Митерикон. Собрание наставлений аввы Исаии всечестной инокине Феодоре - Авва Исаия

5. Спросили сестры блаженную Синклитикию: «Как можно спастись?» И она, глубоко вздохнув и пролив много слез, отвечала: «Дети! Все мы знаем, как спастись, но по собственному нерадению теряем спасение. Прежде всего и паче всего должно сохранять нам то, что сказал Господь: Возлюбиши Господа Бога твоего всею душею твоею… и искренняго твоего, яко сам себе[30]. Итак, вот где спасение – в двойственной любви».

6. Говорила также: «И мирские жены, по-видимому, живут целомудренно, но у них есть вместе и бесстыдство, поелику они грешат всеми другими чувствами: смотрят непристойно, смеются неумеренно. А мы должны быть выше в добродетелях, и для нас непозволительно суетное зрение. Ибо говорит Писание: Очи твои право да зрят[31]. Мы должны беречь и язык от подобных грехов, поелику беззаконно то, чтобы орган божественного песнопения произносил скверные слова. Мы должны воздерживаться не только говорить это, но и слушать».

7. Еще сказала: «Хорошо от меньшего восходить к большему, а от большего добра нисходить к меньшему небезопасно. И сему-то научает апостол, когда говорит: Задняя… забывая, в передняя простирайтесь» (ср.: Флп. 3, 13–14).

8. Блаженная Мелания рассказывала: «Одному брату, желавшему оставить мир, препятствовала в том собственная его мать, но он не оставил своего намерения и не переставал докучать ей, говоря: “Спасти хочу душу мою”. Не могши при всем старании воспрепятствовать ему, мать дала наконец ему позволение. Но, удалившись от нее и сделавшись монахом, он в нерадении иждивал жизнь свою. Случилось, что мать его умерла, а через год заболел и он болезнью великой, так что врачи отчаялись в жизни его. Тогда, быв в исступлении, он восхищен был на Суд и увидел мать свою между осужденными. Заметив его, она с изумлением сказала: “Сын мой! Что это, и ты осужден в это место? Где же слова твои, кои говорил ты: спасти хочу душу мою?” Пристыженный тем, что слышал, в скорби стоял он, не имея что отвечать ей. Но вдруг послышался глас, говорящий: “Возьмите сего отсюда! Я послал вас за другим монахом, одного с ним имени, который живет в такой-то обители”. Тем кончилось видение, и брат, пришедши в себя, рассказал предстоящим все. В подтверждение же и уверение в истине сказанного уговорил одного брата сходить в обитель, о коей слышал, и посмотреть, почил ли тот брат, который носил одно с ним имя. Посланный нашел, что он точно почил. Больной же, оправившись и укрепившись, пошел в затвор и сидел в безмолвии, заботясь единственно о спасении души своей, каясь и плача о том, что прежде жил в нерадении. И такое было у него сокрушение, что многие умоляли его послабить себе немного, опасаясь, не приключилось бы ему какого вреда от безмерного плача. Но он не хотел утешиться, говоря: “Если я не снес укора матери своей, как перед Христом и святыми ангелами снесу я стыд в день Суда?”».

9. Однажды блаженная Сарра, увидев юную монахиню смеющеюся, сказала ей: «Не смейся, сестра, ибо тем ты отгоняешь от себя страх Божий и подпадаешь посмеянию дьявола».

10. Блаженная Феодора рассказывала: «Одну девственницу, престарелую летами и преуспевшую в страхе Божием, спросила я о причине ее удаления от мира, и она, вздохнув, так начала мне говорить: “Отец у меня был кроток и тих, но немощен телом, так что всю почти жизнь пролежал в постели. Впрочем, когда бывал здоров, работал смиренно в поле и терпеливо собирал нужное для дома. Вел он такую уединенную жизнь, что редко с кем входил в беседу в селении нашем и так любил молчание, что тем, кои не знали его, казался немым. Мать же моя была совершенно противного нрава, обо всем любопытствовала и за пределами отечества; когда говорила, то казалось, что все тело ее было языком; со всеми почти ссорилась и бранилась; любила пить вино, водилась с развратниками и разоряла дом. Между тем не знала болезни, во всю жизнь свою была очень здорова. Наконец отец мой, истощенный долговременными болезнями, умер. Затем возмутился воздух, начались страшные громы и молнии, бури и дожди, так что до трех дней не могло быть предано земле тело его. Тогда все в селении, качая головами, говорили: “Какое зло безвестно крылось между нами! Верно, это враг Божий, когда сама тварь не дает нам предать его земле”. Но чтоб не затлело тело его и не причинило вреда, хотя с трудом, под дождем и бурею, решились похоронить его. Мать моя, после того получив свободу, предалась еще большему разврату. Но когда умерла, погода была ясная и все, кажется, споспешествовало светлости ее похорон. Я осталась в малолетстве. Но когда вышла из детского возраста и страсти начали пробуждаться и тревожить мое неопытное сердце, в один вечер я села и начала помышлять о том, какой избрать мне путь жизни. Идти ли путем отца – в кротости, благочестии и чистоте? Но, думала я, что пользы было ему от такой жизни? Всегда болезни и скорби, и по смерти земля как бы не принимала тела его. Если б угодна была Богу такая жизнь, не потерпел бы он столько зол. Жизнь матери, кажется, вернее. Она жила по всем желаниям сердца, и была всегда здорова, и погребения сподобилась светлого. Так жизнь матери лучше, ибо лучше своим глазам верить и следовать тому, что верно и известно. Итак, мне показалось, что лучше идти путем матери. Между тем настала ночь, и меня объял сон. И вот предстает мне в сновидении некто высокий ростом, страшный видом, и грозно спрашивает меня: “Скажи мне, – говорит, – какие помыслы в сердце твоем?” Дрожа от страха, я не могла и смотреть на него, а он еще более страшным голосом требовал сказать ему, о чем помышляла я. Отуманенная страхом, я забыла, о чем думала, и сказала: “Я ничего не помню”. Тогда он сам напомнил мне все. Обличенная, я созналась в том и просила прощения, предлагая в извинение причину, побудившую меня так подумать. После сего он сказал мне: “Поди, посмотри, какова участь отца твоего и какова матери твоей, и тогда избери себе, что хочешь”. И, взяв меня за руку, повел. Ввел он меня в сад, исполненный всякого рода дерев с плодами, красоты, превышающей всякое повествование. Когда вошли мы в средину, то нас встретил отец мой и обнял меня, называя любезным чадом. Я просилась остаться с ним, но он сказал мне: “Теперь это невозможно, но если пойдешь по стопам моим, то придешь сюда в короткое время”. Я опять начала умолять отца, но ангел, введший меня туда, сказал мне: “Иди теперь, посмотри, где мать твоя”. И ввел меня в жилище, исполненное мрака и зловония. Там показал он мне печь, горящую огнем, и смолу кипящую. Какие-то страшные лица стояли вокруг печи. Я посмотрела вниз – и увидела мать свою в огне по самую шею. Она скрежетала зубами, жегомая огнем и снедаемая червями. Увидев меня, она возопила: “Увы мне, чадо мое! Увы мне от злых дел моих! Сметным казалось мне честное твое целомудрие, и за блуд и невоздержание не думала я быть наказанною! И вот что терплю за кратковременную сладость. Но помоги мне, чадо мое! Вспомни болезни рождения и заботы воспитания и помоги матери своей!” В жалости я протянула было к ней руку, но огнь опалил руку мою, так что от несносной боли я закричала крепко – и проснулась. От крика моего проснулись и бывшие со мною в доме и, прибежав ко мне, спрашивали о причине моего испуга. Я рассказала им виденное и благодаря человеколюбию Бога избрала путь жизни отца моего”. – Вот что рассказала мне честная сестра! Итак, зная, какие страшные муки ожидают грешников и как отрадны жилища идущих путем заповедей Божиих, положим в сердце своем удаляться от зла и творить благо, да благостью Господа наследуем живот вечный».

11. Преподобная Пелагия говорила о бесстыдной вольности или смелости – родительнице всякого зла: «Вольность, как огнь пламенеющий, поедает все плоды души». Послушайте теперь и о смехе: «Смех вон изгоняет блаженный плач; смех не созидает, но созданное разрушает и губит; смех оскорбляет и отгоняет Святого Духа и вводит в душу свою злой дух; смех, ввергая в блуд, растлевает тело; смех изгоняет добродетели, не помнит смерти и не помышляет о муках».

12. Она также говорила: «Начало падения монаха есть смех и вольность».

13. И еще преподобная Пелагия учила: «Подпадши телесным страстям, да не перестанем каяться и плакать о себе, прежде нежели застанет нас плач суда».

14. Одна монахиня пришла к преподобной Пелагии и говорит ей: «Что мне делать, госпожа моя, с грехами моими?» Преподобная отвечала: «Желающий избавиться от грехов, сестра, безмолвием, молчанием и плачем избавляется от них».

15. Опять сказала: «Плач, молчание и безмолвие есть путь, который показали нам отцы и Писание». Итак, в безмолвии плачьте о грехах своих, ибо другого пути нет.

16. Блаженная Феодора сказала: «Люби молчание больше, чем беседу, ибо молчание есть сокровище монахов, беседа же иждивает[32] богатство их».

17. Блаженная Сарра сказала: «Знаю, что скудость хлеба и пост утончают тело, но бдение измождает плоть более поста».