не очень праздновал ни герцога Бургундии, ни короля Франции. Собственно, как и многие другие дворяне. Столетняя война наложила на них особый отпечаток, который выражался в свободолюбии и весьма прохладном отношении к сюзеренам. Особенно это касалось пожилых рыцарей, которым на своем веку довелось много чего увидеть и перенести: победы и поражения, ранения и увечья, гибель друзей, вероломство и предательство. Они освободились от романтических представлений, свойственных молодости, и больше думали о хлебе насущном, нежели о куртуазности.

— Однако же гибель короля Франции Филиппа Красивого в конце 1314 года произошла в результате несчастного случая, произошедшего на охоте в Компьенском лесу при столкновении с кабаном, — сказал Гю де Ревейон. — Или вспомните поистине странную смерть принца Филиппа, сына Людовика VI Толстого, примерно за двести лет до этого. В октябре 1131 года на улице Парижа под ноги коню, на котором ехал юный принц, кинулся поросенок, в результате чего Филипп упал с лошади и умер. А династия Капетингов покрылась несмываемым позором, который не могут скрыть даже девственно чистые лилии на королевском гербе. Обычная беспризорная свинья стала причиной смерти коронованной особы! Ночной образ жизни дикого кабана, темная масть, глаза, словно мечущие искры, огромные клыки — все заставляет видеть в нем зверя, который вышел из самой бездны ада, чтобы терзать людей и бунтовать против Бога. Кабан безобразен, он брызжет слюной, дурно пахнет, поднимает дикий шум, у него полосатая щетина, дыбом стоящая на спине, а из пасти растут рога. Святые отцы утверждают, что кабан — воплощение Сатаны.

— Тем не менее жаркое из кабана не хуже оленины, — улыбаясь, отвечал Ангерран де Вержи. — В чем мы завтра, надеюсь, и убедимся…

Жиль не стал дальше слушать треп старых боевых товарищей. Сбежав вниз, он направился не на поварню, где, по идее, должно было остаться хоть что-то съестное, а в мастерскую Гийо. Повар, а заодно и эконом замка де Вержи по имени Ватье был страшным педантом и скрягой. Поэтому Жиль был уверен, что на кухне не осталось даже обглоданной косточки, все котлы давно вымыты и остатки еды выброшены псам. А есть ему хотелось со страшной силой, ведь с самого утра у него не было во рту ни крошки.

Гийо развлекался — учил своего пса Гаскойна ходить на задних лапах с тарелкой на голове. Он где-то подобрал совершенно беспородную дворняжку, которая оказалась весьма смышленой, и теперь развлекал дворню представлениями. Народ охал и ахал. Гаскойн вытворял потрясающие штуки, заставившие местного кюре прозрачно намекнуть Гийо, что тот благодаря своему дьявольски умному псу уже почти готов познакомиться со святой инквизицией. На что сразу же получил ответ:

«Ваше преподобие, по-моему, собаки — весьма уважаемые животные. Церковь это давно признала. Чего стоит случай, когда мать святого Доминика увидела во сне пса с пылающим факелом в зубах. После чего отцы доминиканцы сделали его своей эмблемой, а их самих стали называть «псами Господними». Так в чем же моя провинность? В христианской любви к живому созданию, тем более такому важному в жизни церкви?»

Кюре пришлось отступить. Не шибко образованный деревенский священник не мог тягаться в схоластике с бывшим студиозом[7] и монахом. У Гийо всегда был ответ на любые казуистические вопросы.

— А, это вы, мессир… — Гийо расплылся в довольной улыбке. — Милости прошу. Поскучаем вместе.

Он называл Жиля «мессиром», хотя тот не был посвящен в рыцари и не имел права на этот титул. Впрочем, юный Жильбер де Вержи не очень и стремился получить рыцарские шпоры; его с неодолимой силой влекла музыка, а также сочинительство стихов и баллад.

— У тебя есть чем перекусить? — нетерпеливо спросил Жиль.

— Ах, мессир, ну что за вопросы в такой поздний час? Ведь чревоугодие относится к одной из восьми греховных страстей. Обжорство вызывает телесные и духовные страдания, так как предмет радости сластолюбца не является истинным благом. И уж тем более нельзя ложиться в постель с набитым чревом. Любой лекарь скажет вам, что это вредно для здоровья…

— Хватить болтать! — раздраженно перебил его Жиль. — Иначе я тебя самого слопаю с потрохами. Тащи все, что у тебя припрятано.

Он точно знал, что Гийо, который за свою хитрость и оборотистость получил прозвище Пройдоха, никогда не ложится спать голодным. Он ел за троих, но, что самое удивительное, был худым как палка. Ангерран де Вержи не мог похвалиться богатством и кормил своих домочадцев, а тем более слуг, весьма скудно, однако Гийо как-то ухитрялся наедаться до отвала. Это было загадкой, которую не мог разрешить даже пронырливый Жиль. Впрочем, и не пытался. Он знал, что у Гийо всегда найдется для него вкусный кусочек чего-нибудь. А это было главным.