Анимограмма - Катерина Ромм

выйти Ольке. Девушка с тоской глядела на деревянный домик, наверное, представляя себе, как там сейчас зябко и неуютно. Но это было лучшее, что они смогли придумать.

Слава распахнул ставни и протёр окна, впуская свет. Включил обогреватели в обеих комнатах, проверил, не стащили ли за зиму чайник и микроволновку. Древний дачный телевизор не работал, но Олька сказала, ей он не нужен. Она взяла с собой несколько книг и блокнот для рисования.

Пока Слава занимался домом и таскал вещи, Олька должна была готовить обед. Однако Слава нашёл её за кухонным столом в хозблоке: уронив голову на руки, Оля… отдыхала. Так она это называла. Слава подозревал, что, будь у неё стабилизаторы настроения, она бы отдыхала несколько реже. Но для этого требовалось предъявить рецепт в аптеке.

– Тошнит? – сочувственно спросил он, и она промычала что-то в ответ, не поднимая головы.

Славе и самому казалось, что его сейчас вывернет наизнанку. Он не знал, за что ему хвататься: то ли про БАР читать, то ли про беременность, а может, поискать совета в каком-нибудь благотворительном центре? Попросить помощи у друзей? Страх парализовал, и существовать в таком состоянии было невыносимо. А он должен был не просто существовать, он должен был ездить на работу, притворяться, что всё в порядке, и жить – за них обоих. После теста на анимографе они решили, что Олька возьмёт больничный и несколько месяцев побудет на даче. Её фирме такое, скорее всего, не понравится – но реакция фирмы интересовала их сейчас меньше всего на свете.

Олька призналась, что университетский психотерапевт намекнула ей тогда, год назад: её анимограмма «грязная» и, если Оля хочет детей, она должна озаботиться этим вопросом как можно скорее. Конечно, чёрная печать не означала, что ты болен, – Денис, например, получил нейтральную голубую во время промежуточного зимнего чек-апа. И всё же она заставляла иначе смотреть на собственное будущее. Олька колебалась, но после повторного плохого результата решила, что нужно торопиться. Она подозревала, что всё станет только хуже, но скрывала свои мрачные мысли от Славы. Не хотела тревожить его, отвлекать от работы! Каково это – жить с дамокловым мечом над головой? Теперь меч завис над ними обоими.

Когда Слава снова зашёл в хозблок, нагруженный ящиком с консервами, Олька разговаривала по телефону. Она включила громкую связь: мобильник лежал рядом на столе, и девушка лишь чуть повернула к нему голову.

– …Оленька, – верещал из трубки высокий женский голос. – Давай мы тебе что-нибудь подвезём, лекарства какие-нибудь?

– Да нет, мы сейчас на даче. У меня всё есть, Слава обо мне позаботится, – глухо ответила Оля.

– Как же так, на даче?! – возмутился голос. – Там же ни врачей, ничего! А если будут осложнения, Оленька? Грипп – это не шутка! Твоё здоровье…

– Лариса… – вздохнула Олька и не продолжила. У неё, кажется, совсем не осталось сил. Слава схватил телефон и сбросил звонок.

Каждые двое суток он уезжал в Москву и возвращался уже затемно. Освещая себе путь фонариком, Слава брёл вдоль просёлочной дороги от станции электрички к дачным участкам. Там горело множество окон: пенсионеры заехали на майских, чтобы остаться здесь до самой осени. Но Слава видел только одно – её – окно, и шёл к нему, как к путеводной звезде. Тёплый воздух ободряюще подталкивал его в спину и пришёптывал: «Всё правильно делаешь, молодец». Слава жаждал услышать эти слова. Денис – единственный, с кем Слава и Олька поделились «чудесными» новостями, – разнёс их и без того хрупкий план в щепки. Лучший друг, называется…

До домика Олькиной бабушки, выкрашенного в тёмно-синий и оттого едва заметного на фоне сапфирового неба, оставалось несколько метров, когда сердце Славы ёкнуло. Он схватился за грудь и судорожно хлебнул воздуха. На дорожке за воротами стоял внедорожник. Лакированная поверхность отражала льющийся из окна свет. За занавеской двигались две тени. Олька!..

Слава ворвался в комнату и чуть не впечатался в высоченного широкоплечего мужчину. Если бы не круглые очки и отутюженная, застёгнутая на все пуговицы рубашка, Слава бы точно принял его за взломщика. Но мужчина посторонился, интеллигентно сдвинул очки на кончик носа и протянул руку для приветствия.

– Не волнуйся, это врач, – устало сказала Олька. Она сидела на диване, откинувшись на подушки. – Терапевт. Он объяснил мне, что я в положении, поэтому так плохо себя чувствую… – она скривилась, кажется, силясь сдержать усмешку.

– Добрый вечер. – Слава нехотя пожал огромную мягкую руку. – Вы провели чек-ап?

– И вам добрый. Мобильный чек-ап, конечно. – Терапевт потёр переносицу. – Меня прислала контора вашей девушки – вы же понимаете, она уже два месяца на больничном…

Слава кивнул.

– …но теперь всё ясно. Я внёс в систему новые данные. Ольга сказала, вы собираетесь провести на даче всё лето?

– Всё лето, – сухо повторил Слава.

– Это, конечно, не совсем правильно. Ольге нужны регулярные осмотры, полный предродовой чек-ап в поликлинике, а не как сегодня, на коленке. Но мы, конечно, не можем вас заставить.

Слава покосился на распахнутую сумку терапевта, которая, как чёрная дыра, разверзлась посреди комнаты. Наверняка в ней было полно инструментов для измерения давления, и сахара, и ещё чего-нибудь. Но анимограф в ней отсутствовал. Даже самые современные модели были размером со стиральную машинку – и весили столько же.

– У вас всё в порядке. Я только выписал витамины. – Терапевт кивнул в сторону стола, где на белой клеёнчатой скатерти розовел рецепт. – Обязательно сходите в аптеку, когда будете в городе. Вы же работаете, я так понимаю?

Слава пропустил вопрос. Вместо этого он хрипло произнёс:

– Вы… поставили Ольгу на учёт, да?

– Конечно. В женской консультации по месту прописки.

Олька смотрела за окно и улыбалась – наверное, своему отражению в стекле. Она была сегодня такая хорошенькая, такая… нормальная. Совсем как раньше, до того, как началось это безумие. Слава широкими шагами прошёл к дивану, опустился рядом с ней и крепко обнял.

Они позволили врачу самостоятельно собрать свои вещички и даже не заметили, как он хлопнул дверью автомобиля и укатил обратно в Москву. Сегодня был их вечер – лучший за последний год.

Жарко. Отвратительно жарко. Всё тело липкое, одежда давит, хочется вырваться из этой ловушки. Но как? Стягиваю майку, снимаю бюстгальтер, бросаю на пол. Он падает, как птица со сломанными крыльями. Как я!

Выхожу на улицу, под лёгкий дождь. Моросит весь день, так ритмично, что под ложечкой сладко посасывает и хочется ворваться в капли дождя и слиться с ними в едином танце. Танцую, кружась в тапочках на мокрых плитках. Скольжу по траве, стряхиваю капли с поникших веточек берёзы и умываюсь ими. Берёзовый сок – это, говорят, полезно. А берёзовые слёзы?

Так здесь хорошо, хоть и сумрачно – оттого, что