Алиса Длинные Ноги Искуплениеъ - Георгий Эсаул

Батюшка мой - Король Агасфер - добрейшей души Король, кашку овсяную по утрам деревянной ложкой зачерпывает, кушает, измажется в кашке, как чёрт в крови, заливается детским смехом - прелесть, единственный пьяный гость на своём празднике жизни.

Мы умиляемся, папеньку подбадриваем к новым шалостям, а он - старается, ужом перед нами вьётся.

Лакея Спинозу обязательно ложкой по лбу стукнет - звон по горнице раздастся ста колоколов деревянных, будто паломники из страны бесчестия пришли в деревянных башмаках.

После завтрака батюшка горюет, переживает за содеянное, лакею Спинозе монетку мелкую медную дарит за бесчестие и без портков посылает на ярмарку за пареной репой - лекарством от зуда в заднепроходном отверстии.

Лакей Спиноза упирается, стыдно ему без портков с обнаженными ягодицами в люди идти, на ворота лезет, усы вырывает в досаде на моего папеньку Короля, но смиряется - с Королями не спорят по пустякам, если голова ещё на плечах, уходит с извёсткой на голове - для смеха голову известью обсыпает, чтобы народ больше на голову его заглядывался, а не на голый стыд.

Забавы, детство, ностальгия, когда все мальчики - Принцы, а все дяденьки - черти трухлявые с сопливыми дырками в черепе и царь-пушками между ягодиц.

Не отказал мой батюшка Королю Якову, трепетал перед ним, усыхал смоковницей в пустыне, потел, а пот у моего отца едкий, зеленый - куры дохнут от запаха болотного пота.

Меня к свадьбе готовили - город к празднику Победы над орками так не очищали; драили меня, скоблили, вычесывали, в бочке со сметаной держали неделю, чтобы я побелела, как индейка в соусе.

Побелела - от снега не отличали, пряталась в сахарной вате - шалунья!

С горы меня на золотых салазках спускали, чтобы дух захватывало, как в первую брачную ночь, прививали мне безграничную любовь к Королю Якову!

За три недели до свадьбы всполошились, бегают по дворцу, голосят, батюшку моего недальновидным козликом обзывают, а ему мало дела - подавился овсяной кашкой, кряхтит, глазки выпучил, покраснел закатным Солнышком, ножками сучит - кловун ярмарочный, а не Король.

О веснушках моих забеспокоились, что не понравятся степенному Королю Якову веснушки - золотые пятна на личике.

Сначала мои веснушки сводили травами и наговорами - наоборот вышло, блестят, в ночи путникам дорогу указывают, Корабли на мои веснушки плывут, за свет маяка их принимают, на скалы налетают, и слышны из дворца далёкие вопли тонущих матросов; морской царь им жена.

Лучшие колдуны столицы жабами и пиявками боролись с веснушками, от усердия иссохли колдуны, кнутом друг дружку погоняют, меня обвиняют в нечестивости, связи с чёрным козлом; сами козлы и козлов в других видят!

Самый сильный маг и чародей Винсент заперся со мной в опочивальне, просил стражу и Короля не беспокоить во время сведения веснушек, обещал любому рога бараньи на голову за шум и гам; добросердечный колдун с паклей вместо глаз.

В опочивальне факелы зажег и - мигом, словно каждый день в течение трех тысяч лет тренировался перед заколдованным зеркалом с чёртом - скинул халат со звёздами, остался в потешных заячьих красных туфлях с загнутыми концами и в длинном колпаке с вышитыми золотыми кометами; двигаются они по колпаку, напоминают хвостатых блох.

Присел на кровать, меня приобнял - так кошка сжимает мышку, десять минут (я засекала по золотым часам) вглядывался бусинками крысиных глаз в мои очи распахнутые, шаловливые, искал искорку Надежды, затем приник своими губами к моим кораллам губ, целовался неумело, сухо, и тлен могильный от колдуна, словно от прогнившего савана.

Но мне всё в диковинку, не отпускаю старичка, жадно облизываю его язык, отрываю чакры своей полновесной души.

Оробел колдун, стыдливо закрывает мелкое ладошками, отверчивается, но голос его комариным писком входит в мой мозг, борется с обменом веществ - нюхательный табак слабее голоса колдуна.

"Принцесса Горгонзелла, сладкая, мёд с сахаром!

Огромная жадность к наукам у тебя в веснушках; каждая веснушка - отрасль науки: чистописание, звздочетство, колдовство и иные, которые нужно познавать основательно, в постели с умудренным академиком, магистром, например - я, орденоносный!

Для того, чтобы свести твои веснушки, необходимо суровое вмешательство, вплоть до перца под хвост, чтобы ты почувствовала нутром неведомый и любопытный Мир, где чёрт - не чёрт, а - говорящая головёшка из русской печки.

В печке пироги, а в зеркале - черти!

Взгляну в зеркало, отпряну, кричу голосом замогильным, вижу в себе покойника с отвалившейся челюстью орка - неприлично, когда мужчина ластится к девушке, а вместо челюсти у мужчины дыра в ад.

Обещаю себе, что больше в зеркало не посмотрю, чтобы не взыграло золотушное детство в груди; но каждый раз обмираю, умираю, в зеркало заглядываю и кричу, бью себя кочергой в грудную клетку, запускаю остановившееся сердце, а в глазах у меня бушует адское пламя.

Посмотри, как у меня взыграло чувство долга, оно сведет твои веснушки, обучит плясать под дудку магистра - золотое одеяло мне в награду за сметливость!" - ладошки убрал, показывает, а - малюсенькое, заячье, горохом его дисциплина выглядит.

Я - чтобы лучше разглядеть - егоза - факел приблизила, освещаю, да нечаянно тыкнула в ТУДА колдуну - небо со шкурку гномика ему показалось!

До сих пор не знаю - из шалости подпалила колдуну естество, или по неопытности, нерасторопная, с угловатыми движениями молодого карусельщика!

Колдун о любознательности и о моих веснушках забыл, бегает по опочивальне, в бреду стихи о клубнях картофеля читает - не интересные стихи, на могильную землю похожи унылостью.

В окно выпрыгнул, на шпиль напоролся, крутится, умирает, а от своего не отходит, вспоминает мои веснушки, проклинает их, называет адскими отметинами.

Умер, но не помог, важный сановник с грязной улицы!

Я в отчаяние впала, рыдаю, девок вызвала, кнутом по очам стегаю - толстокожие они, вытерпят, лошади с коровьими выменями.

Девки - не лекари, не колдуньи - народное средство предложили; лохань с помоями для свиней в опочивальню притащили - от помоев все беды уходят, поэтому бездомные калеки счастливы, как мартовские коты.

Голову мою в лохань опустили и держат - руки девок белые, крепкие, репа - пока ворота адские откроются, и черти мои веснушки унесут для своих забав.

Вынырнула из лохани, кожуру картофельную с лица сбрасываю, смеюсь в радости, кажется мне, что я на три метра подросла, пока голова в корыте отмокала.

Волосы мои цвет мигом переменили - из снежных белых превратились в угольные, благородные - Белоснежка я!

Веснушки исчезли - из-за проклятия колдуна, или от помоев - мне не интересно, потому что я Центр Вселенной!

Девок лобызаю отважно, одариваю длительными невинными поцелуями; поцелуй - золотая монета девушки!

В поле вышла, венок из полевых ромашек сплела, Короля Якова жду, надеюсь, что понравятся ему моя соседская невинность и белое лицо цвета савана.

Гномики между ног шныряют, карликовые гномы - мышки в сапожках и с серебряными топориками - ягоду землянику маленьким топориком рубить, а не головы ополченцев.

Разочарованы гномики, любят под юбки девицам заглядывать, Правду ищут под юбками, уверяют, что Истина прячется у девушки между ног - наивные в своих поисках, клеветники с лепесточками клевера вместо штанишек.

Не одела я юбку на поле, нагая вышла, ищу рюмку дубовую легендарную - кто из волшебной рюмки нектар выпьет - в прыгуна превращается, выше любой горы прыгнет, до облака достанет и с облака на землю и на спины летающих драконов с важностью птицы чайки взглянет.

Поселянка ко мне подошла молодая, длинноволосая, в белой рубашке с вышитыми фениксами - красные фениксы, по рубашке скачут петухами, но не вредят хозяйке, потому что - нарисованные.

Худенькая девушка - в игольное ушко пройдёт: кожа, кости и груди - Мир прикроет посудомоечными грудями.

Часы мне протягивает с кукушкой - старинные, но сломанные, кукушка не по времени кукует, а - без остановки, охрипла, очами красными вращает, а из клювика дым серный оранжевый - в том дыму колдун сказочник задохнётся без марлевой повязки.

Крестьянка меня нежно обняла, прильнула - чувствует королевскую горячую плоть, в ушко шепчет на языке птиц - непонятное, щекотливое, умиротворяющее - я и сомлела булочкой в золотых лапках феи.

"Опять? Где же Правда? Что чувствуете, Принцесса, когда народ голодает, последнего вепря без соли доедаем? - повалила меня шутливо, перекатываемся хохочем, а кукушка - нет кукушке дела до Правды - надрывается, конец света накуковывает с простодушием домового клерка. - Хлебушка прошу от вас, Принцесса, голодно крестьянам, урожай драконы потоптали, а репа - репу мы не сажали, гнушались, почитали репу мужицкой забавой, от которой вздутие живота и дурной дух изо рта, словно сто чертей пируют между зубами.

Умираем с голода, ваши подданные с ногами, готовые в любой момент пойти приступом на кабаки - в кабаках весело, фиолетовое крепкое - река в пенных берегах плохо прожаренных койотов.