Склеп - Говард Лавкрафт

Неожиданно громовые раскаты раздались со всей силой над неумолчным гомоном этого сборища. Они раскололи крышу и заставили примолкнуть от страха даже самых смелых в этой разгулявшейся компаний. Красные языки пламени и обжигающие потоки раскаленного воздуха поглотили дом. Все участники этого странного шабаша, охваченные паникой от свалившегося на их головы несчастья, которое, казалось, переступало все границы неуправляемой природы, бегством спасались в ночи. Я остался один, прикованный к своему месту унизительным страхом, который прежде никогда не испытывал. Но тут душа моя вновь наполнилась ужасом. Сгоревшее живьем дотла, тело мое развеялось по ветру на все четыре стороны. Ведь я никогда не смогу найти свое места в склепе Хайдов! Разве тот гроб был приготовлен не для меня? Разве я не имею права упокоить свои останки среди потомков сэра Джеффри Хайда? Да! Но я потребую от смерти своего, даже несмотря на то, что душа моя ищет спасения через века, чтобы вновь обрести материальную оболочку и найти свое пристанище на пустой мраморной плите в алькове гробницы, Джервас Хайд должен это сделать, он никогда не разделит печальную судьбу Палинора!

Когда видение горящего дома исчезло, я оказался в руках двух мужчин, один из которых шпионил за мной у склепа. Я кричал и отбивался как сумасшедший. Дождь хлынул с небес потоком, в южной стороне неба были видны вспышки молнии, а раскаты грома раздавались над нашими головами. Мой отец с лицом, изборожденным морщинами печали, стоял рядом, когда я выкрикивал свои требования быть похороненным в склепе Хайдов. Он то и дело повторял тем, кто держал меня, чтобы они обращались со мной как можно мягче. Почерневший круг на полу разрушенного подвала свидетельствовал о сильном ударе электрического разряда, и на этом месте толкалась группа любопытных деревенских жителей с фонарями в руках, в поисках маленькой шкатулки старинной работы, которую высветила молния.

Поняв тщетность своих попыток вырваться, я перестал изворачиваться и стал наблюдать за теми, кто искал драгоценности. Мне было разрешено принять участие в этих поисках. Шкатулка, запор которой был вскрыт ударом молнии, извлекшей ее из земли, содержала много бумаг и ценных предметов. Но взгляд мой был привлечен только одним. Это была фарфоровая миниатюра молодого, человека в аккуратно завитом парике с косичкой. Я сумел разобрать инициалы «Дж. Х.». Его лицо было таким, будто это я смотрелся в зеркало.

На следующий день меня привели в эту комнату с зарешеченными окнами. Но я узнавал обо всем, что меня интересовало, с помощью пожилого, бесхитростного слуги, который питал ко мне симпатию за мою молодость и который, как и я, любил кладбище. То, что я осмелился рассказать о чувствах, испытанных мною в склепе, вызывало у других только жалостливые улыбки. Мой отец, который часто навещал меня, заявляет, что я не мог проникнуть сквозь дверь с цепями, и клянется, что к ржавому замку не прикасались вот уже лет пятьдесят. Он пришел к такому выводу, проверив его. Он даже говорит, будто вся деревня знала о моих прогулках к склепу и наблюдала за мной, когда я спал около него с полуприкрытыми глазами, устремленными на щель, ведущую внутрь. Против этих утверждений у меня нет никаких вещественных доказательств, так как ключ от висячего замка был утерян той ужасной ночью, когда меня схватили. Отец также отвергает все мои необычные познания о прошлом, вынесенные мною из встреч с покойниками, и считает их плодом моих всепоглощающих чтений старинных томов фамильной библиотеки. Если бы не мой старый слуга Хирам, я был бы полностью убежден в своем сумасшествии.

Но Хирам, преданный мне до последнего, верит мне и побудил меня сделать достоянием людей по крайней мере часть моей истории. Неделю назад он открыл замок, снял цепи с двери склепа и спустился с лампой в его темное чрево. На мраморной плите в алькове он нашел старый, но пустой гроб. На его потускневшей от времени табличке было только одно слово: «Джервас». В том гробу и в том склепе и обещали похоронить меня.