Справочник по уходу и возвращению - Марта Кетро

И вот ее печатают, а ты делаешь вид, что ничего не происходит. Придет время, и ты научишься от нее отстраняться и не воспринимать как часть себя. А пока вдруг оказывается, что кусок твоей личности существует в десяти тысячах экземпляров. И вот ты видишь ее – на полке рядом с Барбарой Картленд или фэнтези (в зависимости от того, что понял менеджер из аннотации), с царапинами на лаке, с опечатками, с твоими и чужими ошибками. Глупую, плохую, безобразную. Твою.

И тут приходят те самые близкие из первого абзаца, о которых ты почти забыл.

«Какая маленькая. Ну и обложечка… Что у тебя с лицом тут? А ты у нас, значит, «молодой, талантливый и подающий надежды»? Ну-ну. Так, посмотрим-посмотрим. Это опечатка или ты так пишешь это слово? М-да, редактор точно дурак. Слушай, насчет обложки, – ты не думаешь подать на них в суд?… Видел ляп на 43-й странице?»

Ты не то что видел ляп на 43-й странице, он у тебя на спине вырезан ровно 10 тысяч раз. Что все эти люди хотят – чтобы ты взял ручку и все исправил? Выкупил тираж и пустил под нож? Почувствовал себя еще хуже?

Будет крайне неловко, когда ты заорешь и пошлешь всех к черту. Они же не по злобе, а от большого желания поучаствовать в твоем одиноком деле – да просто соскучились, в конце концов, пока ты жил со слепым лицом.

В любом случае, ничто не имеет особого значения, потому что сейчас ты отучаешь себя от книжки, боясь даже смотреть в ее сторону, молчишь о ней, как о мертвом, и слушаешь пустоту внутри себя.

И невозможно поверить, что будет еще одна.

Как убить героя

Вслед за Шекспиром, я считаю, что самый лучший финал для любой истории – это когда все умерли. В его антигуманное время, когда убивать людей считалось естественным, избавиться от героя ничего не стоило: персонажей стравливали между собой, и они послушно друг друга уничтожали – топили, резали, закалывали, душили и сбрасывали в пропасть. Одну достойную девушку, я помню, автор привязал к четырем колышкам и изнасиловал бандой разбойников. Очень креативное решение, мне кажется. В условиях подобной творческой свободы гибель героя от чумы, на войне или в «неизвестных землях» выглядит писательской недоработкой.

Чуть позже, когда мораль обострилась, а медицина осталась примитивной, персонажи повадились загибаться «от удара» и «от сердца». В те времена хороший человек любого пола и возраста мог запросто побледнеть и упасть замертво (плохие обычно предварительно краснели). И только особо живучих убивали на дуэли.

В конце концов, прием себя исчерпал, ближе к XX веку падать замертво по любому поводу стало неприлично. Слава богу, Базаров удачно порезал палец – в ход пошли инфекции. Хорошие парни умирали от чахотки, плохие – от сифилиса, а женщины любого качества – от родильной горячки.

Лафа длилась чуть ли не до середины прошлого столетия, когда изобрели антибиотики. «Черт!», – сказали писатели. Если бы не рак и автомобильные катастрофы, понятия не имею, как бы они выкручивались.

К счастью, в восьмидесятые придумали СПИД. Его, как известно, можно наслать и на невинного младенца, и на старого гея – для каждого найдется способ заражения. Конечно, такой массовый падеж немного подозрителен, но на худой к о н ец…

До пандемии дело не дошло потому, что в моду вошли универсальные убийцы – наркотики (тут должен быть торжественный звук та-да). Это просто чудо что такое: наркотиком можно убить героя быстро, с первой дозы, и медленно, тайно и явно, добровольно и насильно (т. н. «посад на иглу»). Приличным людям его можно подсыпать в кока-колу. Дошло до того, что авторы стали использовать теракты только против стариков и детей, а остальные персонажи устраняются героином.

Разумеется, я имею в виду, прежде всего, начинающих авторов, вроде меня. Нормальные взрослые люди знают способ убить кошку, не закармливая ее маслом. Но литературные дети чаще всего идут причудливыми путями, одновременно и примитивными и ужасающими. Вообще, в среде начинающих чувствуешь себя как в пансионе распаленных девственниц: кругом кипят какие-то неопределенные страсти, обсуждаются убийства, изнасилования и творится вялое невнятное зло. Кровь всегда сохраняет ярко-алый цвет, а пот никогда не пахнет, а только блестит на обнаженных телах.

Возвращаясь к наркотикам: я полагаю, что стоит законом запретить упоминание о них тем, кто сам ничего ужаснее алкоголя не пробовал. А тех, кто попробовал и все-таки хочет об этом написать, следует сначала долго и беспощадно пороть, потом долго показывать им слайды, на которых отчетливо видно, как мозг и печень наркомана стремятся сравняться размерами и консистенцией, а уж потом, если не попустило, разрешать. Потому что, пока у них кто-нибудь живой (а не придуманный) от этого дела не умрет, все равно не поймут. Но хотя бы меньше будет «разноцветного тумана», в котором герой бредет, пошатываясь, «нестерпимого кайфа» и адского наслаждения, от которого все заверте…

Фотограф

Нужно, чтобы всякую публичную персону мама в детстве била и приговаривала: «Не экономь на фотографах, не экономь на фотографах». А то ведь как? Допустим, вы только недавно начали свой творческий путь и устраиваете вечеринку с собою в главной роли – например, у вас сольный концерт или просто участвуете в программе, гвоздем которой будет ваше выступление. Чего вы хотите от фотографа – чтобы он отснял 20 внятных картинок: вы на табуретке с микрофоном поете про елочку, пара портретов, групповой снимок команды, вы с другой звездой, вы и спецэффекты, вы и спонсоры, панорама и др. Кажется, в наш век поголовной оцифровки что уж проще-то? Камеру имеют даже уборщики, для истории снимающие помещение «до» и «после» мытья полов. Поэтому естественным кажется попросить кого-то из друзей все происходящее «сфотать», прости, господи, за это слово.

Примерно после пятого мероприятия, потерянного для истории, вы начинаете понимать, что лучше бы ваши друзья из мыльниц водку пили, чем ими снимали. Что бы ни было в кадре, на картинке все равно окажется набоковское «объявленьице о расплыве синеватой собаки». Таких «объявленьиц» набирается до двухсот, в зависимости от емкости карты памяти.

И вот вы узнаете, что у вас есть знакомый, который буквально вчера отрастил себе огромный объектив, настоящий, как у больших пацанов, и просто жаждет его испробовать. Он приезжает, и весь концерт вы постоянно натыкаетесь взглядом на его деловитую фигуру, распихивающую прочую публику там и сям, – старается человек. Круто.

Диск с фотографиями вам завезут через неделю – проявлял он их, что ли? Картинок окажется десять, по поводу остальных почему-то «сглючила флэшка». Диапазон будет гораздо шире синеватой собаки – холодный режим, теплый режим, ночная съемка, сепия, ч/б, с эффектом синих глаз (вместо красных), без глаз вообще. Две почему-то в виде рисунка углем. И ни одной такой, которую можно показать своей матери, чтобы она не заплакала (не говоря уже о спонсорах).

Еще среди ваших друзей могут оказаться Настоящие Художники, которые снимают Для Искусства, на ч/б пленку принципиально. Но с ними просто – все засвечивается при проявке.

И тут у вас в голове что-то щелкает и проясняется, и вы идете на поклон к профессиональному фотографу, которого знаете сто лет, и все это время он делал отличные фотографии. За деньги. И вы, повесив нос, приходите, излагаете задачу и задушенно спрашиваете «скока?» «Вообще, – говорит он, – много я не беру, один мой репортажный кадр стоит от пятидесяти баксов (а постановочный – от двухсот). Но. Но для тебя я сделаю бесплатно».

Вау! Вау! Он может во вторую пятницу апреля, с семнадцати тридцати до без четверти семь! Отчетливо понимая, что на двадцати его снимках вы экономите 400 баксов – минимум! – вы устраиваете вечеринку практически под него. Бог с ним, с заказчиком, – заказчиков у вас в жизни уже много было, а настоящий фотограф первый. Даже пиротехников приглашаете, чего уж там.

Вполне вероятно, что на первое мероприятие он не приходит… Ну, ладно, усугублять не будем, приходит – допустим, полседьмого и, наплевав на свои дела, остается до восьми. Интересно, что перед сценой его практически не видно – профессионал работает! Штука у него здоровенная, и не одна. «Никон» или «Кэнон»? – робко спрашиваете вы. Он делает неприятное лицо и отвечает: «Мамия». И снова исчезает в толпе. На душе у вас хорошо и спокойно.

В мае вы получите ваши 20 фотографий. На лицензионной дивидишке, каждый кадр не менее сорока мегабайт, качество для печати, а как же. «На плакат не растянешь, но хорошую карточку А3 сделать можно», – говорит он, отдавая диск. Вы несете его домой, сберегая чуть ли не в трусах, все время помня, что четыреста баксов и рука Мастера.

Компьютер ваш давится, переваривая настоящее искусство, но где-то через час все картинки сохранены на жестком диске и открыты. Что мы имеем в итоге?

Макросъемка: след от бокала на барной стойке. В лужице отражается спецэффект, который обошелся в… ну, не будем.