Служу Советскому Союзу 2 - Василий Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, Лорд уже встречает, — Зинчуков заглушил машину, вышел и потянулся. — Ох, как же всё тело затекло. Выходи, Борис, пойдем знакомиться.
— Стоять! — громкий голос заставил вздрогнуть. — Иначе стрелять буду!
В небольшое отверстие просунулось дуло охотничьего ружья.
Глава 3
Если бы мне давали рубль каждый раз, когда в мою сторону направляли оружие, то я запросто мог бы стать подпольным советским миллионером. Вроде Корейко из незабвенного «Золотого теленка».
И в то же время нельзя сказать, что от частоты повторений наставления оружия ощущения притупляются. Вроде как в первый раз страшно, а во все последующие уже привыкаешь.
Хм… Хренушки!
Также стремно, как в первый раз. Но уже появляется мысль, что и в этот раз пронесет нелегкая. Легкая надежда на благоприятный исход вкупе со сжимающимся сфинктером.
Нет, во время боевых действий понятно — стараешься не подставляться и стреляешь в сторону вражеской стороны. А вот чтобы так… в мирное время…
Тут на ум приходят различные мысли, но в первую очередь ориентированные на выживание и уменьшение возможного ущерба. Поэтому моё тело рефлекторно скользнуло в сторону от Зинчукова. Мягким и ровным движением перетек с одного места на другое. Всё-таки стрелять в двоих одновременно будет затруднительно даже для завзятого стрелка.
Зинчуков похожим движением переместился в другую сторону. Ствол ружья дернулся было за мной, а потом перешел на Зинчукова. Похоже, что его выбрали наиболее опасной мишенью.
Ну да, я же всего лишь худощавый черноволосый мальчишка восемнадцати лет. Какой с меня понт? А вот крепкий и подтянутый майор представляется гораздо большей угрозой.
— Я что сказал? Стоять, или влеплю кому-нибудь заряд! — послышалось с той стороны калитки.
— Пантелеймон Борисович, добрый день! — громко ответил Зинчуков и поднял руки. — Не нужно стрелять. Мы к вам от Вягилева. Моя фамилия Зинчуков, а это Смирнов. Вас должны были предупредить.
— Никто меня ни о чем не предупреждал! Проваливайте отсюда! — ствол ружья снова дернулся.
Зинчуков дернул бровями и показал мне на угол забора из горбыля, который под углом в девяносто градусов опоясывал дом.
Что? Он хочет, чтобы я обошел человека с ружьем? Чтобы перелез через забор и обезвредил?
— Я кому сказал? Или мне разрядить ружьё? Думаете, что слабо? Так вот хрен там! Скажу, что вы ограбить меня вздумали! Меня ещё к награде приставят! — продолжал распространяться голос. — Проваливайте подобру-поздорову, а не то у меня рука не дрогнет!
Пока ружьё направлено на Зинчукова, моя фигура была второстепенной целью. Я сделал ещё один незаметный шаг в сторону и вовсе вышел из зоны поражения. Нет, выстрелом меня ещё могло достать, но небольшое квадратное отверстие в заборе, в которое просовывают руку, чтобы отодвинуть засов, не позволяло тщательно прицелиться.
А это уже плюс!
В нас всё ещё целятся — это минус!
Прямо как в песне из мультика. Ещё и пес снова басовито гавкнул. Если собака не привязана, то мне вряд ли так просто удастся подкрасться к стоящему у калитки. А так… по времени мне должно хватить несколько секунд на то, чтобы перескочить преграду из крепкого горбыля, подлететь к мужчине и ударить по стволу снизу вверх.
— Всё-всё-всё! — ответил Зинчуков, всё также держа руки поднятыми. — Мы уезжаем… Конечно, жаль, что нам не удалось встретиться с Пантелеймоном Борисовичем… Но если он будет завтра, то можно мы подъедем? Мы проделали долгий путь из Москвы. Не хотелось бы уезжать просто так, продевал длинный путь. Борис, садись в машину!
Я понятливо кивнул. Сделав ещё один шаг в сторону, оказался возле «Волги». Звуковое отвлечение тоже играет немалую роль. Открыть дверь, чуть повременить, якобы я забираюсь внутрь салона, а потом хлопнуть дверью — всё это должно было сыграть на небольшой спектакль для ослабления внимания.
— А зачем он вам? — спросил голос за забором.
Может быть, удастся договориться? Ведь если человек разговаривает, то он идет на контакт. И с ним можно вести переговоры.
— А впрочем… Мне насрать! Передайте там… от кого вы приехали, что Пантелеймон Борисович умер два месяца назад и его похоронили! Всё, валите! — голос развеял мои ожидания.
Я бесшумно двинулся в обход. Вот уже и Зинчуков скрылся за поворотом. Я остановился в трех метрах от угла избы, стоящей неподалеку и полускрытой голыми ветвями вишни. Если перелезть через забор в этом месте, то угол скроет меня от возможного стрелка. До него будет пять метров, так что…
Если рвануть с криком и матом, то прогоняющему нас понадобится по крайней мере секунда на то, чтобы податься назад и вытащить ружье из отверстия. Ещё секунда на то, чтобы навести ружье — это уже две секунды. Для того, чтобы ударить по стволу снизу вверх мне будет нужно гораздо меньше, а каким-никаким весом удастся сбить угрожающего с ног.
— Хорошо-хорошо, мы так и передадим. Мы уходим! Не надо волноваться! Конечно, жаль, что мы не встретили Пантелеймона Борисовича и не передали ему письмо от старого боевого товарища… — послышался голос Зинчукова. — Если вы являетесь его родственником, то примите мои соболезнования.
Я подпрыгнул и зацепился за деревянный край забора. Подтянуться и закинуть ногу было секундным делом. Перед этим я осмотрелся, чтобы меня никто не видел — чужой крик может привлечь ненужное внимание. Но темно-рыжая от засохших чертополохов улочка была пуста. В окнах дома рядом тоже не было никакого движения.
Сверху я быстро оценил обстановку. Подо мной приложенные к забору кирпичи, заботливо укрытые куском рубероида и придавленные двумя другими кирпичами. Похоже, хозяин перекладывал печь и крепкие кирпичи решил не выбрасывать, а оставить до поры, до времени. Дальше шли аккуратные грядки, по осенней поре просто темнеющие перекопанной землей.
Крепкая изба скрывала от меня разговаривающего мужчину. Собаки нигде не было видно. По всей видимости она находилась с другой стороны дома. Что же, если я успею пробежать и разоружить хозяина, то получится и запрыгнуть на забор, в случае собачьей атаки.
Пришлось приложить усилия,
