Поймать звезду - Илона Волынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А на что ты туда в последний раз ходил? – осторожно поинтересовалась Мурка.
В трубке повисло короткое молчание – Сева вспоминал, – и наконец торжествующее:
– На турецкую сантехнику!
– На что-о-о? – протянула Мурка, одновременно лихорадочно пытаясь сообразить – может, это название какого суперсовременного модернистского балета?
– На сантехнику! – нетерпеливо повторил Сева. – Этот твой театр свои помещения под всякие выставки-продажи сдает. Я только никогда не могу понять – зачем они там еще и танцуют? – спросил Сева и, не дожидаясь ответа, отключился.
– Где вы купили такой замечательный унитаз? – сама себя спросила Мурка. И сама же себе ответила: – А в опере!
– Если они и сейчас сдали помещение под выставку, у них как раз найдется время оттанцевать по маминым детдомам, – философски заметила Кисонька.
Глава 3
Театр на замке
– Куда?
– В бутафорскую.
– Куда?
– В костюмерную.
– Куда?
– В гардеробную.
Пробегающие мимо окошка люди покорно останавливались. Сперва прижимали корочки пропусков к стеклу – сидящий там дедок в меховой жилетке навыворот дышал на болтающие на веревочке очки, тщательно протирал их тряпочкой, потом цеплял на нос и, похоже, прочитывал в пропуске каждую букву, включая прикрытые синим штампом «М.П.» – «место печати». Потом придирчиво сверял фотографию на пропуске со старательно улыбающейся в окошко физиономией владельца и наконец спрашивал – куда? Бутафор отчитывался, что в бутафорскую, а гардеробщица – что в гардероб. Дедок снимал очки, складывал их дужка к дужке и милостиво кивал – проходи. «Допущенный» оленьим прыжком кидался сквозь вертящийся, как детская карусель, турникет, а со следующим вся процедура начиналась заново.
– Куда?
– В туалет, – буркнула Мурка. На театральной проходной оказалось безумно холодно. Мурка кутала покрасневший нос в воротник куртки и вопросительно косилась на маму. Смысл ее косых взглядов заключался в следующем: на кой быть спонсором благотворительных спектаклей, если так мерзнуть? Но мама молчала – тоже как отмороженная, – терпеливо пережидая скопившуюся у окошка очередь.
– В туалет специальные работники ходят – уборщицы называются, – наставительно сообщил дедок. – У вас есть удостоверение уборщицы?
– А все остальные куда ходят, если в туалет – только уборщицы? – очень серьезно поинтересовалась Кисонька – естественно, упустить такую тему она не могла!
– Замолчали обе! – цыкнула на них мама и мило улыбнулась дедку в окошке, похожему на агрессивного сторожевого филина. – Мы договаривались с вашим директором о встрече, он нас ждет.
Дедок в очередной раз совершил неспешный ритуал протирания очков, придвинул лицо близко-близко к стеклу, чуть не упираясь в него крючковатым костистым носом, и уставился на маму и девчонок немигающими глазами, точно пытался насквозь просверлить их взглядом. Потом сложил очки и монотонно сообщил:
– Пропуск давайте. Есть пропуск – пропускаю, нет пропуска – не пропускаю.
– Но ваш директор сам нас пригласил!
– По пригласительным – не пропускаю, только по пропускам, – так же монотонно объявил дедок.
– Так позвоните директору, пусть он вам скажет…
– Директору не звоню – не положено. И телефона не имею, – столь же обстоятельно сообщил дедок.
– Мам, сама позвони, – пожала плечами Кисонька, и мама схватилась за мобилку, точно за спасательный круг – только прямоугольный и с экраном.
– Константин Григорьевич? Косинская Марья Алексеевна беспокоит. Мы договаривались о встрече, я стою у вас на проходной, а нас не пускают…
– О-у-у! – Вопль директора в трубке можно было сравнить лишь с завыванием оголодавшего волка в чаще. – Там дядя Петя на проходной – дед такой в очках? Черт, какая неудача! Марья Алексеевна, милая, если я вас не встречу, он не пропустит, а у меня приехали из продюсерского агентства договариваться о гастролях – и я не могу человека оставить!
– Пришлите секретаря! – Голос у мамы стал ледяным – как воздух на проходной.
– Да ушла она! – досадливо воскликнул в трубке директор. – С утра еще к костюмерам спустилась…
– И что – заблудилась? – совершенно Кисонькиным тоном поинтересовалась мама.
В трубке воцарилось странное молчание.
– Не исключено, – наконец очень серьезно сказал директор. – Знаете что, дайте телефон дяде Пете…
– Не буду я брать! – шарахаясь в глубь каморки – и как только услышал сквозь стекло! – возопил дядя Петя и вжался в дальнюю стену, точно ему не мобилку протягивали, а гранату с выдернутой чекой. – По пропускам – пропускаю, по телефонам – не пропускаю!
– Ах ты ж черт! – снова повторил директор. – Сейчас что-нибудь придумаем. – И в трубке запикали короткие гудки.
– Ну и что нам теперь делать? – растерянно глядя на дочерей, спросила Марья Алексеевна и зябко обхватила себя обеими руками. – А я вас еще заставила блузки натянуть вместо свитеров!
– Мы тебе об этом великодушно не напоминаем, – с выражением «я добрая и благородная девочка» сообщила Кисонька.
– Ага, рассчитываем, что ты сама вспомнишь – это по твоей вине мы вот-вот простудимся и умрем в страшных муках. И соплях, – шмыгнула носом Мурка. – Мам, ну что ты, как маленькая! Что делать? Валить отсюда! А в детдома кукольный театр пригласишь, еще лучше выйдет!
– Не лучше! – раздался за спиной звенящий голос. – Что бы вы ни планировали, ни с одним театром в городе у вас не получится лучше, чем с нашим! Потому что они все – отстой! Провинция! Только у нас – уровень! Наш Ваня Васильев сейчас в Большом ведущие мужские партии танцует! С самой Светланой Захаровой!
Мама и девочки обернулись. Придерживая на плече плотно набитую сумку, за спиной у них стояла очень худенькая, невысокая девочка лет пятнадцати-шестнадцати. Яркая куртка, собранные в хвост блестящие темные волосы, пестрые мохнатые наушники на голове. Но тем не менее в девчонке было нечто неуловимо… взрослое. Может, в жестах, может, в непривычно твердом выражении лица? Умело, очень профессионально наложенная косметика старательно маскировала темные круги под глазами, какие бывают от переутомления и бессонных ночей. Выпрямленная в струнку спинка и откинутая головка излучали почти фанатичную гордость.
– Вам внутрь надо? – понижая голос до шепота, спросила девочка, окинула всех троих быстрым взглядом и, неожиданно выпалив: – Хорошо, что вы худые! – она резко прилепила на стекло свой пропуск, отчеканив: – Балетная, на сцену! А это… – она кивнула на Марью Алексеевну и девчонок: – Наши новые девочки и педагог! Им – в отдел кадров!
– А сказали – к директору? – подозрительно буравя девчонку взглядом, прошамкал дедок.
– Ошиблись, – не дрогнув, пояснила девчонка. – Я провожу! – И решительно толкнула турникет. Марья Алексеевна первой ринулась через лязгающую металлическую «карусельку».
– Спасибо большое, а то у вас вахтер… уж очень суровый, – следом за девчонкой трусцой пересекая заваленный металлическими обломками и обрезками дерева дворик, пробормотала Марья Алексеевна. По голосу Мурка и Кисонька слышали, что мама здорово злится и изо всех сил сдерживается, чтоб ни капли этой злости не выплеснулось на выручившую их девочку. А все только по назначению – господину директору на голову.
– Ему всем театром год объясняли, что у тех, кто идет в отдел кадров, пропусков быть не может, – блеснув быстрой улыбкой, объяснила девочка. – С тех пор родственники, приятели, знакомые просачиваются «через отдел кадров», – она засмеялась.
– Чего ж ваш директор нам не сказал? – хмыкнула мама.
– А он не знает – и вы ему, пожалуйста, не говорите. – Девчонка снова заговорщицки улыбнулась, кивнула и быстрым танцующим шагом двинулась прочь, держа спину очень прямо и гордо неся голову.
– При театре хореографическая школа есть – наверное, учится, – пояснила мама девчонкам. Обе дружно пожали плечами – а то б они не догадались!
– Марья Алексеевна, милая, вы уже тут, а я пресс-центр послал вас встречать! – раздался громкий восторженный крик, и средних лет мужчина совсем не театрального, а скорее чиновничьего вида приветственной побежкой кинулся к ним по коридору.
– В полном составе послали? – сквозь зубы поинтересовалась мама. – И они тоже заблудились где-нибудь в этой… как ее… бутафорской?
– Не исключено, – ничуть не смутился директор. – Главное – что вы здесь! Сейчас мы с вами все обсудим, все решим… Прошу, прошу! – Он подхватил маму под локоток и, как паук муху, поволок в сторону двери с табличкой «Директор».
Дверь распахнулась… и с треском захлопнулась у Мурки перед носом.
– Я, конечно, могу ее выбить, – задумчиво сказала Мурка, разглядывая потертый дерматин.