Обожение человека - Георгий Мандзаридис

Как уже отмечалось, Григорий Палама особенно подчеркивает значение ипостасного соединения во Христе божественной и человеческой природы. От Девы Марии Бог Слово воспринял тело хотя и чистое, но все же смертное и подверженное страданиям[56]. По мнению Григория Паламы, Христу подобало умереть не естественной, а насильственной смертью, потому что естественная смерть непосредственно связана с грехом. Поэтому и Иоанн Креститель и многие святые подверглись насильственной смерти[57]. При этом Григорий Палама не уклонялся в афтартодокетизм[58]: его учение исключает любые докетические концепции возрождения во Христе. И все, что он говорит о чести, дарованной смертному человеческому телу воплощением Божественного Слова, является, по выражению архимандрита Киприана (Керна), «непривычным для лжедуховной аскетичности прославлением святой телесности»[59].

При восприятии человеческой природы Бог даровал ей полноту Своей благодати и избавил ее от уз тления и смерти. Следствием ипостасного соединения во Христе двух природ стало обожение воспринятой Им человеческой природы: «Ибо Слово стало плотью и плоть стала Словом, хотя они не оставили и своей собственной природы»[60]. Так во Христе осуществилось возрождение «образа» и его возвышение до Первообраза.

Палама в этом вопросе близок к так называемой «естественной» точке зрения на обожение, согласно которой обожение человеческой природы является результатом ее ипостасного соединения с воплощенным Словом. Такой позиции придерживались святые Ириней Лионский, Афанасий Великий, Григорий Нисский, Кирилл Александрийский, Максим Исповедник и Иоанн Дамаскин, и она стала общим достоянием православного предания[61]. Рассматривая антропологию в свете тринитарного учения, святой Григорий Нисский пишет, что человеческая природа одна, но разделяется на множество индивидуальных ипостасей[62]. Преподобный Иоанн Дамаскин указывает, что термин «природа» может, во–первых, обозначать общее понятие, и как таковое оно не имеет действительной реальности; во–вторых, обозначать род, в этом случае природа включает в себя все индивидуальные ипостаси этого рода; в–третьих, ее можно рассматривать как частную, тогда она связана с природой рода, но не включает в себя все индивидуальные ипостаси. Бог Слово, воплотившись, воспринял человеческую природу именно в этом, а не в первом или втором значении, ибо в первом случае был бы обман вместо воплощения, а во втором — воплощение во всех индивидуальных человеческих ипостасях. Следовательно, Бог Слово воспринял в Своем воплощении «начатки нашей плоти», индивидуальную природу, не существовавшую саму по себе, но получившую бытие в Его ипостаси[63].

Григорий Палама подробно разбирает вопрос о том, что возрождение во Христе является возрождением не индивидуальных человеческих ипостасей, а повинной человеческой природы, с которой Слово Божие соединилось в Своей Сообственной ипостаси: «Ибо не испостась, но природу восприняв от нас, Он обновил ее, соединившись с ней в Своей ипостаси»[64]. В личности Христа существовала в полноте своей человеческая природа как индивидуальная, ипостасно соединенная со Словом, обоженная и воспринявшая полноту божественной энергии[65]. Для Григория Паламы и других святых отцов плоть Христа, будучи телом воплощенного Слова, является точкой соприкосновения человека с Богом[66] и открывает человеку путь в Царство Небесное. Святитель Афанасий Великий кратко сформулировал это следующим образом: после преступления Адама все люди стали подвержены тлению, от него была избавлена и спасена только плоть Христа, как тело Слова Божия; и поэтому мы, «будучи одного тела с Ним, спасены в Его теле, ибо в Своем теле Христос ведет нас к Царствию Небесному и к Своему Отцу»[67].

Обожением человеческой природы Христа были обожены «начатки нашего смешения» и был сотворен «новый корень», способный влить жизнь и нетление в свои побеги[68]. Человеческая природа Христа, обладая полнотой божественной благодати, сообщает ее людям. Ибо, по высказыванию Григория Паламы, никто из созданных не может вместить всю беспредельную силу Духа, кроме Зачатого в девственной утробе наитием Святого Духа и осенением силы Всевышнего. «Поэтому Он и вместил все исполнение божества (Кол. 2, 9), от исполнения же Его мы ecu прияхом (Ин. 1, 16)»[69].

Возрождение человека во Христе не сводится лишь к возвращению в рай. Бог Своей премудростью обратил самовольное уклонение Адама в возможность совершенствования: «Знал Бог, как Своей премудростью и силой обратить человеколюбиво к лучшему поползновения нашего самовольного уклонения»[70].

Соединение человека с новым корнем во Христе не обусловлено естественными причинами, в отличие от связи со старым корнем в Адаме. Со старым корнем связывает человека его происхождение от Адама, а соединение с новым корнем осуществляется свободным личным участием в возрождении во Христе. Таким образом, «естественная» точка зрения на обожение, которой придерживался Григорий Палама наряду с другими отцами Церкви, предполагает не механическое изменение человеческой природы[71], но онтологическое возрождение ее в ипостаси воплощенного Слова, доступное каждому человеку, лично и свободно участвующему в жизни Христа.

Подчеркивая важность ипостасного соединения человеческой природы Христа со Словом для ее обожения, Григорий Палама не умаляет значения Его смерти и воскресения для спасения и возрождения человека. Другими словами, святые отцы обращают внимание не столько на сам момент воплощения, сколько в целом на домостроительство Божие, осуществленное через Христа, Который родился, жил, учил, творил чудеса, умер, воскрес и вознесся на небеса.

Восприятие Словом Божиим человеческой природы из девственной утробы — основание и начало воплощения Бога и обожения человека; завершение их — в страданиях и воскресении Христа. Григорий Палама пишет, что среди событий божественного домостроительства «наилучшим, лучше же сказать — и исключительным и несравненно наилучшим, является воплощение Господа нашего Иисуса Христа, и особенно цель его — спасительные страсти и воскресение… Ибо тогда‑то все было уготовано для нашего спасения: совершенное домостроительство во плоти Сына Божия, божественное учение, плоды Богочеловеческого действия, раздаяние Богочеловеческого тела, великая и божественная и спасительная жертва, тридневное восстание из мертвых, начало вечной жизни и божественной радости, сопутствующей ей»[72].

Окончательная победа Спасителя в битве с диа- волом была одержана на кресте, и после нее грех был истреблен. Через воскресение осуществилось прославление человеческой природы во Христе[73]. И, наконец, вознесение Христа, как венец Его домостроительства, привело человеческую природу в славу Отца[74].

Это новое состояние прежде всего проявилось в личности Богоматери. «Стоящая между сотворенной и несотворенной природой» и первая из людей достигшая в Своей жизни обожения, Она являет Собой путь и прообраз человека, устремленного к Богу[75]. Если святитель Григорий Нисский в сочинении «Жизнь Моисея» изображал Моисея образцом совершенства для верующих, то Григорий Палама в гомилии на Введение Пресвятой Богородицы во храм представляет таким образом Божию Матерь[76].

Из сказанного следует, что умаление божественной или человеческой природы Христа — не абстрактный богословский вопрос. Непосредственно связанный с антропологией, он всегда был в центре внимания святых отцов. Святитель Афанасий Великий давал отпор арианам, которые, подвергая сомнению божественность Христа, разрушали и основание для обожения человека. Если бы Христос был сотворенным существом, Он не мог бы соединить с Богом другие сотворенные существа, ибо Он Сам нуждался бы в таком соединении[77]. Отцы–кап- падокийцы выступали против сторонников Аполлинария, отрицавших наличие у Христа разумной души. Если бы Христос не был совершенным Человеком, не произошло бы обожения всего человека: «То, что не воспринято, не уврачевано, но что соединилось с Богом, то спасено»[78]. Конечно, противники Паламы не выступали открыто против божественности Христа; однако они считали обожи- вающую благодать тварной. Верный святоотеческому преданию, святитель Григорий понимал, что новое учение опять ставит под угрозу истину обожения человека. Как сотворенные существа могут обожиться тварными средствами? Другими словами, если тварна благодать Сына Божия, то тварно и Его божество[79]. Не колеблясь, святитель Григорий называл своих противников арианами, евномиана- ми, евтихианами и в целом считал, что они возрождают старые ереси[80].