Зелень. Трава. Благодать. - Шон Макбрайд

Лужайки — предмет особой гордости. Все они мало того что шириной немногим больше фута, так еще и очень крутые. Тем не менее соседи на улице Святого Патрика буквально из кожи вон лезут друг перед другом, украшая свои газоны всевозможными лозунгами вроде МОНДЕЙЛ И ФЕРРАРО — НАШИ ПРЕЗИДЕНТ И ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ, цветочными клумбами, картонными хрюшками и прочей скотинкой, табличками ПО ГАЗОНУ НЕ ХОДИТЬ, американскими флагами и статуями святых. На улице Святого Патрика ровно семьдесят восемь однотипных домов, ровно семьдесят восемь пригорков с лужайками и ровно семьдесят восемь статуй мертвых святых. Нет, постойте, вру: семьдесят семь святых и одна Дева Мария.

Сюда же прибавим жителей. Те роликовые коньки и детские велосипеды, которых не видно на верандах, находятся на ногах или под задницами у детишек, гоняющих повсюду. Их мамаши носят короткие прически в стиле «Невеста Франкенштейна» вкупе с позолоченными сережками и фиолетовыми олимпийками, курят «Вирджиния слимз» и до хрипоты орут на детей, чтобы те не разгонялись, не тормозили, застегнулись, шли домой или играли на улице. Папаши ходят в «джефф-хэтах» — так мы называем широкополые фетровые шляпы, как у первопоселенцев, — и с важным видом шествуют в сторону «У Пола Донохью», бара на углу, предварительно выслушав от своих жен предупреждение не возвращаться домой пьяными. Подростки постарше тусуются возле машин кучками по пять-шесть человек, все как один с поднятыми капюшонами и в рубашках навыпуск. Старые кошелки стоят, скрестив руки на груди, и провожают хмурым взглядом всё и вся, чему не больше тридцати лет, а также перекрикиваются, громко поминают Отца Небесного и своих покойных мужей в связи с тем, что мелкаши потеряли нюх и стали вести себя как грубые неблагодарные чудовища. Улица Святого Патрика для ирландцев-католиков, и точка. И ни один говнюк, ни один язычник не может здесь жить, не может принадлежать этому месту, не может даже пройтись по тротуару, не собрав себе на черепушку десятка-другого пустых пивных бутылок. Здесь таких не любят.

Сегодня на улице Святого Патрика все как обычно. Отец Бобби Джеймса мистер Джеймс, у которого волосы всегда ухожены и зачесаны набок, пришел в полицейской форме на вызов к дому Магонов. У миссис Магон торпедообразные сиськи. Она закрылась в доме от мистера Магона (лысая голова, если не считать комка жирных волос на макушке), потому что тот как раз возвращается с ночной вахты в баре «У Пола Донохью». Миссис Магон швыряет в него полными бутылками «Будвайзера» из окна на втором этаже с явным намерением раскроить ему башку.

— Получай, — вопит она, — ты ж больше всего на свете любишь эти чертовы штуки.

— Пэг, зачем ты это делаешь? — вопрошает мистер Магон невозмутимо и смиренно, параллельно пытаясь ловить своих деток на подлете к мостовой. И ему действительно удавалось спасти немало потенциальных жертв в рядах бутылок до тех пор, пока он не надумал одну из них открыть. Теперь его попытки ловить их одной рукой, не забывая про початую бутылку во второй, все чаще оборачиваются пеной и битым стеклом на тротуаре. Мистер Джеймс по кротости и деликатности своей натуры сохраняет спокойствие и приводит разумные доводы.

— Пэг, такими методами ничего не решишь. Дэн, неужели так необходимо пить вторую именно сейчас? — спрашивает он.

— Йоу, мистер Джеймс, — приветствую я его. — Как идут дела?

— Йоу, Генри, — отвечает он. — Дела шли неплохо, пока я не решил проведать этих двоих.

— Привет, миссис Магон. Привет, мистер Магон.

— Здравствуй, Генри. Передавай маме привет, — говорит мне в ответ миссис Магон.

— Генри, помоги мне, поймай несколько бутылок, — говорит мне в ответ мистер Магон.

— Не смей вмешивать сюда детей. Стой где стоишь, Генри, — приказывает мне мистер Джеймс.

Черт. Было бы забавно поймать бутылку-другую, если уж они так и сыплются из окна. Наверняка я бы спас их больше, чем мистер Магон, который, должно быть, и сам нередко мечтает о падающих с неба бутылках «Будвайзера», если только они не пущены ему в голову собственной женой из окна во втором этаже строения, которое он именует своим домом. В его мечтах бутылки плавно спускаются с небес на парашютах и приземляются аккурат в красный холодильник, и без того набитый под завязку. В мечтах нет никакой жены, есть разве что ее голова, покоящаяся во льду среди все тех же бутылок «Будвайзера».

— Генри, что бы ты предпринял, будь ты на моем месте? — спрашивает мистер Джеймс.

— Пристрелил бы обоих, — отвечаю я. — А потом вернулся бы к ларьку с пончиками.

— Не смешно, Генри. Все скажу твоей маме, — сварливо огрызается миссис Магон.

— Меньше шуток — больше реальный улов бутылок, — вставляет теперь уже разъяренный мистер Магон.

— Пристрелить их? — смеется мистер Джеймс. — С такими методами, пожалуй, хорошо, что ты родился в семье почтальона, а не копа. Когда будешь думать, чем в жизни заняться, знай: тебе лучше всего идти в почтальоны.

— Я бы хотел стать почтальоном-полицейским, — сообщаю я ему в ответ. — Разносил бы почту, а как увижу, что кто-то пытается залезть в чужое окно, сразу мерзавцу в рожу слезоточивым газом — и в почтовом мешке в тюрьму.

— Думаешь, этот парень поместился бы в почтовый мешок? — интересуется мистер Джеймс, указывая на мистера Магона и на его живот, которому никогда не удается полностью скрыться под выцветшей рубашкой с символикой «Филлиз».

К дому Магонов не спеша приближается Фрэнсис Младший. Он принес им почту. Он кивает мистеру Джеймсу и мистеру Магону, затем поднимает голову и обращается к миссис Магон:

— Пэг, тебе случайно не нужна карточка с указанием нового адреса для твоего дуралея? Хочешь, я могу положить ее в ящик вместе с почтой?

— Да уж, Фрэн, будь так любезен, — отвечает она. — Тебя не затруднит переслать всю эту макулатуру в Сибирь?

— Нет, тут я пас. Я только путаться в адресах мастер.

— С чем с чем, а с этим ты справляешься лучше некуда.

Мужчины смеются и вместе принимаются ловить падающие бутылки.

— Ребята, кто-нибудь смотрел вчера вечером игру «Филлиз»? — интересуется отец, раскрывая почтальонскую сумку для очередной бутылки.

— Карлтон подавал не ахти, — замечает мистер Джеймс, одновременно перехватывая бутылку, не разбившуюся о навес крыльца, прежде чем скатиться вниз на бетон. — Прямую подал чисто, а крученый слишком высоко.

— Наверное, от той травмы никак не оправится, — говорит мистер Магон, ловя очередную бутылку и ни на секунду не спуская глаз с остальных.

— Вряд ли. Сейчас врачи такое дерьмо за полчаса вправляют, и через пару недель питчер на площадке как новенький, — говорит мистер Джеймс, не успевая к одной (вдребезги), но при этом спасая другую.

— Лучше бы Карлтону поправиться до игры на титул чемпионов. Не каждый же раз Шмидт в девятом раунде будет попадать в отбивающего, — говорит Фрэнсис Младший, тут же ловит бутылку, сбивает с нее крышку и уже в открытом виде протягивает мистеру Магону.

— Спасибо, Фрэн, — говорит мистер Магон.

— Нет проблем.

— На хрен Майка Шмидта, — сообщаю я им.

Вся компания, за исключением Фрэнсиса Младшего, смотрит на меня с улыбкой.

— Он не любит Шмидта, — пожимая плечами, поясняет Фрэнсис.

— Ага, терпеть не могу, — заявляю я. — Мне пора за Бобби Джеймсом. Пока, ребята.

Они тоже прощаются со мной, а затем возвращаются к своей забаве: миссис Магон продолжает запускать бутылку за бутылкой и вопить что-то про смену замков, а остальные трое — смеяться по поводу женитьбы и детей и к чему это в итоге приводит.

И такой народ тут везде. Несмотря на постоянные драки, люди каким-то образом все равно сохраняют дружеские отношения. Примерно та же фигня происходит через каждые два дома на третий, пока я иду по улице к Бобби Джеймсу. Мистер Маллиган (триста фунтов чистого веса, маленькие бачки, шевелюра как у Элвиса) прилюдно спустил штаны с сына Табби (те же триста фунтов и то же самое на голове) и лупцует его голую задницу за то, что тот привязал телефонный шнур к пожарной сирене и таскал ее по полу. Рядом трехсотфунтовая миссис Маллиган с дирижаблеобразными сиськами объясняет Табби, что эта публичная казнь их самих ранит даже больнее, нежели его голую задницу. Пока эти жирные придурки разбираются, начальник пожарной команды мистер О’Молли, живущий в этом же квартале, стоит в брюках и без пиджака и прячет лицо в ладони. Пятилетние Джимми Килпатрик и Джимми Мулейни, два стриженных ежиком поросенка, несутся по улице с памперсом, который они свистнули из-под задницы у двухлетки Дениз Маккивер. Их с воплями преследуют миссис Килпатрик и миссис Мулейни (обе молодые, с сиськами как канталупы и без лифчиков — аллилуйя!) и по ходу не могут удержаться от смеха при виде своих маленьких монстров. Мисс Фарбер, старая сова со славными сиськами, поливает прямо в лицо из садового шланга безгрудую мисс Уилсон, свою лучшую подругу и злейшего врага одновременно, на клумбе, от которой попахивает тухлой свининой. Теннисные мячики со стуком отскакивают от парадных дверей, откуда в ответ доносятся истошные родительские йоу. Ракеты из пластиковых бутылок и петарды со свистом проносятся мимо трехколесных велосипедов, груженных трехлетками. Собаки гоняют кошек и белок. В домах, где живут глухие и немые, орут телевизоры. Фрэнсис Младший раздает всем счета и конверты с квитанциями.