Отвага - Паскаль Кивижер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как он смел бросить ее одну на этом проклятом острове, в этом гнилом королевстве?!
У дверей стояла стража. Она снова в тюрьме? Невыносимо! Эма чувствовала: к ней возвращалась одержимость бегством. Бежать, бежать, бежать! Только одно слово стучало в мозгу. Но куда? Как?
Загорелось очередное полено и наполнило будуар дымом, в эту минуту здоровенный крестьянин с красными ручищами принес ей еду и посоветовал переодеться в черное. Обильная еда выглядела аппетитно, но Эма решила к ней не прикасаться. И тут же одумалась: нужны силы. Собственная отвага – ее единственное спасение: отвага в поступках, отвага в решениях. Но если тело ослабло, какие уж тут решения и поступки? Эма съела яйцо. А потом, по давней привычке, спрятала хлеб, сыр и кусок курицы, увязав запас в одну из нижних юбок. Уже готовилась в дальний путь.
Потом направилась в гардеробную. В черное? Нет! В ярко-красное! В этом платье она была, когда «Изабелла» бросила якорь. Эма искала перчатки, браслеты, ленты… Но всё, чем она могла закрыть шрамы на руках, кто-то спрятал. Неважно! Королева умерла вместе с королем. Взглянув в зеркало, она едва себя узнала: злобная, упрямая, недоверчивая. И все же это она. До тех пор пока Тибо не приручил ее, она была именно такой. Прошлое вторглось в настоящее и предсказывало будущее. Эма вновь возвращалась к одиночеству, от которого на время избавил ее Тибо.
Мушкетер с лицом цвета свеклы постучался в дверь.
– Я должен сопроводить вас в Траурный покой, – объявил он.
Непонятно: конвой – это почет или унижение?
Сердце Эмы оборвалось. Если открыт Траурный покой, значит, там лежит покойник. Пустынными коридорами она следовала за мушкетером. Она поверит в смерть Тибо, только если сама к нему прикоснется… Ноги отказывались идти. Свекольник вошел вместе с ней в полутемную комнату и снял шляпу. Кто-то лежал на кровати в окружении свечей… Неужели Тибо? Эма подошла и ничего не почувствовала. Не похож. На глазах монеты, волосы напомажены, камзол застегнут на все пуговицы, на шее галстук-лавальер, на ногах узкие туфли, которые он ненавидел.
– Выйди! – велела она стражнику.
– У меня приказ оставаться здесь неотлучно.
– Выйди, я сказала.
– У меня приказ оставаться здесь.
– А свои слова у тебя есть? Можешь сам о чем-нибудь подумать?
Она подтолкнула парня к двери.
– Оставь меня одну, слышишь?
– У меня приказ…
– Кто теперь отдает приказы? Кто тебе приказал остаться?!
Эма указала на Тибо, который, как ни странно, продолжал спокойно лежать, несмотря на громкий спор.
– Вот твой король! Он еще не успел остыть, а ты уже слушаешься чужих приказов! Вон отсюда! Я говорю: вон! Сейчас же! Немедленно!
Эма орала во весь голос. Перепуганный мушкетер не знал, что делать. Вообще-то она права. Как можно ей не повиноваться? До вчерашнего дня ее называли «ваше величество», кланялись ей. Смолкали, когда она проходила мимо. Почему он должен слушаться кого-то другого? Да потому, что боялся точно так же, как все вокруг.
– Убирайся – или я разобью окно, дверь, позову на помощь!
Стражник теребил шляпу с перьями. Эма схватила подсвечник с погребальной свечой, замахнулась, чтобы швырнуть ему в лицо, но тут вошел Жакар со своим псом.
– Мои соболезнования, – произнес он глухим низким голосом так бесстрастно, что это походило на искренность.
Подсвечник полетел в него. Он ловко поймал его на лету рукой в перчатке и, указав подбородком на покойного, спросил:
– Хочешь остаться с ним наедине?
Эма не ответила. Враг номер один прогуливался по дворцу как ни в чем не бывало! Куда все подевались? Все остальные люди? Что стряслось с охраной? Она казалась такой надежной! Неужели за несколько часов все перевернулось с ног на голову?
– Хочешь остаться с ним наедине?
Эма молча взглянула на Жакара. Смертельная усталость написана на его красивом лице. От него веяло силой и несгибаемой волей, такой естественной, как гроза в августе или метель в декабре.
– Даю тебе две минуты. Потом придут прощаться другие, – сказал Жакар, вернув Эме подсвечник. – Всего несколько избранных. Зрелище грустное. Не собираюсь продлевать мучение.
А как же тысячи подданных, которые захотят воздать почести Тибо? Эма хотела возразить, но Жакар опередил ее:
– Свечи уже догорают, сама видишь. Две минуты.
По традиции усопший находился в Траурном покое до тех пор, пока не догорят свечи, но эти свечи как будто обрезали на три четверти. Пламя пожирало их с необыкновенной быстротой. Жакар вытолкнул мушкетера и вышел сам. Через массивную деревянную дверь Эма услышала, как Жакар обозвал мушкетера дураком.
Две минуты она провела, держа Тибо за руку, гладила его по лицу, целовала. Она его растрепала, взъерошила волосы, как он любил. И все удивлялась, почему он не вскочит, не расстегнет камзол и не крикнет: «Как же я, черт возьми, проголодался! Кто навязал мне этот галстук? А уж проклятые туфли…» В пещере вчера было черным-черно и оглушительно шумел водопад. Тибо протянул ей руку, потом вода его утащила. Что же произошло? От чего он все-таки погиб?
Свечи горели недолго. Уже после полудня Эма бросила первую пригоршню земли в могилу Тибо. Она слышала, как комья ударились о гроб с глухим стуком. Вдовствующая королева застыла, склонившись над огромной ямой, – темнокожая в ярко-красном платье среди бледнолицых в черных. Подошла Элизабет, все еще в фате новобрачной, тоже набрала горсть земли, но никак не могла расстаться с ней, словно сжимала в ладони остаток королевства. Потом потянулись к могиле тени, обходя двух женщин, двух вдов. Какая из этих теней подтолкнула Тибо к гибели? Кто из них плакал искренне? Вопреки запретам Жакара толпа скорбящих не уместилась на кладбище, люди ждали своей очереди в Оленьем парке, в рощице у часовни, топтались в саду. Их пришло так много, что могильщику не понадобилась лопата, чтобы засыпать яму. Но Эма никого не узнавала в толпе, даже Лукаса и Мадлен. Они заговорили с ней, но она не услышала, оглушенная ревом Заячьего водопада, что бесконечно рушился в пустоту, низвергая массы воды. Один Лисандр добился того, чтобы Эма на него посмотрела.
Со вчерашнего дня их держали порознь, так что он все хорошенько обдумал, на это хватило времени. С одной стороны – смерть, с другой – вечность. Бабушка Лисандра никогда не расставалась с дедушкой; и Тибо не расстанется с Эмой. Они связаны светом, он не может совсем умереть до тех пор, пока она жива. Тибо был здесь, на собственных похоронах, его никто не видел, но он присутствовал.
– Это не конец, он не ушел, – уверенно сказал Лисандр, однако Эма осталась безучастной.
Кто-то грубо отпихнул Лисандра, пропуская Жакара. Принц последним подошел к могиле и стоял над ней
