Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник) - Коллектив авторов

Статья С. В. Уткина ставит целью изучение процесса политической интеграции стран Западной Европы с конца 1960-х гг. Автор рассматривает эволюцию механизма Европейского политического сотрудничества (ЕПС) в виде регулярных встреч министров иностранных дел и работы сопровождающих их дополнительных структур. Уткин показывает, как первоначально четкое разграничение функционирования ЕПС и системы Европейского экономического сообщества постепенно гармонизировалось, что однако не свидетельствовало о слиянии политической и экономической систем европейской интеграции в целях формирования общей внешней политики стран-участниц. Процесс относительной конвергенции ЕПС и ЕЭС нашел свое выражение в подписании в 1986 г. Единого Европейского акта, предусматривавшего создание Секретариата ЕПС в Брюсселе. Проанализировав случаи результативного сотрудничества стран ЕЭС в области внешней политики, автор приходит к заключению о невысоких достижениях ЕПС в кризисной дипломатии, за исключением реакции на террористические атаки середины 1980-х гг. Вместе с тем, он подчеркивает важность внешнеполитического взаимодействия стран ЕЭС, являвшегося частью европейского интеграционного процесса.

Роль общественных движений и организаций как своеобразной формы многосторонней дипломатии рассмотрена в статье Н. И. Егоровой, посвященной Движению сторонников мира с середины 1950-х до начала 1960-х гг. Автор подчеркивает, что в деятельности Всемирного Совета Мира, его Секретариата (как международных организаций), а также национальных комитетов защиты мира и примкнувших к ним других миролюбивых сил, не придерживавшихся левых взглядов, находило свое выражение многостороннее взаимодействие различных социально-политических кругов стран Запада и Востока, а также «нейтралов», объединенных общей целью отстаивания дела мира в ядерный век. Опираясь на широкий круг рассекреченных документов российских архивов, Егорова исследует причины кризиса этого вида «народной дипломатии» на фоне появления параллельных движений миролюбивых сил, а также выявляет степень влияния мирового общественного мнения на принятие политическими лидерами решений в области разоружения.

В статье А. С. Стыкалина поднимается дискуссионный вопрос о возможности рассмотрения деятельности созданного в 1947 г. Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформа) в качестве специфического проявления многосторонней дипломатии. Автор полагает, что такая постановка вопроса является вполне корректной. Будучи инструментом централизации коммунистического движения, Коминформ отличался многосторонностью связей и часто использовался для координации ряда внешнеполитических акций своих членов (например, противодействия «плану Маршалла») и для определенных целей внешней политики СССР (в частности, во взаимоотношениях с Югославией). Привлекая новые архивные документы, Стыкалин сосредотачивает внимание на выявлении причин застоя в деятельности Коминформа с начала 1950-х гг. и на всестороннем рассмотрении мотивов его роспуска в 1956 г. Во взаимосвязи с событиями в Польше и Венгрии 1956 г., сложными отношениями СССР с Югославией и Китаем в статье также прослеживается формирование новых механизмов взаимодействия компартий социалистических и капиталистических стран. Ими становились периодически созываемые международные совещания компартий, которые расценивались как более гибкая модель обеспечения многосторонних межпартийных связей.

Завершает сборник статья В. Л. Малькова о современных тенденциях в западной историографии холодной войны, признающей многообразие расколотого на два лагеря послевоенного мира. Центральное место в статье отведено опубликованным в 2007 г. «Дневникам» известного американского историка и политического деятеля А. М. Шлезингера-младшего. Мальковым отмечено критическое отношение их автора к ряду внешнеполитических действий США в годы холодной войны, выделение им роли личности в политике (особенно Дж. Кеннеди), но главное – акцент на многомерности мира, на наличии «третьей» силы в кажущейся биполярности международной системы. По мнению Малькова, оценки Шлезингером ключевых моментов в истории послевоенных международных отношений позволяют лучше увидеть главную тенденцию в эволюции лево-либеральной исторической мысли в США: понимании холодной войны не как противостояния двух сверхдержав и блоков, а как «пространства времени», расщепленного на множество форм, участников (бывших колоний, «неприсоединившихся» стран), региональных центров силы, международных организаций. В числе последователей концепции холодной войны как «пространства времени» Мальков называет британских историков Э. Хобсбаума и Н. Фергюсона. И хотя они по разному воплотили ее в своих исторических реконструкциях, автор статьи подчеркивает, что их исследования, наряду с откровениями Шлезингера, а также выводами британского профессора военной истории Л. Фридмана, являющегося рецензентом фундаментальной «Кэмбриджской истории холодной войны», свидетельствуют о смене парадигм в интерпретации холодной войны.

Проведенное авторами сборника исследование различных форм многосторонней внешнеполитической деятельности государств в условиях холодной войны, представляет собой начальный этап в разработке это обширной и сложной темы. Оно показывает необходимость дальнейшего теоретического осмысления самого понятия многосторонняя дипломатия и возможности включения в него других видов взаимодействия субъектов международных отношений как в период конфронтации, так и после окончания холодной войны. Редколлегия и коллектив авторов сборника выражают надежду, что представленная вниманию читателей книга усилит интерес к продолжению изучения поднятых в ней проблем и стимулирует написание новых работ.

И. В. Гайдук, Н. И. Егорова

Гайдук И. В. ООН в 1950 году: от советского бойкота к Корейской войне

В истории Организации Объединенных Наций, воплотившей в себе институциональные формы многосторонней дипломатии, 1950 год отмечен двумя исключительными по своей значимости событиями: бойкотом Советским Союзом Совета Безопасности ООН и участием всемирной организации в войне в Корее на стороне коалиции западных стран. Эти два события тесно взаимосвязаны между собой, ибо не откажись Москва участвовать в заседаниях Совета Безопасности в момент, когда там принималось решение о мерах в связи с вооруженным конфликтом на Корейском полуострове, роль ООН в войне в Корее коренным образом изменилась бы, да и сама война обрела бы совсем иной характер.

Москва объявила о своем бойкоте руководящего органа всемирной организации, ответственного за поддержание мира между государствами в знак протеста против отказа большинства членов Совета Безопасности от признания членства в ООН Китайской Народной Республики (КНР), провозглашенной 1 октября 1949 г., и лишения, в связи с этим, полномочий представителя правительства Гоминдана как одного из постоянных членов Совета Безопасности ООН. Решение об этом советского правительства было доведено до членов Совета Безопасности 13 января 1950 г. постоянным представителем СССР в ООН Я. А. Маликом, который накануне получил директиву советского Политбюро следующего содержания: «Поручить Советскому представителю в Совете Безопасности (т. Малик) заявить в Совете Безопасности, что Советское Правительство поддерживает заявление Центрального Народного Правительства Китайской Народной Республики о незаконности присутствия представителя гоминдановской группы в Совете Безопасности и настаивает на его исключении из Совета Безопасности. В противном случае представитель СССР не будет участвовать в Совете Безопасности»[9]. Тем самым Москва объявляла бойкот Совету Безопасности, до тех пор пока в нем находился представитель Гоминдана.

Этот шаг СССР вызвал настоящий шок у большинства в международной организации. Многие из ее членов, как и генеральный секретарь ООН Трюгве Ли, терялись в догадках, чем руководствовалось советское правительство в своем решении. Ли назвал день 13 января «черным днем» для ООН и в своих мемуарах описывал пессимизм, воцарившийся в стенах ООН. Дело в том, что одновременно с бойкотом Совета Безопасности СССР и его союзники из числа восточноевропейских стран отказались от участия в деятельности и других органов ООН, комитетов и комиссий, что вызывало у представителей западных стран подозрение о решении Кремля совсем покинуть ряды международной организации[10].

Доступные документы из российских архивов не дают возможности выяснить все мотивы, которыми руководствовалась Москва, принимая решение о бойкоте Совета Безопасности. Тем не менее, некоторые соображения, высказанные советскими лидерами в беседах и переписке со своими зарубежными коллегами, позволяют сделать некоторые выводы на этот счет. Например, встречаясь с руководителем КНР Мао Цзедуном, находившимся в Москве с официальным визитом, в тот же день, когда Малик покинул зал заседаний Совета Безопасности, министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский признал, что отказ Советского Союза от участия в работе ведущего органа международной организации «фактически ведет дело к развалу ООН»[11]. Отвечая на вопрос Мао, заинтересованы ли американцы и англичане в сохранении организации, Вышинский высказал уверенность в этом, потому что, по его мнению, распад ООН привел бы к разоблачению их агрессивных планов и замыслов и лишил бы их важного инструмента влияния на мировое общественное мнение. Из аргументов Вышинского следует, что советское руководство полностью осознавало возможные последствия своего решения о бойкоте ООН и было готово к наихудшему развитию событий для этой организации.