Место под названием «Свобода» - Кен Фоллетт

– А вы считаете, что где-то все может обстоять иначе?

– Все совершенно по-другому в колониях. Я прочитал об этом во многих книгах. Люди там более свободны и общительны. Тебя оценивают только лишь в меру твоих личных достоинств.

– Что вы будете там делать?

– Моя семья владеет плантацией сахарного тростника на Барбадосе. Я надеюсь, отец подарит мне ее на день рождения как мою долю в своем наследстве, если угодно.

Лиззи осознала, что почти готова завидовать ему.

– Счастливчик, – сказала она и призналась: – Лично я ничего не желала бы больше, чем отправиться в далекую страну. До чего же это увлекательно, должно быть.

– Условия жизни там достаточно суровые и примитивные, – сказал он. – Вам скоро станет не хватать привычного комфорта – магазинов, оперы, французской моды и тому подобного.

– Меня все это мало привлекает, – презрительно отозвалась Лиззи. – Ненавижу тряпки и тряпичниц. – На ней была широкая юбка с узким, жавшим в талии корсетом. – Мне бы хотелось одеваться по-мужски. Носить бриджи, рубашки, высокие сапоги, как у кавалеристов.

Он рассмеялся.

– Это стало бы, наверное, чересчур смело даже для Барбадоса.

Лиззи между тем уже думала: «Если Роберт предложит мне перебраться на Барбадос, я выскочу за него замуж немедленно».

– А еще там за тебя всю работу выполняют рабы, – добавил Джей.

Они выехали из леса всего в нескольких ярдах выше по течению реки от моста. На противоположном берегу шахтеры выстроились в очередь, чтобы войти в церковь.

Лиззи не оставляли мысли о Барбадосе.

– Странно, должно быть, владеть рабами, делать с ними все, что пожелаешь, словно они не люди, а домашний скот, – сказала она. – Вам самому не кажется это странным?

– Нисколько, – ответил Джей с милейшей улыбкой.

Глава третья

Небольшое помещение церкви заполнилось до отказа. Значительную часть мест в центре заняли Джеймиссоны и их гости – женщины в необъятно широких юбках и мужчины при шпагах с треуголками на головах. Шахтеры и фермеры, составлявшие основную массу конгрегации в обычное воскресенье, сумели оставить пустой коридор между собой и знатью, словно опасались случайно прикоснуться к изысканным одеяниям и испачкать их угольной пылью или навозом.

Мак нарочито громко разговаривал с Эстер, но при этом держался настороже. Владелец шахты был наделен правом пороть непокорных рабочих. Сэр Джордж Джеймиссон являлся к тому же еще и мировым судьей, а это означало, что он мог запросто приговорить любого к повешению, и никто не посмел бы оспорить его вердикт. Мак действительно подвергал себя безрассудному риску навлечь гнев столь могущественного человека.

Но ведь правда оставалась за ним. С Маком и другими шахтерами обходились несправедливо, незаконно, и каждый раз, когда он думал об этом, им овладевала такая злость, что он был готов кричать обо всем с крыши каждого дома в деревне. Он не мог распространить новость втихаря, как будто в ней не заключалась истина. Следовало либо выступить открыто и отважно, либо отступиться.

На мгновение он задумался о возможности промолчать. Зачем нарываться на неприятности? Но затем зазвучал псалом, и горняки гармонично подхватили его, заполнив церковь своими взволнованными голосами. У себя за спиной Мак мог слышать высокий тенор Джимми Ли, лучшего певца в деревне. И пение заставило его мысленно вернуться к долине Хай Глен, к мечте о свободе. Он обуздал свои нервы, полностью овладел собой и преисполнился решимости исполнить намеченный план.

Пастор – преподобный Джон Йорк – был сорокалетним добряком с начавшей редеть шевелюрой. Он говорил с запинками, явно попав под впечатление от великолепия редких в его церкви высокородных визитеров. Темой проповеди он на сей раз избрал Истину. Как он отреагирует, когда Мак прочитает вслух письмо? Инстинктивно он, разумеется, захочет встать на сторону владельца шахты. Вероятно, он даже получил приглашение отобедать в замке по окончании службы. Но в то же время он все-таки оставался священником. В его обязанности входило выступать в защиту справедливости и закона независимо от мнения сэра Джорджа, не так ли?

Простые каменные стены церкви были лишены каких-либо украшений. Огня для отопления не разводили, и дыхание Мака паром затуманивало холодный воздух. Он всматривался в тех, кто приехал из замка. Ему были знакомы почти все члены семьи Джеймиссон. Когда Мак был еще мальчишкой, он невольно проводил в замке много времени. Сэра Джорджа трудно было бы не различить по неизменно красному лицу и толстому брюху. Рядом с ним сидела его жена в узорчатом розовом платье, которое выглядело бы очень красивым на более молодой женщине. Роберту, старшему из сыновей, молодому человеку с жестким взглядом и не умевшему улыбаться, уже исполнилось двадцать шесть, и он постепенно начал приобретать пухлый живот и прочие округлые формы тела отца. Его соседом был привлекательный светловолосый молодой мужчина примерно одного с Маком возраста – наверняка это Джей, младший сын. Еще в шесть лет Мак играл с Джеем в соседнем с замком лесу почти каждый день, и тогда оба думали, что на всю жизнь останутся друзьями. Но уже следующей зимой Мак начал трудиться на шахте, и у него больше никогда не оставалось досуга для игр.

Узнал он и некоторых из гостей Джеймиссонов. К примеру, леди Хэллим и ее дочь Лиззи. Лиззи Хэллим давно стала источником сенсационных сплетен и скандальных новостей по всей округе. Ходили слухи, будто она разгуливает в мужском костюме и носит на плече ружье. Она была способна отдать собственные башмаки босоногому ребенку, а потом отругать его мать за небрежное содержание своего дома. Мак не встречался с ней уже несколько лет. В усадьбе Хэллимов построили свою церковь, а потому обычно по воскресеньям они не приезжали сюда, появляясь в деревне только в тех крайне редких случаях, когда в замок наведывались Джеймиссоны. И теперь Мак вспомнил последний раз, когда видел Лиззи. Ей исполнилось лет пятнадцать. Ее нарядно одели в стиле настоящей леди, но она, как простой мальчишка, принялась тогда кидать камни в белок.

Мать Мака в свое время служила горничной в особняке Хай Глен, основном доме семьи Хэллим, но даже после замужества иногда наведывалась туда по воскресеньям, чтобы повидаться с друзьями из числа прислуги и похвастаться красотой своих близнецов. Мак и Эстер играли с Лиззи во время таких визитов. Причем леди Хэллим могла даже не догадываться об этом. Лиззи всегда была проказницей и шалуньей, но в ней рано стали проступать черты хозяйки – эгоистичной и избалованной. Однажды Мак осмелился поцеловать ее. В отместку она больно оттаскала его за волосы, заставив расплакаться. Сейчас она выглядела так, словно в ней мало что изменилось. У нее оставалось то же округлое лицо с постоянно озорным выражением, вьющиеся темно-русые волосы и почти черные глаза, легко прятавшие лукавство во взгляде. Рот имел изгиб розового боевого лука. Рассматривая ее, Мак подумал: а ведь я не прочь снова попытаться поцеловать эту девушку. И стоило подобной мысли промелькнуть в его сознании, как она поймала на себе его взгляд. Он в смущении отвернулся, словно опасался, что ей удастся понять, какая дерзкая идея пришла ему в голову.

Проповедь подошла к концу. Но сегодня в дополнение к обычной пресвитерианской службе намечались крестины. Джен – двоюродная сестра Мака – родила своего четвертого ребенка. Ее старшенький, Вулли, уже работал в шахте. И Мак решил, что самым подходящим временем для подготовленного им заявления станет один из моментов обряда крещения. И по мере того, как это мгновение становилось все ближе, у него внизу живота начало нарастать несколько тошнотворное ощущение. Ему пришлось собрать волю в кулак и запретить себе думать о глупостях. Он ежедневно рисковал жизнью, спускаясь в шахту. Так с чего ему так нервничать, выступая против толстопузого богача?

Джен уже стояла у купели с предельно усталым видом. Ей едва исполнилось тридцать, но она родила четверых детей, сама двадцать три года работала в шахте и выглядела изможденной. Мистер Йорк опрыскал водой головку младенца. А потом ее муж Сол повторил словесную формулу, превращавшую прежде в рабов всех сыновей шотландских шахтеров.

– Я клятвенно налагаю на это дитя обязательство работать в шахтах сэра Джорджа Джеймиссона мальчиком и мужчиной, пока он будет способен трудиться, или же до наступления его смерти.

Именно этот момент избрал для решительного вмешательства Мак.

Он резко поднялся со скамьи.

Обычно после произнесения клятвы надсмотрщик Гарри Рэтчет должен был подойти к купели и вручить Солу так называемый «честный залог», традиционную, но чисто символическую плату за передачу хозяину в полную собственность своего сына – кошелек с десятью фунтами. Однако, к величайшему удивлению Мака, на сей раз сэр Джордж вознамерился лично совершить ритуал.