Лик Девы - Сергей Пономаренко

Множество тавров напали неожиданно, одновременно с трех сторон, и сразу отсекли основной отряд от обоза с добытым добром, ранеными легионерами и пленниками, а также смяли передовой дозор. Манипулы римлян вновь выстроились в «черепаху», ощерившись копьями, стали медленно продвигаться вперед, но дорогу им преградил завал из деревьев. Выход был только один - принять бой и победить противника, но тот никак не хотел нападать в открытую, ведя из-за деревьев стрельбу из луков и бросая камни из пращ. Недавняя битва и это нападение сократили численность римлян более чем на треть, но другого выхода не было, и командир когорты Марцеллиан, принял решение атаковать варваров, засевших в густой лесной чаще.

Деревья и кустарники не дали римлянам двигаться фалангой, строй был нарушен и в этот момент тавры вновь нанесли удары одновременно с разных сторон, фактически взяв легионеров в кольцо. Римляне дрались с решимостью обреченных, и им удалось вырваться из кольца и выйти на дорогу, где они вновь выстроились в единую фалангу, о которую разбивались все яростные атаки варваров, словно волны о скалистый берег. Напор наступающих стал ослабевать, и вскоре тавры словно растворились в горном лесу.

Трибун Тит Марцеллиан, командир когорты, возвращался в лагерь с остатками своего отряда. Он испытывал страх перед гневом легата легиона, грозного Гая Юлия Аквиллы, победителя боспорского царя Митридата VIII и многих племен Малой Азии. Цель карательной экспедиции была достигнута не полностью - обоз, захваченное добро, пленники, и, самое главное, - доспехи легендарного героя Ахиллеса, которые могли бы смягчить гнев легата, вновь оказались в руках тавров. При этом Марцеллиан потерял больше половины своих людей, лишился трех командиров центурий из пяти.

Бывший центурион Дидий Ливий, вновь находился на площадке святилища тавров, но уже в качестве пленника. Бессмысленный приказ трибуна Марцеллиана арестовать его привел к тому, что, когда тавры напали на обоз, закованный в цепи Ливий, без сопротивления, попал к ним в руки. Вместе с ним на площадке находились центурион Секст Помпилий и несколько легионеров. С момента их пленения прошло много часов, и день сменился ночью. За это время их один раз накормили, дав по куску хлеба грубого помола и вдоволь воды в глазурованной посуде. У римлян не было никаких сомнений в своей дальнейшей судьбе. Тавры не имели рабов, и попасть к ним в плен означало лишь одно - смерть на жертвенном алтаре.

Святилище богини Девы было ярко освещено факелами и луной. На площадке находились четыре рослых статных военачальника тавров и пятеро воинов, охранявшие пленников. Чуть поодаль, возле жертвенного камня, лежали прикрытые льняными покрывалами тела девушек-жриц и главы рода из селения, разграбленного римлянами. Военачальники тавров были одеты в кожаные панцири с нашитыми металлическими бляхами. У каждого вождя на грудь спускалась крученая массивная золотая цепь, к которой крепилась золотая пластина, на их плечи были наброшены меховые накидки, а островерхие войлочные головные уборы дополняли убранство. У всех вождей были смуглые лица с хищными орлиными носами, на поясах висели скифские обоюдоострые мечи-акинаки, кинжалы, и - Ливий содрогнулся - человеческие скальпы. Ливий слышал об обычае, существующем у варварских племен скифов и тавров, использовать скальпы врагов для вытирания рук от крови после битвы.

«Надеюсь, скальпы они снимают с мертвых, а не с живых», - подумал он. На воинах были накидки из звериных шкур, кроме мечей и боевых топоров у них имелись круглые деревянные щиты, обтянутые кожей, и короткие копья. Раздался звук бубен, и из храма появилась извивающаяся в танце фигура в черном. Ее лицо прикрывала знакомая Ливию золотая маска, и он не сомневался, что это та самая жрица. Кружась, она обошла три раза лежащие мертвые тела, периодически что-то гортанно выкрикивая на незнакомом языке. Словно по волшебству стоявшие у ног мертвецов сосуды задышали отвратительным дымом, от которого у Ливия закружилась голова. Затем жрица перешла на греческий, и Дидий, немного знавший этот язык, разобрал, что она говорила.

- Великая Орейлохе, прародительница мира, дарующая плодородие, владычица неба, дождевых туч и всего живого, возьми на свою небесную колесницу моих сестер, твоих жриц, ни разу не познавших мужскую силу и плоть, а только смерть. Прошу тебя, не отвергай их, ибо им нет уже места здесь, среди живых. Возьми в дар жизнь этих римлян, подло напавших на нас, их кровь и сердца, будь милостива и верни нам вождя Трога, многие годы твердой рукой руководившего нашим родом, защищавшего его от врагов, а теперь познавшего смерть от коварных римлян.

На шее у жрицы висел серебряный диск, символизирующий Луну. Жрица поставила статуэтку изображающую богиню Деву возле круглой черной чаши, полной горящего масла. Произнося заклинания речитативом, она все быстрее танцевала, и у нее закатились зрачки под лоб, так что стали видны лишь белки глаз.

- Богиня Дева, прими во славу себя жертву - сердца этих нечестивых римлян, а тени их оставь на земле, чтобы они защищали твой дом и наши дома, служили нам. - Жрица подала знак, и двое воинов подхватили одного из римлян, содрали с него одежду и швырнули на жертвенный камень, растянув руки и ноги в разные стороны и крепко привязав их к кольцам. Жрица прекратила танцевать, взяла в руку кремниевый нож и быстро провела им по левому боку распростертого римлянина. Пленник закричал от нестерпимой боли. Жрица отложила нож в сторону, сняла с шеи диск, передала его помощнице, возникшей, словно из ниоткуда. Руки жрицы погрузились в тело несчастного, изогнувшееся дугой от боли, и когда они вновь появились, в них было его трепещущее сердце. В этот же миг помощница жрицы поднесла диск гладкой стороной ко рту несчастного, словно забирая последнее дыхание воина. Тело жертвы опало и мертвенно отяжелело. Сердце было брошено в сосуд с горящим маслом, и вонь стала еще отвратительнее, чем до сих пор. Дидий Ливий был не из слабонервных, но и он отвернулся. Один из воинов-тавров стащил тело с жертвенного камня и несколькими ударами меча отделил голову, которую тут же под приветственные крики тавров водрузили на высокий кол.

Помощница вновь передала диск жрице, и та, находясь в трансе, гортанно выкрикивая заклинания на непонятном языке, откинула край покрывала с лица мертвого вождя, испачкав ткань кровью, и приложила к губам вождя диск гладкой стороной. Затем выпрямилась, вновь отдала диск помощнице и подала знак воинам.

Теперь настал черед Секста Помпилия. Тот с побледневшим, помертвевшим лицом кинул прощальный взгляд на Ливия. Вскоре и его сердце обугливалось в жертвенной чаше, а воин-тавр трудился над его телом. И так же диск приложили сначала к устам жертвы, а затем - к устам мертвого вождя. Еще двое легионеров были принесены в жертву, а белое покрывало на теле вождя все больше темнело от крови, стекающей с рук жрицы. И тут по телу Ливия побежали мурашки - он увидел, как поднялась и опала под покрывалом грудь мертвеца - один раз, второй.

«Это невозможно! Никто еще не возвращался из мрачного царства Аида!» - Ливий зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Когда он открыл глаза, тело мертвого вождя под покрывалом было по-прежнему неподвижным. Возле него, согнувшись стояла жрица, рассматривая мертвеца. На ее шее висел серебряный диск, его блестящая сторона запотела, и по ней стекали капли крови. Лицо жрицы пряталось под черным платком и золотой маской, а ее движения выдавали усталость, но она вновь подала знак воинам. Настал черед Дидия Ливия.

Ему развязали руки, в которые тут же мертвой хваткой вцепились два воина, но он и не пытался освободиться. Он поступил иначе - сделал подножку воину, удерживавшему его правую руку, и когда тот зашатался, пытаясь удержать равновесие, обрушил вес своего тела на него. Тот налетел на жертвенный камень и опрокинулся спиной на горящую и смердящую чашу. Тут же вспыхнула его одежда, и он, страшно крича от боли, стал кататься по земле, пытаясь сбить пламя. Дидий со всей силы всадил кулак освободившейся руки в лицо второго стража, и у того что-то хрустнуло, и он медленно осел на землю, отпустив вторую руку Ливия. Времени, которое потребовалось, троим оставшимся воинам, чтобы понять случившиеся и броситься на освободившегося пленника, хватило на то, чтобы Дидий Ливий выхватил меч у поверженного стража. В следующее мгновение один из воинов наткнулся на его меч и упал, обливаясь кровью. Дидий запрыгнул на жертвенный камень, ногой отбросил чашу с горящим маслом, и она, облив огнем одного из нападавших, отлетела, исчезла в пропасти. Ливий знал, что у него нет шансов убежать, но не хотел быть зарезанным, как свинья. Он еле увернулся от полетевшего в него копья, поскользнулся, упал, и это спасло его от другого копья. Упав на землю, Ливий пружиной вскинулся на ноги. Краем глаза он заметил слева движение фигуры в черном, и в то же мгновение у него в руках оказалась жрица. Он держал ее за волосы, уперев острие меча ей в спину, и она вскрикнула от боли, когда острый конец слегка воткнулся в ее тело. Увидев, что римлянин захватил заложницу, тавры опустили мечи.