Вы хотели войны? Вы ее получите! - Сергей Дышев

Вздохов, походя, бросил:

– Не дождешься!

– Типун тебе на язык, придурок! – отреагировал Родин и нетерпеливо добавил, обращаясь уже ко всем: – Давайте, поживее, а то нас американцы со спутников засекут.

– А мы им голые задницы покажем! – хохотнул Корытов. – Для них это самое убийственное... после массированного ядерного удара.

Родин проходит мимо выстроенных в шеренгу караванщиков, будто строевой смотр принимает. Они не рискуют встретиться с ним взглядом.

– Миролюбивые духи... Шмонать всех наизнанку!

Сильный грохот вдруг ударил по ушам, раскатистым эхом пронесся по ущелью. Вздохов разрядил гранатомет. Четко повернувшись к отцам-командирам, произнес что-то радостное – никто не расслышал. Наверное, доложил об исполнении приказания.

– Ко мне! – рявкнул Родин, покрутив мизинцем в звенящем ухе.

Вздохов понял, что командир хочет сказать что-то важное, и в одно мгновение появился пред его очами.

А тут с растревоженной горной кручи, куда Вздохов с чистыми помыслами запулил гранатометный выстрел, с шорохом морской волны посыпался щебень, увлекая за собой камни, потом валуны, и вот уже с грохотом рассерженной стихии, урагана, камнепад обвальным потоком устремился к подножию горы. Все участники действа – и «люди с неба», и пленники, застыли, зачарованные могучим ревом каменного исполина. Несколько булыжников, обточенных временем, докатились до самой дороги и замерли наконец, вернув тишину. Люди, очнувшись, вернулись в приостановившееся было время, ничтожно короткое перед вечностью гор с кривой усмешкой ущелья, в ситуацию и заданность, к судьбе и предназначению: кому – навязанному, кому – предопределенному.

– Зачем ты это сделал? – с усталым равнодушием спросил Родин.

– А куда выстрел девать было? – пожал плечами «Взрывпакет». – С собой на борт – нельзя. Закопать в камнях? А вдруг – дети найдут, подорвутся.

– Откуда здесь дети? – ласково, как у недоумка, спросил Иван.

– А кто знает, что будет в этой стране через год или пять лет? Может быть, людям больше и негде жить будет, как только в этом ущелье.

Родин мрачно посмотрел на Вздохова, ничего не сказал. Прав боец: в самом деле, кто может сказать, что ждет эту богом забытую республику, где ее жители несколько лет подряд усердно и безжалостно истребляли друг друга, а уцелевших судьба по иронии свела в строительных бригадах на стройках Москвы, Питера и других российских городов. Что можно фантазировать о будущем этой истощенной земли, которую любимчик Запада президент «Горби», упорно именовал Таджикией, страны, где до сих пор нет ни мира, ни войны, а лишь голодуха и «исламский фактор»...

Хмуро глянув на типичных представителей «Таджикии», которым Вздохов предрекал «великое переселение» в горные районы, пробормотал:

– Морды у всех бандитские... – и добавил: – А ну, всем на колени, руки за головы!

– Зачем над людьми издеваться? – отреагировал, больше по долгу службы, замполит Приходько.

Родин отрубил:

– Чтоб ноги не затекли.

Дважды повторять не пришлось, «купечество» послушно плюхнулось на колени, а как выполнять команду «руки за голову», быстро научил Бессчетнов.

– Товарищ командир! «АКМ» нашел! – пронзительно чистым, как флейта, голосом воскликнул Гриня Шевченко.

Он победно поднял над головой оружие, будто музыкант свою гитару в финале концерта. Подобно своему знаменитому однофамильцу, Гриня был «дико талантлив». Кроме гитары, он виртуозно владел скрипкой и саксофоном. А как он пел чаривни украинские писни! Заслушаешься, особенно когда над головой – сочные азиатские звезды, а неподалеку – средневековый кишлак, откуда доносится заунывное бренчание дедушкиного дутара. Впрочем, местный акын тут же испуганно утихал, едва Гриня брал первую ноту: «Чудно квiтне в лiсi черемшина...»

– Молодец, – похвалил Родин. – Иди, на борт отнеси и второй ствол прихвати!

– Понял.

Еще один автомат со смешанным чувством удовлетворения и досады нашел под тюками Приходько.

– Командир, еще один ствол!

– Объявляю благодарность за выявление звериного оскала фигурантов, задержанных за контрабанду.

Ящики, тюки летят во все стороны. Продолжается жесткий досмотр.

Вздохов, зевая, перебирает пласты упакованных джинсов и, дурачась, заунывно читает название фирм.

– Ты чего, Вовка, в рекламе собрался работать? – не выдерживает его земляк-приятель Лагода.

– Ага, – не отрываясь, кивнул Вздохов и вдруг замер. – О-па! А это что за фирма?

Он вытащил из джинсовой стопки плотный полиэтиленовый пакет, потом еще один. Глянув весело на Лагоду, ловко вспорол ножом, оттуда посыпался сероватый порошок. Вздохов растер его в пальцах, понюхал. «Работа» приостановилась, все взоры обратились к Володьке. Кто-то из караванщиков закашлялся. Остальные превратились в мумии.

– Что там у тебя, Вздохов? – бросил взгляд Родин. – Джинсы по размеру нашел?

– Похоже, что «герыч», – убежденно отозвался Вздохов.

Родин выхватил пакет, попробовал порошок на палец, лизнул, сплюнул.

– Героин! – он обвел взглядом бойцов. – Всем искать такие упаковки.

Повторять не пришлось: с веселой яростью разбойников, пиратов, захвативших корабль, набросились на упаковки с одеждой, тюки с галантереей. Джинсы, куртки, разноцветное женское тряпье летели во все стороны, напоминая то причудливых птиц, то плоских скатов. Радостные вопли сопровождали все новые находки дьявольского порошка. Героин в одинаковых, плотно набитых «подушечках», находили и в самых укромных местах автомобилей: под обивкой в салоне, под кузовом, в ящике с инструментами, в канистрах для воды.

Через минут пятнадцать машины были «раздеты», товары перетряхнуты до нитки. Родин распорядился сбрасывать найденную наркоту в кузов второй машины и вслух вел подсчет. Насчитав до пятидесяти пяти, спросил:

– Это все?

– Все, – ответил за всех Бессчетнов.

Родин взвесил на руке один пакет.

– На килограмм потянет. Итого пятьдесят пять килограммов весьма приличного качества. Это ж сколько доз будет? А, замполит?

– А хрен его знает, – отозвался Приходько. – Я тебе что – калькулятор?

– Так я тебе скажу: пол-России уколоться сможет.

Пленники тоскливо переглядывались. Над ними горой с автоматом возвышался Корытов, похожий на памятник в Трептов-парке. Они прекрасно понимали, о чем ведут речь спецназы, кожей ощущали, что попали по самое никуда, что с русскими не договориться, даже если предложить им весь товар: начиная от партии героина, кончая последними шортами в свалке тряпья на дороге. Были бы свои – откупились: на Востоке у каждого свое предназначение. Иншалла... Поторговались бы – и разошлись, расплатились бы не сейчас, так – потом, когда товар расползся бы по России и денежными ручьями и потоками вернулся обратно...

Внезапно Родин выхватил десантный нож, лезвие сверкнуло на солнце. Вздохов, стоявший рядом, отшатнулся. Яростно, будто живых врагов, Иван стал бить ножом героиновые упаковки, протыкать плотный, как кожа, целлофан. Бойцы молча смотрели на эту экзекуцию: с чего-то вдруг командир сорвался? А Родин, наконец, поняв бессмысленность поступка, остановился, обвел взором бойцов, спрятал нож и медленно, как бы раздумывая, взял пару разорванных пакетов, шагнул к коленопреклоненным пленникам.

– Так это и есть твой товар? – в звенящей тишине негромко спросил у вожака. – И куда везешь? Своим детям? Или нашим – в Россию?

Русский командир стоял напротив солнца, старику больно было задирать голову, шейные позвонки давно не давали покоя, да и ответить ему было нечего. Он смотрел, как из рваных пакетов струйкой сыпется на землю сероватый порошок. Мимолетно подумал, сколько стоит эта струйка, которую не остановишь. Вспомнил себя, молодого, в погонах ефрейтора с буквами «СА» – Советская армия. И отчетливо понял, что струйка эта – длиною в его жизнь.

Родин наотмашь ударил вожака пакетом в лицо, разорвал упаковку, размазал героин по губам, глазам второго караванщика. Эта же участь постигла остальных: он бил азиатов пакетами, как боксерскими перчатками, срывал с их голов шапочки, сыпал порошок на бритые взопревшие головы. Пленники покорно, безропотно принимали наказание страшного русского, их била нервная дрожь, они не сопротивлялись, даже когда здоровенный прапорщик стал всем прямо в рот совать героин из рваного пакета. Они надеялись на чудо, что спецназы выместят зло и отпустят...

– Жри, «дух», жри, «дух»! Что ж ты не жрешь? – остановившись, прохрипел Родин.

А Бессчетнов, видно, затеял весь героин высыпать порошок на головы, скормить пленникам, и это, похоже, его забавляло.

Родин, как очнулся, осознал, что этот затянувшийся «спектакль» никому не нужен, что пора уходить. Родин сделал свое дело.

– Все, кончай клоунаду! Бессчетнов! Шевченко! Гасите всех.

– Дерьмо вопрос! – отозвался Бессчетнов.

Шевченко отрицательно покачал головой, Родин не настаивал.