Метаболизм (сборник рассказов) - Александр Покровский

— Капитан третьего ранга Кузин… — Андрюшенька так кажется задохнулся.

— А-а… Кузин. Вот вам и флаг в руки.

— И в жопу тоже, — добавил Леха после того, как положил трубку, после чего мы снова сдвинули кружки.

Об Андрюшеньке никто больше не вспоминал. Ну пошутили и пошутили. Мало ли. Пошутили и забыли.

А Андрюша не забыл. Он аккуратненько списал телефонограмму в чистовой журнал и потащил ее начальнику штаба.

Начштаба у нас мужик умный, поэтому у него возник только один вопрос:

— А почему ты старшим на переходе?

— Видимо, Алексей Аркадьич, — тут Андрюха непременно надул свою грудь, — командующему известно, что я — натуральный моряк. Разрешите, я сам командиру журнал отнесу.

— Нет. Это дело серьезное. Я сам отнесу.

И отнес. Командир (в майке, конечно) остановил доклад командиров подразделений и углубился в чтение текста:

— «В связи с ухудшением ледовой обстановки… вверенными вам плавсредствами… эвакуацию первого Адмиралтейского… старшим… в район Гельсингфорса…» Слушай, а почему старшим назначили этого придурка?

— Видимо, командующему известно о его качествах…

— О каких его качествах известно командующему? Нам, например, известно, что он придурок. Какие еще у него обнаружены «качества»?

— Мореходные… наверное.

— Да-а?… Нет, я командующему перезвоню. Ты пойдешь старшим. А кстати, у нас что, кроме первого Адмиралтейского завода есть еще и второй?

И тут все командиры подразделений, поскольку их оставили на время в покое, испытав необычайный прилив сил, начинают участвовать. Кто-то из них тут же сказал, что есть и второй, и третий Адмиралтейский завод.

— Так… а Гельсингфорс — это старое название чего? Зеленогорска что ли?

— Сестрорецка.

— Сестрорецк — это Чукокколо.

— Сами вы, мамаша, Чукокколо, тащите словарь.

Притащили словарь и оказалось: Гельсингфорс — это Хельсинки.

— А как же на дело посмотрят финны?

Установилась незначительная пауза Командир должен был принять решение. И он его принял:

— Нужно звонить командующему.

— Уже двенадцатый час ночи, товарищ командир.

— Ну и что? Дело не терпит отлагательств. Здесь же целый комплекс мероприятий.

Командир взялся за трубку. Командующего на месте не оказалось. Оказалось, что он уже давно дома. Командующие иногда оказываются дома раньше своих подчиненных, обеспокоенных эвакуацией в район Гельсингфорса.

К телефону подошла жена. Она сказала, что командующий уже спит.

— Разбудите его, пожалуйста, скажите, это относительно эвакуации в район Гельсингфорса.

Потрясающе. Командующий в одно мгновенье был у телефона

— Товарищ командующий, — голос у командира стал как-то слишком тонок, — мы тут получили вашу телефонограмму относительно эвакуации и уже начали ее отрабатывать, и на настоящий момент у нас только один вопрос как на это дело смотрит финская сторона.

Столь быстрой смены выражений на лице у командира никто не ожидал, и еще очевидцам показалось, что от него во все стороны перья отделились и полетели, отделились и полетели, а потом у него на лице немедленно сделалось выражение — «я член забил в ту тушку туго», и еще он вспотел всем телом, что без кителя было особенно заметно.

— Есть, товарищ командующий, — просипел командир сорвавшимся голосом, — есть к вам завтра к восьми утра, — и медленно положил трубку.

Установилась тишина, а потом он заорал, обретя заново голос, уже в полную силу:

— Где эта сука?!

«Эта сука» была рядом: Андрюша стоял за дверью, ожидая незамедлительного применения своим мореходным качествам.

И его применили.

Его надели на кол.

А нас — в двенадцать ночи — всех вывели на плац и построили в одну шеренгу, и специально назначенная комиссия заставляла каждого произносить: «В связи с ухудшением ледовой обстановки…»

А Андрюша слушал, чтоб по голосу установить, кто же ему звонил.

Так и не установили.

И Леху никто не выдал.