Три молодца за клад мертвеца - Мария Красина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему ты так решил?
— В печной кладке часто тайники делали. И пацаны, кто кладами занимается, рассказывали.
— Ясно. Давай тогда с металлоискателем пройдёмся.
Включив прибор, парни стали заново обходить дом Ермолаевых. Они тщательно проверяли стены, пол и даже, забираясь друг другу на плечи, сканировали потолок. Ничего не нашлось. Только на груде кирпичей, что раньше были печью, металлоискатель призывно запищал. Сгорая от любопытства, братья быстро раскидали кирпичи в сторону.
Но нашли только погнутый гвоздодёр, видимо, брошенный тут предыдущими визитёрами.
— Ни хрена тут нет, — разочарованно подытожил Илья.
— Ничего, завтра остальные места проверим. Двор дома, разбойничий овраг в лесу и дозорный дуб, про который Павел Ермолаев писал.
— Ага… Пошли, а то уже вечер.
На обратном пути братья зашли в сельский магазин и купили конфет к чаю. Продавщица, дородная тётка в синем фартуке, отчаянно строила глазки и томно спросила, где такие красивые парни остановились.
— У Марины Ивановны флигель сняли. — ответил Миша.
— Это у Хлебодаровой что ли?
— Ага. Там ещё ворота синие.
Игривая улыбка на лице продавщицы вмиг погасла. Она презрительно поджала губы и отвернулась. А потом с силой швырнула в блюдечко сдачу — мол, забирайте и проваливайте!
— Что случилось?
— Дрянь ваша Маринка! Ведьма! — зло воскликнула продавщица. — Вы осторожнее, она мозги пудрить мастерица. Пикнуть не успеешь, всё из тебя вытянет. До капельки!
Продавщица скривила злую гримасу и взялась обеими руками за горло, словно сама себя душила. Видимо, это изображало Марину и её жертву.
Миша удивлённо таращился на эту сцену, но Илья забрал сдачу и кивнул продавщице:
— Спасибо, будем иметь в виду.
— Имейте-имейте. Маринка — шлында хитрая.
Из магазина братья вышли, посмеиваясь над деревенскими страстями. Но у Миши в душе снова заскреблась тревога. Пока парни гуляли по селу и обследовали дом Ермолаевых, она молчала. Но теперь слова продавщицы будто раздули тлеющий под золой уголёк.
Но эти тревожные ощущения были столь зыбкими, что Миша не решался сказать о них брату. Да и что сказать? Что-то неспокойно? В чем дело? А хрен знает, просто так. Нет, чушь какая-то!
…За ужином, когда хозяйка расспрашивала гостей о прогулке по селу, Миша неожиданно сказал:
— Марина, а тебя продавщица в магазине ведьмой обозвала. И ещё всякое говорила.
Женщина на долю секунды задумалась, а потом залилась таким искренним и весёлым смехом, что парни тоже невольно начали хихикать. Вытирая краем фартука выступившие слёзы, Марина спросила:
— А как выглядела продавщица? Высокая, с короткой стрижкой?
— Да.
— Ну Оксанка, ну стерва! Конечно, я ведьма — ем, что хочу, и не толстею. В отличие от неё!
И в подтверждение своих слов Марина гордо расправила плечи, как бы невзначай выпятив красивую грудь, и кокетливо отставила в сторону длинную стройную ногу. Мишу бросило в жар, а Илья опустил глаза.
— И дом у меня лучше, и птицы на моём огороде ягоды не клюют. Завидует Оксанка, вот и несёт чушь.
— Понятно. Извини, получилось глупо.
— Да ничего. В деревне оно так — сплетни, разговоры…
Глава 4
Когда парни ложились спать, Миша задумчиво спросил:
— Илюха, а тебе не кажется, что наша хозяйка какая-то странная?
Брат сел в кровати, почесал свою стильно подстриженную бороду и сказал:
— Вроде нет. А что?
— Да как-то всё непонятно. Одна живёт в большом доме. Явно не бедствует, а чем занимается — непонятно, не говорит. Нам обрадовалась, как родным, кормит, поит, чуть ли не облизывает, а денег попросила мало. Ведьмой её считают.
— Мих, ты гонишь. Ведьма, серьёзно?.. В 21-м веке? Продавщица ляпнула из зависти, а ты уши развесил. Марина красивая, уверенная в себе баба, вот и болтают… Что нам рада, понятно. Мы ей помогли с сумками, подвезли. Так-то в деревне скучно, а тут новые люди, развлечение. Ну и мы ей живые деньги принесли, прямо в руки.
— Но всё-таки…
— А что одна живёт, не пофиг ли? Это её личное дело.
— Ну так-то да, просто она…
— Ты на неё запал? Не надо, вот совсем не надо. Мы за кладом приехали. Про него и думай, а Марину из головы выброси.
— Ты прав, — вздохнул Миша. — Просто день волнительный сегодня. Ладно, спокойной ночи!
— Не ссы, всё норм будет! Спокойной ночи.
Илья погасил тусклый ночник на столе, отвернулся к стене и почти сразу размеренно засопел.
А Миша не мог уснуть. Он был городским человеком и никогда раньше не ночевал в деревне. И обычные ночные звуки, вроде стрекотания сверчков, шебуршания мышей и потрескивания досок, его раздражали и пугали.
Всё было непривычным, неудобным. Парень вертелся на кровати то так, то эдак, и кутался в одеяло, и раскрывался. В конце концов он угнездился и задремал, но облегчения это не принесло. На грани яви и сна видел он странные, болезненно-эротичные то ли сны, то ли наваждения.
То Марина, в образе булгаковской Маргариты, с короной на голове, но совсем без одежды, гордо стояла наверху длинной лестницы, и Миша, сгибаясь в поклоне, почтительно целовал округлое женское колено.
То плыл он в море. Откуда-то появилась русалка с лицом Марины, обняла Мишу, и они стали страстно целоваться. Сплетаясь в объятиях, русалка и человек погружались в тёмную морскую пучину.
…Что-то резко разбудило его, как в бок кольнуло. Он рывком сел на кровати, взъерошенный и весь в поту. Сердце колотилось так, словно он только что пробежал стометровку.
Парень обвёл комнату ошалевшим взглядом. Лунный свет лился через окно и серебряной дорожкой ложился на пол. Илья, лёжа на спине, звонко храпел. Всё хорошо…
Но что же тогда разбудило?
Вдруг сверху чётко послышались увесистые шаги. Кто-то, клацая когтями и нисколько не скрываясь, шёл по крыше.
Миша сглотнул внезапно вставший в горле ком и вцепился в одеяло. А существо на крыше настойчиво заскребло когтями прямо над его головой.
Воображение мгновенно нарисовало оборотня или упыря, который вот-вот проломит хлипкую крышу флигеля и схватит огромной лапой…
— Илья! Илья, ты это слышишь?!
Но двоюродный брат не реагировал. Раскинув руки и ноги, он спал, и никакие монстры ему в этом не мешали.
Миша перевёл взгляд на окно, и… От неожиданности подпрыгнул и заорал. С той стороны стекла в лунном свете блестели чьи-то глаза!
Но, приглядевшись, Миша с
