Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

приносила свои плоды. Она знала, как объединить себя со временем, которое растворяет больше проблем, чем решают мужчины; ее промедление позволяло сложным факторам в ситуации сфокусироваться и проясниться. Она восхищалась легендарным философом, который, когда к нему обращались за ответом, молча произносил алфавит, прежде чем ответить. Она взяла себе за девиз Video et taceo- "Вижу и молчу". Она поняла, что в политике, как и в любви, тот, кто не колеблется, теряется. Если ее политика часто колебалась, то и факты и силы, которые нужно было взвесить, тоже. Окруженная опасностями и интригами, она прощупывала свой путь с простительной осторожностью, пробуя то один курс, то другой, не претендуя на последовательность в столь изменчивом мире. Ее колебания натолкнулись на несколько серьезных ошибок, но это позволило сохранить мир в Англии, пока она не стала достаточно сильной для войны. Унаследовав нацию, находящуюся в политическом хаосе и военном упадке, она проводила единственно возможную политику: не давала врагам Англии объединиться против нее, поощряла восстание гугенотов против французской монархии, восстание Нидерландов против Испании, восстание протестантов против шотландской королевы, слишком тесно связанной с Францией. Это была беспринципная политика, но Елизавета вместе с Макиавелли считала, что угрызения совести не становятся у правителей, ответственных за государства. Какими только средствами не придумывала ее тонкая слабость, она сохранила свою страну от иностранного господства, поддерживала мир с небольшими перерывами в течение тридцати лет и оставила Англию более богатой, чем когда-либо прежде, в материальном и умственном плане.

Как дипломат, она могла бы дать иностранным секретарям той эпохи множество уроков по получению оперативной информации, находчивым приемам и нерасчетливым ходам. Она была самой искусной лгуньей своего времени. Из четырех женщин - Марии Тюдор, Марии Стюарт, Екатерины де Медичи и Елизаветы, - которые иллюстрировали "чудовищный полк [правил] женщин" Нокса во второй половине XVI века, Елизавета была бесспорной вершиной политической хватки и дипломатического мастерства. Сесил считал ее "мудрейшей из женщин, которые когда-либо существовали, поскольку она понимала интересы и склонности всех принцев своего времени и была настолько совершенна в знании своего собственного королевства, что ни один ее советник не мог сказать ей ничего, чего бы она не знала раньше".17-что, конечно, требует доли соли. Ее преимущество заключалось в том, что она могла напрямую общаться с послами на французском, итальянском или латыни и тем самым не зависела от переводчиков и посредников. "Эта женщина, - сказал испанский посол, - одержима сотней тысяч дьяволов, но она притворяется, что хотела бы стать монахиней, жить в келье и перебирать четки с утра до ночи".18 Каждое правительство континента осуждало и восхищалось ею. "Если бы она не была еретичкой, - сказал папа Сикст V, - она стоила бы целого мира".19

III. ВЛЮБЛЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА

Секретным оружием ее дипломатии была девственность. Это условие, разумеется, является секретной деталью, в отношении которой историки не должны претендовать на уверенность; давайте будем так же доверчивы, как Рэйли, называющий колонию. Сесил, наблюдая за долгим флиртом Елизаветы с Лестером, испытывал некоторые мимолетные сомнения, но два испанских посла, не любившие позорить королеву, пришли к выводу, что это ее честь.20 Придворные сплетни, переданные Беном Джонсоном Драммонду из Хоторндена, гласили, что "на ней была мембрана, которая делала ее неспособной к мужчинам, хотя для своего удовольствия она перепробовала многих. ... Один французский хирург взялся разрезать ее, но страх не отпускал ее".21 "Народ, - пишет Кэмден в своих "Анналах" (1615), - проклинал Гюика, лекаря королевы, как отговорившего королеву от брака из-за каких-то препятствий и недостатков в ней".22 Однако парламент, неоднократно умоляя ее выйти замуж, предполагал, что она способна выносить ребенка. В этом отношении у большинства королевских особ Тюдоров что-то пошло не так: вероятно, несчастья Екатерины Арагонской при родах были вызваны сифилисом Генриха VIII; его сын Эдуард умер в юности от какой-то плохо описанной болезни; его дочь Мария горячо пыталась завести ребенка, но приняла водянку за беременность; а Елизавета, хотя и флиртовала, пока могла ходить, так и не решилась на брак. По ее словам, "я всегда этого боялась", и уже в 1559 году она заявила о своем намерении остаться девственницей.23 В 1566 году она пообещала парламенту: "Я выйду замуж, как только мне будет удобно... и я надеюсь иметь детей".24 Но в том же году, когда Сесил сообщил ей, что Мария Стюарт родила сына, Елизавета чуть не прослезилась и сказала: "Шотландская королева - мать прекрасного сына, а я всего лишь бесплодная скотина".25 На мгновение она открыла свое неизбывное горе - то, что она не может реализовать свою женскую сущность.

Политические последствия усугубили трагедию. Многие католические подданные считали ее бесплодие достойным наказанием за грехи отца и обещанием, что католичка Мария Стюарт унаследует корону. Но парламент и остальная протестантская Англия ужасались такой перспективе и убеждали ее найти себе пару. Она попыталась, но начала с того, что потеряла свое сердце из-за женатого мужчины. Лорд Роберт Дадли, высокий, красивый, опытный, учтивый, храбрый, был сыном того самого герцога Нортумберленда, который погиб на эшафоте за попытку лишить наследства Марию Тюдор и сделать королевой Джейн Грей. Дадли был женат на Эми Робсарт, но не жил с ней, и молва называла его беспринципным бабником. Он был с Елизаветой в Виндзоре, когда его жена упала с лестницы в Камнор-Холле и умерла от перелома шеи (1560). Испанский посол и другие подозревали его и королеву в организации этого неуклюжего аннулирования брака; подозрения были несправедливы,26 Но оно на некоторое время положило конец надеждам Дадли стать супругом Елизаветы. Когда она думала, что умирает (1562), она умоляла назначить его защитником королевства; она призналась, что давно любит его, но призвала Бога в свидетели того, что "ничего неприличного" между ними никогда не было.27 Два года спустя она предложила его шотландской королеве и сделала графом Лестера, чтобы усилить его очарование, но Мария не желала видеть в своей постели любовника соперницы. Елизавета утешила его монополиями и благоволила ему до самой смерти (1588).

Сесил воспринял этот роман с достойной враждебностью. Одно время он подумывал об отставке в знак протеста, поскольку его собственный план предусматривал брак, который укрепил бы Англию дружбой с каким-нибудь могущественным государством. В течение четверти века вокруг королевы плясала череда иностранных женихов. "Нас двенадцать послов, - писал один из них, - и все они соревнуются за руку ее величества; следующим приедет герцог Голштинский, как поклонник короля Дании. Герцог Финляндский, который приехал за своим братом, королем Швеции, угрожает убить человека императора, и королева боится,