Танец Бешеной - Александр Бушков

– Какая операция? – ласково спросил Воловиков. – Какие профессионалы? Какие промахи? Что пошло наперекос? Вот представь себя даже не на моем месте – в кресле Трофимова. Все у тебя в руках – машины, люди, спецназы и НТО… На что ты нацелишь легион вымуштрованных подчиненных, какие задачи поставишь и по какому следу пустишь? Молчишь?

– Я же от вас ничего не требую, – почти жалобно сказала Даша. – Просто сидит у меня эта клятая заноза в подсознании…

– Выдерни, Дашенька…

Когда Воловиков упомянул Марзукова, владельца «Алмаз-ТВ» и зятя представителя президента господина Москальца, она вдруг вспомнила еще одно непонятное звено в загадочной цепочке – москвича, застреленного в больнице, с гордой кликухой «тыща». Он же приезжал специально к Марзукову…

– По убийству в «тыще» результаты есть? – спросила она.

– Нету.

– А столица?

– Молчит столица. Ей не до нас. У нее там свои половецкие пляски. Тебе, надеюсь, с «Алмазом» все ясно? Или они тоже в заговоре состоят?

– В хреновой финансовой ситуации они состоят разве что, – вздохнула Даша. – Я специально переболтала с налоговой и с ОБЭП. Прибыль почти на нуле, кредит возвращать срок подходит, а денег у них нет. Если тесть Марзукову не поспособствует, за долги новую аппаратуру отдавать придется.

– Кредит они в каком банке брали?

– В «Кедр-гарант», – сказала Даша. – Нашу свидетельницу Казмину с ее «Шантарским кредитом» никак не пришьешь…

– А ты, значит, пыталась?

– Просто хотела найти хоть какие-то связи…

– Ага, и в преддверии банкротства студия решила подработать шантажом… – понимающе кивнул Воловиков. – На безрыбье нам ничего другого придумать не остается. Кстати, у них пересечения с «Бульварным листком» и с сатанистами есть?

– Скорее, наоборот, что касается «Листка», – сказала Даша. – Я проверила. Не любят они друг друга. Марзуков себя считает интеллектуальной элитой, а «Листок», несмотря на название, бульварным органом себя признавать никак не хочет, отсюда и контры. А пересечение с сатанистами шло разве что через Житенева. И Ольминская в последнее время что-то увлеклась сатанизмом. Ну, на Житенева «алмазовцам» было наплевать, а вот новые увлечения Ольминской им могли и не прийтись по вкусу. Ольминская как-никак была витриной фирмочки.

– Вот и проверь для очистки совести, где каждый из «алмазовцев» был в ту ночь, когда пристукнули Паленого. Чем не версия?

– А это мысль, – сказала Даша серьезно.

– Дарья, я ж шучу…

– А стоит ли? Это, знаете ли, версия. Чернокнижные увлечения Ольминской грозили испортить имидж фирмы и создать непредсказуемую ситуацию. Помните, сколько потеряло акционерное общество «Крокус», когда их зам по сбыту – красавица, спортсменка, умница – ушла вдруг в кришнаиты? И как из этого едва не вылупилась разборка с поджогом? Можно, я ненавязчиво проверю ихние алиби? Завтра, скажем?

– Ох… – сказал Воловиков. – Счастье твое, что ты раненая. И зверски пытанная сатанистами. И на больничном. Ну сходи, проверь. Для порядка. Пока на больничном – тогда я, если отмазывать потом придется, смогу, не моргнув глазом, Дронова, командира нашего бессменного, уверять, будто ты фигней маялась оттого, что докторские уколы еще не выветрились, и в голове ку-ку замкнуло… Поищи у них снайпера, который смог залепить Паленому с сорока метров из отечественного ружья одну-единственную пулю аккурат посередь лба… В общем, Дарья, я твоим пережитым мукам сочувствую, но горячку не пори, чтоб Москалец не развонялся. Если кто и мог стукнуть таким макаром Паленого, мстя за Олечку, так это ребятки, которые любят собраться-покушать в «Шантарских пельменях». А если они на такое пошли, значит, доказательства вины именно Паленого раскопали убедительные, что твою версию о заговоре рушит. Да, кстати. Ты эти дни по городу без сопровождения не шляйся. Это тебе, голубушка, прямой приказ. Тебе вот стукнуло в голову, что эта ночная троица с тобой разыграла спектакль, а мне так не кажется. «Хвост», за тобой поставленный в целях бережения, демаскировать не будем, и если понадобится куда-то съездить, вызывай Федора, он пока за твоей группой числится. Звони ему и строго с ним езжай. Вообще, позванивай, вроде на днях обещали наконец зарплату выдать. – Он похлопал Дашу по коленке и встал. – Посиди, поболей, а майору я сейчас сам холку намылю за ночные шатания. И замок пришлю.

– А еще одну просьбу болящей выполните?

Воловиков настороженно обернулся в дверях:

– Это какую?

– Мне бы узнать, не убивали ли за последние несколько месяцев еще кого-то из «Алмаза»…

Шеф поморщился:

– Дарья, я ж тебе не Дед Мороз…

– Это ж для вас пустяк. Распорядитесь, часа два пороются в сводках…

– Ну ладно, ладно, – сказал он досадливо. – Позвонишь потом, авось, успокоишься… И не играй ты в «Алмазе» на нервах, Христом Богом прошу.

Он вышел и тихонько заговорил в гостиной с майором. Толя заботливо спросил:

– Ты как, правда, ничего?

– Зубы не заговаривай, – сказала Даша. – По Казминой накопал что-нибудь?

– Ничего интересного. Присутствия криминальных капиталов в «Шантарском кредите» не установлено, к последним скандалам с пирамидами вроде «Соверена» отношения не имеют. Сейчас, на днях буквально, должны получить лицензию на работу в Западной Европе, а зарубежники таких бумажек без скрупулезной проверки не выдают. Сама Казмина никаким компроматом не блещет. В женской голубизне не замечена, у нее для сердечных утех есть приличный партнер, этакий седовласый вдовец из мира бизнеса, вроде бы собираются расписаться.

– Грустно, – сказала Даша. – Может, тут политика?

– Тогда нам тем более не стоит напрягать нервные клетки. Своих забот мало? Пусть все эти внешние разведки и прочие фапси-мапси хлебушко отрабатывают…

– И никого, значит, из приданных от нас еще не открепили?

– Нет, пока не зачистим шероховатости. Только зачищать-то придется со дня на день. Выйдешь с больничного – все оформим и сдадим Чегодаеву. Итоги у нас получатся не бог весть какие эффектные. Двое пойдут за совращение малолетних, один – за хранение наркоты. Фарафонтова из-под суда выводим, будет пахать дятлом. И меня такой улов ничуть не огорчает – потому что от нас ничего эффектного и не требуют. Спустят на тормозах. Пожидаева ты ведь сама решила помиловать? Шеф хочет его с Кравченко тоже обязать сотрудничеством. А насчет дачных развлечений… Решено считать, что обстрелян был из ночной темноты пьяный пикничок. Сечешь? Лесбо-сатанистка Хрумкина со своими интеллигентами все старые связи подключила. Ватагин ворчит, но переть на рожон не хочет. В нынешней предвыборной возне не хочет кое-кто давать лишний козырь против заслуженных демократов со стажем. А мне, откровенно говоря, все равно. Шеф прав, возни меньше. А еще, Даш, он прав в том, что у Вени Житенева были все основания пускать пулю в башку. Останься он в живых, пошел бы паровозиком по трем, как минимум, делам – как хозяин малины, организатор и вдохновитель. И закатали бы его надежно и однозначно.

– Если он – настоящий Мастер…

– А другого я, Даша, что-то не вижу, уж извини…

– И ни во что потаенное не веришь?

– Если оно и есть, это либо мелочи не по нашему профилю, либо возня частных служб, а к ним не всегда и подберешься. И на свет их игры частенько не всплывают вовсе. А если тут большая политика – тем более. Правда, как голову ни ломаю, не могу придумать, что за большая политика в Шантарске может завязаться. Вроде бы все поделено и застолблено, и мы худо-бедно узнаем, если кто-то начинает топтать чужие грядки.

– Вот ведь гадство, – сказала Даша, доставая из шкафчика нераспечатанную пачку чая. – Я могу набрести на них нос к носу, но – не заметить. Сделать бы что-то такое, отчего они тут же зашевелятся…

Толя отвел взгляд, ставший крайне скептическим.

Глава вторая

Танец с саблями

Говоря по правде, нежданный больничный Дашу ничуть не тяготил – все равно она не представляла, в каком направлении двигаться, чтобы хоть на шаг подойти к потаенному, определить хотя бы, существует ли и впрямь «секретный ящичек». Вся ее уверенность понемногу испарилась – и после уничтожающих реплик шефа, профессионально выверенных ударов по слабым местам, и после собственных бесплодных раздумий. Всю громаду фактов, показаний и событий надлежало переместить на иную точку опоры – а ее-то Даша и не видела.

От безнадежности она убила целый день на то, чтобы хоть немного вникнуть в политическую жизнь Шантарска, которой раньше, как подавляющее большинство ментов, попросту не замечала, пропуская мимо сознания. Накупила газет, вдумчиво просмотрела кучу передач по местным телеканалам – и голова пошла кругом.

Даша сомневалась даже, можно ли назвать это политической жизнью. Горластая орава кандидатов привычно и лихо обещала столько, что на мало-мальски честное выполнение хотя бы половины посулов пришлось бы потратить весь золотой запас США и вдобавок безжалостно потрясти швейцарские закрома, послав туда суровых комиссаров с наганами. Что до выполнения обещаний предыдущих, о них либо стыдливо умалчивали, либо простодушно объясняли происками засевших повсюду врагов. Демократам мешали партократы, коммунистам – мировая буржуазия, национал-патриотам – жиды и масоны, центристам – радикалы, радикалам – центристы, и даже партии любителей кошек, тоже вознамерившейся провести кандидата в Государственную Думу нового розлива, как выяснилось, мешали собачники, распустившие злонамеренный слух, будто употребление «Вискаса» вызывает импотенцию и рак – как у мурлык, так и у их хозяев. Всем постоянно кто-то мешал, а виноватых, как водится, не находилось. Параллельно по всем азимутам нагнеталась самая крутая истерика. Все несчастья, случившиеся с видными активистами предвыборного бомонда, с ходу объяснялись происками врагов и конкурентов. Известный социал-демократ, в совершенно непотребном виде шлявшийся по проспекту Авиаторов с незарегистрированной газовой пушкой за поясом, наутро после освобождения из вытрезвителя винил во всем неких анонимных политических противников, хотя в детали совершенно не вдавался. Либеральный социалист, захиревший с приходом рыночных отношений писатель Старохамцев (носивший кличку «сорок девятый» по регулярно занимаемому им на выборах в областной парламент месту), заявил в интервью «Бульварному листку», что был прежестоко бит шантарскими чернорубашечниками – однако газетка иного политического направления прозрачно намекала, что некий труженик пера намедни в пьяном состоянии погладил пониже спины в троллейбусе смазливую студенточку и был тут же отколошмачен ее кавалером. Правозащитник Царюков обвинял психиатров в том, что они регулярными обстрелами из психотронного оружия ухитрились перепрограммировать весь его потенциальный электорат, и тот, зомбированный, от Царюкова отшатнулся. Монархо-ультраславянин Омельяненко печатно обвинил доцента Ошаровича в потаенном жидомасонстве, в качестве доказательства напирая на окончание «вич». Доцент, мужик двухметрового роста, происходивший из старинной белорусской шляхты, обиды не вытерпел, покушал водочки и в одиночку разгромил штаб-квартиру Монархической ультраславянской партии, с большой сноровкой действуя древком захваченного у врага знамени. Ультраславян (домашних мальчиков-студентов, направлявших нерастраченную энергию вместо девушек на изучавшиеся по сомнительным ксерокопиям основы национал-социализма) он гнал два квартала, лупя древком по хребтине, – но был несказанно изумлен статьей в газете «Вечерний Шантарск», объявившей эти события фашистским митингом в центре города.