Пульсар. Сборник рассказов и стихов - Дарья Dee Happy Счастливая

– Кто?

– Что «кто»?

– Друг? – он смотрел на меня в упор.

– А ты думал – выступим, и я про тебя забуду? Не на того напал.

Он улыбнулся… самой светлой улыбкой, что я в жизни видел.

Глава 15.

А вот теперь нервы действительно были на пределе. Наше выступление через 10 минут. Мы были за кулисами.

– Там столько народу, – пришла радостная Лора, и, «спасибо» ей, успокоила.

Бедный Эндрю, который до этого относительно спокойно переминался с ноги на ногу, теперь начал остервенело кусать губы. Но тут подошли его родители, и он как-то быстро успокоился.

– Сынок, не волнуйся, – его мать оказалась очень красивой и приятной женщиной. Отец же, выглядевший весьма презентабельно, протянул мне руку для знакомства.

– Мартин, очень приятно.

– Роберт, мне тоже.

В его взгляде я не заметил ни жалости, ни унижения. Ничего, что могло бы меня задеть или обидеть.

– Так ты и есть тот самый Роб? Эндрю до самого конца держал «тебя» в секрете, – теперь руку мне уже пожимала женщина. – Меня зовут Маргарет, много о тебе слышала.

Судя по доброй улыбке, много хорошего.

– Да, это я. Очень рад знакомству.

К нам подбежал наш учитель по музыке.

– 2 минуты.

– Ой, все. Мы в зал, – спохватилась Лора. Она поцеловала меня и Эндрю в щеку. Маргарет, недолго думая, сделала то же самое.

– Удачи, парни, – Мартин сдержанно кивнул и ушел вслед за дамами.

Мы одновременно выдохнули.

– Ну что, порвем их? – как раз вовремя во мне разыгрался спортивный азарт.

– Это будет фурор, – глаза в глаза.

Объявили наш выход.

Глава 16.

Свет прожекторов направлен на небольшую сцену. Тихие перешептывания в зале, любопытные взгляды. Я удобно устроил гитару у себя на коленях и посмотрел на друга. Тот кивнул, давая тем самым мне знак начинать.

«Поехали».

Рука обняла гриф, пальцы встали на нужный аккорд, стальной медиатор коснулся струны и отпустил их. Звук расплескался по рядам, за ним следующий и дальше музыку было уже не остановить. Зрители замерли, стараясь не упустить ни капли. Аккорды стали чуть сильней, и в игру вступил Эндрю. Наши мелодии сливались в единый поток. У каждого своя история, но, кто знает, может быть, у нас теперь единый путь.

Я не замечал ничего вокруг. Нас было лишь трое: мы и мелодия. Она лилась из самого сердца, обнажая душу перед взорами других людей. Взрывы эмоций сменялись плавными переливами. Но, увы, мелодия подошла к концу. Сердцу пришлось замолкнуть. Теперь в груди слышался лишь бешеный стук.

Тишина в зале немного напрягала, но только первые несколько секунд. Спустя бесконечный удар я услышал первые хлопки. И уже через миг зал взорвался аплодисментами. Включили полный свет, и я понял, что меня трясет: все аплодировали стоя.

Глава 17.

Мы сделали это. Мы смогли! Я не мог поверить в происходящее. Никогда бы не подумал, что выступление на сцене может принести мне столько удовольствия. Кажется, что адреналин окончательно затерялся в лабиринте моих хромосом. Эйфория клубится где-то в легких, ведь с каждым вдохом состояние победы все нарастало.

Эндрю помог мне заехать обратно за кулисы. До конца конкурса осталось всего 2 выступления. Все это время мы ждали молча. Я смотрел на людей вокруг, а Эндрю мял пальцами капюшон моей толстовки. Сейчас мне было не важно, выиграем мы или нет. Главное, что мы это сделали. Мы потратили свое время не зря… в конце концов, мы нашли друг друга. И что-то мне подсказывает, что эта дружба – навсегда. Я посмотрел на него и улыбнулся, видя, что он улыбается мне.

– Добрый вечер, дамы и господа. Настал торжественный момент: сейчас мы хотели бы объявить победителя, – наш учитель по музыке гордо выпячивал грудь, стоя у микрофона. Было видно, что выбор жюри его полностью устраивал. – Итак, победа присуждается «Мелодии блужданий».

А дальше вроде были наши имена и снова аплодисменты. Но я помню лишь, как Эндрю сжал мое плечо и тихо прошептал:

– У нас получилось.

«У нас получилось», – вторило мое сердце.

После награждения был праздник. Все подходили, чтобы поздравить. Половину этих людей я в жизни не видел, но мне было приятно. Праздник удался на славу, однако в самом конце нас ждал сюрприз. Как-то незаметно Мартин отвел нас в сторонку и спросил:

– Ну что, парни, теперь можно и за учебу?

Вопрос звучал странно, и, думаю, что по нашим глазам он понял ответ.

– Я почему-то так и подумал, что от музыки вы не отстанете. Ведь так?

Мы хором кивнули.

– Вот и отлично. Видите того человека? – он указал на мужчину, что разговаривал с Лорой.

– Ага, – опять хором.

– Это директор одной из музыкальных школ в Нью-Йорке, и он хочет с вами поговорить, – Мартин не смог сдержать улыбку, видя наши ошарашенные лица. – Ну и что сидим? Вперед, а то еще передумает, – он подтолкнул сына в нужном направлении.

Проехав буквально метр, я остановился. Эндрю обернулся ко мне с вопросом в глазах. Изогнувшись, я достал кое-что из заднего кармана кресла. И надо было видеть лицо Эндрю, когда он увидел на моих коленях свою нотную тетрадь.

ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ МЕЧТЫ

Номинант национальной литературной премии

«Поэт года» 2013

И пусть несет меня небесная река

В те дали, где живет душа моя.

Где обитает мое сердце и стучит,

Где я найду от мира своего ключи.

Преодолею все, что может человек.

И пусть потрачу я на это век…

Ведь бесполезно время без любви,

Для этого нам и нужны мечты.

Чтобы дышать, чтоб улыбаться, чтобы жить,

И даже для того, чтоб просто «быть».

Чтоб испытать то чувство, как полет.

Чтобы услышать, как душа поет.

И я клянусь пред миром и Судьбой:

Я отыщу свой путь, пойду своей тропой.

Я положу все силы на мечту,

Но стану тем, кем быть хочу.

Война

ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ

Приходит Третья Мировая,

Такая теплая, родная.

Кровавая резня добра.

Но разве в мире мало Зла?

Да бред какой – его полно!

Все люди смотрятся в окно,

Ведь зеркала давно разбиты,

А в зазеркалье все убиты.

Там крах наступит чуть быстрей,

Чем Смерть пройдет под гладь морей,

Чем потушить свечу успеешь,

Чем смрад почуять ты сумеешь.

Гниенье душ, вонь мертвых тел.

О мир, ты этого хотел?!

Взамен свободы только плен.

Ума, сознанья, жизни тлен.

Разве миру ты желал

Столь ничтожнейший провал?

А сейчас, взгляни в окно,

Там все теперь погребено.

За Мир войну мы поднимали.

Ну как же мы не понимали,

Что мир зависит лишь от Мира.

Ох, как достала эта лира!

И что теперь? Ты видишь пепел.

Еще вчера Мир был так светел.

Но сам себя он погубил,

Надежды нитку разрубил.

Прошу вас, люди, оглянитесь!!!

И – да! – противно удивитесь.

Вокруг вас жуткие творенья:

Слепых, немых столпотворенья.

Но вновь врывается Война,

И, к сожаленью, не одна.

С ней страх придет и гибель наций,

И тишина пустынных станций.

С ней крик на улицах придет.

Война всю Жизнь твою взорвет!

И ужас снов, и действ смятенье.

Так что же? Есть еще сомненья?

Планета рухнет в тот же час,

Как люди выполнят приказ.

И вот в наш Мир вошла война.

Мы отпеваем лишь себя…

МЕРТВЫЙ ХЛЕБ

Я родился в день снятия осады с нашего города. Жаль только, что произошло это за 5 лет до того… Сейчас мне 14. На дворе лето. Мы с ребятами собираемся на пляж в Солнечное – плавать и загорать. Как обычно сбежим на весь день из детдома. Я люблю пляж. Мне все еще не хватает тепла. Я как ненормальный каждый солнечный день пытаюсь насытиться светом, только бы растопить зиму 44-ого.

Я решил записать все это, потому что начал забывать. Наша нянечка Глафира Иванна говорит, что когда мне будет 60 – я все буду помнить очень хорошо, а сейчас мне лучше все-таки забыть о тех годах, когда мы боялись спать, когда мы постоянно хотели есть, когда делали то, о чем сейчас наверно уже не жалеют…

Первое мое воспоминание, которое всплывает в голове, очень яркое – бомбежка. Грохот, крики, визги, штукатурка с потолка, мел в легких. Нету света – даже расплавленные свечи замерзли намертво. Наши руки и ноги тоже окоченели, но страх… страх заставляет кровь бурлить. Она почти кипит. Я помню, как в тот день мне было жарко, как плохо от пыли в горле… и как я боялся, что потолок рухнет прямо на меня… и моего брата…

Он все время говорил, что мы одинаковые, потому что близнецы. Я очень любил его. А как иначе? Он был единственным родным мне человеком на всем белом свете – родителей нет. Наверно убили. Однако мы не были так уж похожи внутри. Спустя столько лет я начал принимать то, что мой брат не был хорошим. Об этом говорят его поступки. Тогда мне и в голову не могло прийти, что забирать съестное из пустых домов – это плохо. Правда я не мог есть «мертвый хлеб» – так мы называли еду, которую умершие держали в своих руках. А брат ел. Сейчас мне кажется, что это не только погубило его, «мертвый хлеб» изменил его.