Покушение на леди - Эд Макбейн

– Нет. Она умерла. Получила информацию от одного парня, но оказалось, что это опасно для здоровья. Профессиональный риск. Бам! И нет Леди Сороки.

– Он убил ее за то, что она настучала на него?

– Во-первых, это, а потом еще одно. Кажется, она наградила его триппером. А парень был чистюлей в бытовом, так сказать, плане. Бам! И нет Леди Сороки. – Доннер на секунду задумался. – Если разобраться, не очень-то она была похожа на леди, а?

– Пожалуй, не очень. А как насчет нашей Леди?

– Вы что-нибудь знаете о ней?

– Сегодня вечером ее собираются убить.

– Да-а? Кто?

– Это мы и пытаемся выяснить.

– М-мм. Крепкий орешек, а?

– Да. Послушайте, может, мы выйдем и поговорим в коридоре?

– В чем дело? Вам холодно? Я могу попросить, чтобы прибавили...

– Нет-нет, – поспешно отказался Хейз.

– Значит, Леди, – задумчиво произнес Доннер. – Леди.

– Да.

Казалось, жар набирает силу. Будто, чем дольше Доннер сидит и думает, тем пуще раскаляется пар. Словно с каждой секундой в парилке нагнетается еще более нестерпимая духота. Хейз хватал ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Ему хотелось снять полотенце, хотелось сбросить кожу и повесить ее на вешалку. Ему хотелось выпить стакан ледяной воды. Стакан холодной воды. Хотя бы теплой воды. Он не отказался бы даже от горячей воды: и та наверняка прохладней этого воздуха. Доннер думал, а он сидел, и из каждой его поры струился пот. Бежали секунды. Пот чертил дорожки по его лицу, струился по широким плечам, стекал по позвоночнику.

– В старом клубе «Белое и Черное» была цветная танцовщица, – сказал наконец Доннер.

– Она сейчас здесь?

– Нет, в Майами. Большая мастерица по части стриптиза. Ее называли Леди. Она тут была нарасхват. Но сейчас она в Майами.

– А кто здесь?

– Стараюсь припомнить.

– Нельзя ли побыстрей?

– Думаю, думаю, – сказал Доннер. – Была еще одна Леди, торговка наркотиками. Но, по-моему, она перебралась в Нью-Йорк. Сейчас там можно хорошо заработать на наркотиках. Да, она в Нью-Йорке.

– Так кто же здесь? – раздраженно спросил Хейз, вытирая потной рукой взмокшее лицо.

– Ха, знаю.

– Кто?

– Леди. Новая проститутка на Улице Шлюх. Слыхали?

– Краем уха.

– Она работает у мамы Иды. Ее заведение знаете?

– Нет.

– Ваши ребята в участке знают. Проверьте ее. Леди. У мамы Иды.

– Вы знаете ее?

– Леди? Только по работе.

– По чьей работе? Ее или вашей?

– По моей. Недели две назад она дала мне кое-какую информацию. Господи, как это я сразу о ней не вспомнил? Правда, я никогда не зову ее Леди. Это ей нужно для работы. Ее настоящее имя Марсия. Девочка – первый класс.

– Расскажите о ней.

– Рассказывать-то особенно нечего. Вам нужно все как есть или ее легенда? Короче, рассказывать про Марсию или про Леди?

– И то и другое.

– Ладно. Вот что рассказывает мама Ида. Эта история сделала ей состояние, можете мне поверить. Каждый, кто попадет на Улицу, ищет заведение мамы Иды, а попав туда, хочет иметь дело только с Леди.

– Почему?

– Потому что у мамы Иды богатое воображение. Она выдумала ей легенду. Будто бы Марсия родилась в Италии. Она дочь какого-то итальянского графа, у которого есть вилла на Средиземном море. Во время войны Марсия против воли отца выходит замуж за партизана, который дерется с Муссолини. Прихватывает драгоценностей на десять тысяч долларов и уходит с ним в горы. Представляете: изысканный цветок, девочка, севшая в седло раньше, чем научилась ходить, в компании бородачей в пещере. Однажды во время налета на железную дорогу ее мужа убивают. Человек, принявший командование, заявляет свои права на Марсию, а скоро ее начинают домогаться и остальные головорезы. Как-то ночью она сбегает. Они гонятся за ней по горам, но ей удается уйти. Драгоценности помогают Марсии уехать в Америку. Но, чтобы ее не приняли за шпионку, она должна скрываться. Языка она почти не знает, работу найти не может, и ей приходится идти на панель. Занимается этим и по сей день, но к своей профессии испытывает отвращение. Держит себя как светская дама, и свидание с очередным клиентом для нее все равно что изнасилование. Вот вам Леди и ее история, со слов мамы Иды.

– А на самом деле? – спросил Хейз.

– Ее зовут Марсия Поленска. Родом из Скрэнтона. На панели с шестнадцати лет, умна и хитра, как змея, не без способностей к языкам. Итальянский акцент такая же игра, как и сцены изнасилования.

– Враги у нее есть?

– Что вы имеете в виду?

– Кто-нибудь хотел бы убить ее?

– Пожалуй, все ее коллеги по улице. Но я сомневаюсь, что они пойдут на это.

– Почему?

– Славные девочки. Они мне нравятся.

– Ну, ладно, – сказал Хейз, чтобы что-нибудь сказать. Он встал. – Я пошел.

– Надеюсь, Уиллис меня не забудет? – спросил Доннер.

– Не забудет. Скажете ему о нашем разговоре. Пока, – заспешил Хейз. – Спасибо.

– De nada [2], – отозвался Доннер и откинулся на стену из пара.

Одевшись и выслушав рассуждения Ригана о доходности бокса, которые тот сопроводил своей визитной карточкой и наставлением не потерять ее, Хейз вышел на улицу и позвонил в участок. Ответил Карелла.

– Уже вернулся? – спросил Хейз.

– Да. Я ждал твоего звонка.

– Ну, что у тебя?

– Хромой Дэнни говорит, что на Улице Шлюх есть проститутка, которую зовут Леди. Возможно, это то, что нам нужно.

– То же самое сказал мне Доннер.

– Хорошо, давай повидаемся с ней. Может, все окажется проще, чем мы думали.

– Может быть. Мне вернуться?

– Нет. Встретимся на Улице. Бар Дженни знаешь?

– Найду.

– Сколько сейчас на твоих?

Хейз посмотрел на часы.

– Десять ноль три.

– К десяти пятнадцати будешь?

– Буду, – ответил Хейз и повесил трубку.

Глава 4

Ла Виа де Путас – так называлась улица в Айcоле, протянувшаяся с севера на юг на три квартала. С течением лет она не однажды меняла свое название, но профессию – никогда. Переименование совершалось только в угоду очередной волне иммигрантов, и «Улица Шлюх» переводилась на столько языков, сколько есть народов на земле. Профессия же, не менее денежная и доходная, чем предпринимательство, благополучно выстояла под ударами времени, судьбы и полицейских. В сущности, полиция была в известном смысле составной частью профессии. Чем промышляли на Улице, ни для кого не было секретом. Не замечать это было бы все равно, что не замечать слона. Вряд ли нашелся бы в городе даже приезжий, не говоря уже о местных жителях, который не слышал о Ла Виа де Путас и о заведенных там порядках, причем в большинстве случаев горожане получали эти сведения из первых рук, непосредственно на месте действия.

Именно здесь древнейшая из профессий ударила по рукам с коллегой помоложе. И каждое новое рукопожатие сопровождалось передачей денежных знаков различного достоинства, дабы Улица могла продолжать свое бойкое дело без вмешательства закона. Однажды Отделу по борьбе с проституцией вздумалось приостановить падение нравов, и сразу же положение восемьдесят седьмого участка усложнилось. Но и тогда полицейские быстро сообразили, что деньжата не обязательно делить на двоих – можно и на троих. Этого добра хватило бы на десятерых и, конечно, глупо было вставать в позу, когда речь шла о таких общечеловеческих вещах, как секс.

Кроме того – и тут уже сказались соображения высшего порядка, – не лучше ли, когда проститутки живут на одной улице длиной в три квартала, а не разбросаны по всему участку? Безусловно, лучше. Преступление сродни материалу для диссертации: коли знаешь, где искать, считай, что полдела сделано.

Полицейские из восемьдесят седьмого знали, где искать... и как не находить. То и дело они заходили перемолвиться словечком с мамами – предводительницами «веселых» заведений. Мама Лу, мама Тереза, мама Кармен, мама Ида, мама Инесс – все это были порядочные мадам, и полицейские хорошо знали, что комиссионный сбор в их пользу не станет достоянием гласности. В знак благодарности они ничего не замечали. Случалось, после обеда, когда клонит в сон и улицы пусты, они заглядывали к девочкам в «будуары», пили с ними кофе, а то и пользовались своим служебным положением. Мадам не обижались. В конце концов, если торгуешь фруктами с лотка, полицейскому всегда перепадает одно-два яблочка, не так ли?

А вот детективы из восемьдесят седьмого редко слышали звон монет, которые переходили от клиента к проститутке, потом к мадам и наконец к постовому. У них была своя жила, побогаче, так зачем же обижать ближнего? Кроме того, они знали, что Отдел по борьбе с проституцией получает свою долю, и не хотели слишком уж крошить пирог, пока пекарня работает исправно. Помня о профессиональной этике, они тоже ничего не замечали.

В среду 24 июля в 10.21 утра Карелла и Хейз решительно ничего не замечали. Бар Дженни был маленькой распивочной на углу Улицы Шлюх. Они говорили о Леди.

– Насколько я понимаю, – сказал Карелла, – нам, вероятно, придется постоять в очереди, чтобы повидаться с ней.