В Англию за любовью - Кэролайн Андерсон

Из разговоров с Лиз Молли знала, что сын Джорджа является совладельцем нескольких отелей и бутиков класса люкс в Квинсленде. В свободное время он занимается дайвингом и бороздит океан на собственной яхте. Сеть мелких морщин вокруг его бездонных голубых глаз свидетельствовала о том, что он не любит носить солнцезащитные очки даже на ярком австралийском солнце. Его роскошное накачанное тело было покрыто ровным загаром, и она могла держать пари...

Нет! Сейчас же прекрати! Не думай об этом!

И только сейчас до нее дошло, что Дэвид Колдвел, крупный бизнесмен и владелец элитной недвижимости, остановился в ее доме. Точнее, в коттедже, который вот-вот развалится.

О боже, ей хотелось умереть от стыда.

— А теперь расскажи мне о себе, — предложил Дэвид, прерывая ход ее мыслей.

— Обо мне? — повторила Молли, стараясь собраться.

— Откуда ты здесь взялась? Ты ведь не местная. Осмелюсь предположить, что вы с Чарли живете вдвоем. Судя по тому, что всю работу по дому тебе приходится делать самой, я могу сделать вывод, что у тебя нет мужа. Ты разведена, я угадал?

— Нет, — сухо возразила Молли. Она почему-то почувствовала себя жутко уязвимой, словно этот незнакомец мог смотреть прямо ей в душу и видеть там грустную и одинокую женщину, которой она, в сущности, и являлась.

— Что тогда? — не унимался Дэвид.

— Я вдова, — с неохотой призналась Молли. — Я приехала сюда после смерти мужа.

Дэвид почувствовал себя неловко.

— Прости. Я лишь предположил...

— Все в порядке. Многие так думают. И если говорить откровенно, это меня вполне устраивает. Правда... почему-то, если женщина разведена, общество относится к этому нормально. А вот молодая вдова, напротив, вызывает различного рода унизительные предположения. Большинство людей в округе относятся ко мне как-то настороженно, словно я сделана из стекла и могу разбиться, если они скажут что-то грубое. А мужчины вообще напуганы. Разумеется, черная вдова не принесет им ничего хорошего.

— Ты не права. — Он снова горько усмехнулся. — Просто многие не любят общаться с несчастными людьми, боясь тем самым заразиться. Именно поэтому...

Дэвид не договорил и отвернулся. Но прежде она заметила, как его губы исказила гримаса. Молли воспользовалась минутной паузой и снова перевела разговор на него:

— А почему ты так мало общаешься со своими родственниками и даже сейчас избегаешь встречи с ними?

— Я вовсе не избегаю.

— Тогда почему ты не остановился у них? Всем известно, что у твоей сестры огромный дом, да и дом твоего отца не маленький. По-моему, там тебе было бы гораздо комфортней. Номер в приличном отеле тоже гораздо предпочтительнее дряхлого, полуразвалившегося коттеджа. Разве нет?

— Знаешь, в Австралии вот уже много лет я живу в гостиничном номере. И ты не представляешь, как порой мне хочется тихого семейного уюта.

— А разве этого нет в доме твоих родственников?

— Ты всегда была такой занудой?

— Нет. Иногда я бываю белой и пушистой.

Молли ждала, затаив дыхание, и наконец-то его губы растянулись в простой, без горечи, улыбке, а во взгляде исчезла напряженность.

— Ты так похожа на Джорджию. Такая же настойчивая, любопытная и способная, если надо, горы свернуть...

Она усмехнулась и встала. Сам того не понимая, он затронул ее больное место.

— О, только не я. Я бросила эти попытки много лет назад, когда позволила врачам отключить моего мужа от аппарата искусственного дыхания.

С этими словами Молли быстро сошла с террасы. Но прежде он заметил, как слезы наполнили ее бездонные глаза.

Черт. Он опять опростоволосился.

Дэвид едва удержался, чтобы не броситься за ней. Он медленно встал и выглянул в сад. Чарли тут же подбежал и поднял на него взгляд, полный надежды.

— Не хочешь поиграть со мной в футбол? — предложил мальчик, и простой невинный вопрос заставил сердце Дэвида замереть.

— Извини, приятель, — пробормотал он с грустной усмешкой. — Из меня никудышный игрок. Кроме того, я как раз собирался помочь твоей маме на кухне.

И, отвернувшись, чтобы не видеть разочарования в детских глазах, Дэвид поплелся на кухню. Молли возилась с грязной посудой.

— Ты мог бы поиграть с ним, — упрекнула она с болью в голосе. — Или по крайней мере пообещать поиграть в другой раз, вместо того чтобы просто отвернуться и уйти.

Дэвид тяжело вздохнул и встретился с ней взглядом.

— Я не могу играть в футбол.

— Разве? Никто не ждет от тебя, что ты будешь играть как Дэвид Бэкхем! Ты мог бы пару минут погонять с ним мячик. Или столь важной персоне не пристало заниматься такой ерундой?

— Дело не в этом, — возразил он, стараясь держать себя в руках. — Я больше не могу играть в футбол. Вместо левой ступни у меня искусственный протез.

Тарелка выскользнула у нее из рук. Молли резко повернулась и уставилась на него. Краска прилила к ее щекам, а в глазах застыл неподдельный шок.

— О, Дэвид... я не... Твой отец ничего не говорил...

— Они не знают.

Она машинально поднесла мыльные руки ко рту.

— Не знают? О, Дэвид, почему?

Он пожал плечами.

— С отцом случился инфаркт всего лишь за пару дней до моего несчастного случая. Мне казалось, что это не слишком подходящее время для того, чтобы сообщать ему такие новости.

— Так ты... обманывал их все это время?

— Ну, это была не совсем ложь. Я сказал, что сломал ногу. У меня действительно был серьезный перелом. Только в прошлом году я принял решение об ампутации. Именно поэтому почти ничего не знаю о Лиз. Я лежал в больнице и готовился к операции, когда они объявили о помолвке.

Молли пристально смотрела на него. В ее глазах застыл ужас.

— Как же ты теперь им скажешь?

— Понятия не имею.

Она схватила полотенце и вытерла лицо, а потом снова принялась мыть посуду, так сильно оттирая тарелки, словно хотела очистить их от всей боли и несправедливости в этом мире.

— Молли, все в порядке, — произнес Дэвид, видя ее волнение. — Мне сейчас намного легче.

— Как ты можешь так говорить?! — поразилась она.

— Представь себе, так оно и есть. По крайней мере сейчас я могу двигать ногой. Я провел два года, скитаясь по больницам и соглашаясь на многочисленные операции, лишь бы спасти ногу. Врачи заменили мне часть голеностопного сустава, но это не помогло. Ничто не могло унять боль, которая с каждым днем становилась все сильнее. В конце концов мне все надоело, и я решился на ампутацию. И это было самое правильное решение, которое я когда-либо принимал. Сейчас я могу двигаться — и вести привычный образ жизни. Жизни без постоянной боли.