Рядом с алкоголиком. Исповедь жены - Катерина Яноух

– Нет, – ответила я. – Конечно, нет.

В состоянии влюбленности довольно сложно выдвигать какие-либо условия. Пытаться изменить партнера. Я не хотела выглядеть занудой. Ведь я видела, как ему в пивной нравится. Там проходила вся его, если так можно выразиться, светская жизнь. Я чувствовала, что это неприкасаемо. В любом случае, прямая атака недопустима. Но прошло немного времени, и я попыталась дать ему понять, что мне не очень нравится, как он пьет.

Он явился ко мне домой как обычно, и мы улеглись в постель. В затемненной спальне воздух пропитался запахом алкоголя: Рихард пил.

Рихард под моим одеялом. Мои ноги переплетены с его ногами. Его руки на моем теле. Вдруг открывается дверь и просовывается голова моего малыша.

– Мама?

– Эдвард! Ты не спишь?

Будто сцена из фильма: двое взрослых резко садятся в постели, где все так живописно разбросано во время сексуальной игры. В голове мысль: Эдвард не должен вдыхать запах алкоголя. Рихард тогда только что стал моим партнером. Ночные пташки, как известно, не встают до рассвета, не варят кашку, не целуют детский лобик, вспотевший со сна. Он сказал, что сделает это с удовольствием, но я ему не позволила. Пока еще не позволила. Он был так молод, и у меня не было никакой уверенности в нем. Я не знала, что будет дальше, и хотела защитить Эдварда. Ему совсем не обязательно знать всех любовников, которых мама пускает в свою спальню.

И почему я выбрала себе мужчину, которому по виду и двадцати не дашь, который по ночам разносил приглашения на очередную тусовку, который ездил на велике с ободранным седлом, только и делал, что веселился, и выглядел столь несерьезно? Из-за этого и случилась наша первая ссора. «Тебе за меня стыдно? – выспрашивал он. – Стыдно, признайся!» «Не стыдно. Но мы очень разные, Рихард. Ничего у нас не выйдет».

Но в данный момент он лежал со мной, и все получилось намного лучше, чем я могла предположить.

– Кто это? – спросил еще сонный Эдвард, показывая пальцем на Рихарда.

И правда, кто он, собственно? Знакомый? Друг? Хороший друг, который… Да нет!

– Я тот, кто очень-очень любит твою маму, – ответил Рихард, прежде чем я успела собраться с мыслями, и вскочил с постели. К счастью, он еще не успел снять трусы-слипы. – Пойдем, я отведу тебя в кроватку, – предложил Рихард.

Эдвард, протестуя, завертел головой.

– Не-е-т… Я хочу спать с мамой.

Конечно, он добился своего. Одинокие мамы почти никогда не скажут своему любимому ребенку «нет». Дитя разведенных родителей… Невинный, побежденный в битве, развязанной супругами из-за своего эгоизма. Как можно ему в чем-либо отказать? Как его не баловать? Он залез ко мне, обнял ручонками за шею. Моя мама. Только моя и никого другого. Он бормотал что-то непонятное мне в ухо. И так мы спали втроем. С одной стороны от меня Эдвард, с другой – Рихард. Его рука на моем боку. Я чувствовала ее тяжесть, и мне это нравилось.

Сначала я осторожно попросила Алкоголь потерпеть. Просила Рихарда немного снизить скорость. Объясняла ему, что частично это из-за Эдварда. Мол, ни к чему ему все время вдыхать алкогольные испарения. Если ночью рядом с ним будет кто-то пьяный. Допустим, что мы собираемся иногда спать в одной кровати втроем. В таком случае лучше, чтобы Рихард почаще бывал трезвым…

Я позвонила ему и в разговоре затронула эту тему.

– Я не собираюсь бросать пить, – сказал Рихард. – Не могу себе представить жизни без выпивки. Без виски. И главное – зачем?

Через открытое окно в комнату проникала летняя жара. Доносилось позвякивание бутылок из-за ограждений у трактиров. И, словно наяву, я видела перед собой кружки, полные пива. Бутылки на столах. Толпы народа, курсирующие от банкоматов к бару и обратно. Такси, которые с трудом избегают столкновения. Очереди перед модными ресторанами. Я знала, что Рихард ночью собирается на попойку. Мне не хотелось идти с ним. Честно. Наоборот, хотелось испытать его, насколько он готов пойти мне навстречу. Уже тогда.

– Но, может быть, ты сегодня не станешь много пить? – сказала я, и это прозвучало просительнее, чем мне бы хотелось.

Молчание.

– Черт возьми, неужели ты не можешь пить минеральную воду или что-нибудь подобное? Меня уже перестало забавлять, что ты всегда приходишь ко мне в стельку пьяным. Кроме того, мне рано вставать.

– Отлично. Выпью только кружечку пива. Приду около одиннадцати, идет?

Конечно, идет. И на том спасибо. Я поверила ему и положила трубку. Спальня подождет – я смотрела телевизор. Раз он сказал в одиннадцать, значит, придет в одиннадцать, думала я.

Это было еще до того, как ночные ожидания стали для меня правилом: вот часы отбили полночь, затем час, два, три… Это было еще до того, как я привыкла испуганно просыпаться в полчетвертого и с тоской обнаруживать, что его нет. Это было еще до того, как я начала обзванивать его друзей, чтобы узнать, на чьем диване он спит. Да, это случилось еще до того.

Понятно, что одной кружкой дело не ограничивалось. Он пил, пока что-то не говорило ему: хватит. Это мог быть пустой бумажник. Или: сорри, закрываем. Думаю, значительно реже тормозом являлась мысль о том, что кто-то лежит дома в постели и ждет его. Что этот кто-то каждые пять минут смотрит на часы. Что этот кто-то напряженно вслушивается, не скрипнула ли дверь.

Он пил, и чем дальше – тем больше. Вот так безжалостно расставлены приоритеты в жизни алкоголика. На первом месте всегда стоит тот, кто пьет, тот, кого нет дома. А потом – пустота. И только где-то в конце смутно видна «та, другая». Женщина, которую бросили. Она всегда в невыгодном положении. Сидит и ждет у телефона. У аппарата, который никогда не зазвонит. Или стоит у окна. Стоит и наблюдает, как подъезжают такси. Ждет, когда из машины выйдет знакомая фигура и появится дома. Можно также сидеть за кухонным столом. Или на диване. Можно пить чай и волноваться, не случилось ли с ним чего. Нет, она ему не мама. Но ведет себя, как мама. Она в невыгодном положении ожидающего. В плену пустой квартиры. В плену неуверенности. В плену молчащего телефона. Она ждет, она не может куда-нибудь уйти. Ей отводится пассивная и в то же время унизительная роль. Нельзя покинуть свой пост, ведь он может в любую минуту вернуться. И женщина продолжает ждать. А ночь исчезает минута за минутой.

Но мы любили друг друга, а Рихард любил Эдварда, и тот отвечал ему взаимностью, и даже Шарлотта наконец признала, что Рихард необыкновенный парень. В конце концов она помогла мне поместить объявление по обмену квартиры, а о ночах бесконечного ожидания не сказала нашим ни слова. Я, собственно, и ей не всегда и не все рассказывала, но надо быть справедливой: иногда Рихард приходил вовремя и трезвым. Более-менее. Нет смысла преувеличивать. Не хочется сгущать краски. Наша жизнь была, надо признать, сносной. Во всех отношениях.

Мы нашли квартиру просторнее и переехали в отдаленный квартал, чтобы начать с чистого листа. Мы с Рихардом стали жить по-семейному. Мне уже недостаточно было встречаться с ним только по ночам, в постели. Пришло время, и он стал мне нужен и днем. С ним я чувствовала себя лучше. А пьянство? Да ерунда это, ничего страшного. Кто из нас не бывает иногда пьян? И я напивалась, бывало. Как я могу быть ему судьей? Мои оправдательные механизмы работали на полную катушку. И весьма эффективно. Вероятно, уже тогда я стала зависимой. Зависимой соучастницей, стремящейся к созданию прочной семьи. Все дохлые крысы – вон из моего дома! Я хотела иметь человека, которого знаю. Который любит меня. Я хотела Рихарда. Его – и никого другого.

– Ты всегда была невероятно твердолобой, – комментировала Шарлотта.

Быт всегда требует каких-нибудь конкретных дел. Рихард обладал талантом обустройства дома. Покрасил комнату Эдварда. Разработал проект и изготовил книжные шкафы, которые заняли стены нашей гостиной. Сверлил и свинчивал, а когда что-нибудь ломалось, умел починить. Он стал бывать дома чаще, ведь это был наш общий дом, а не мое временное послеразводное убежище. Новая квартира принадлежала нам обоим. Мы стали настоящей парой. Ему было двадцать один, мне двадцать восемь. Между нами лежало семь лет. Когда я пошла в первый класс, он только родился. Когда он учился ходить, я бегала по школьным коридорам. У меня впервые появились месячные, когда он вышел из детсада. Я получила первый сексуальный опыт, а он как раз прочитал свою первую детскую книжку. Ну и что из этого? Разница в возрасте. Такая мелочь. Фундаментом наших отношений была страсть. Не повседневность. Кроме того, речь шла о теперешней жизни. А не о том, что каждый из нас делал в семидесятые годы.

– Но если тебе больше подходит мужик, который будет тебя финансово обеспечивать – только скажи, – иногда шутил он, вороша мои волосы. – Милая, признайся, тебя ведь не устраивает, что мне только двадцать один. Тебе бы больше понравилось, будь мне, скажем, сорок.

– Да, так было бы лучше, – отвечала я. – И чтобы ты не пил так много виски.