Зов кукушки - Гэлбрейт Роберт

3

Через пять минут в дверь постучали; Страйк, у которого уже слиплись глаза, подскочил в кресле.

– Можно?

В подкорке опять возникла Шарлотта, но в кабинет, как ни странно, вошла все та же малознакомая девица. Теперь она была без пальто – в кремовом джемпере, который мягко и даже соблазнительно облегал изгибы тела. Страйк заговорил с ее лбом:

– Что такое?

– К вам клиент. Вы сможете его принять?

– Не понял?

– Клиент, мистер Страйк.

Несколько мгновений он таращился на нее, переваривая эту информацию.

– Да, хорошо… нет, дайте мне пару минут, Сандра, а потом пусть заходит.

Она исчезла без единого слова.

Страйк на долю секунды задумался, почему вдруг назвал ее Сандрой, но потом торопливо вскочил; по его виду и запаху нетрудно было угадать человека, который спал в одежде. Запустив руку в рюкзак, он нашарил зубную пасту и выдавил длинную колбаску прямо в рот; намокший в раковине галстук еще не просох, рубашка была забрызгана кровью – он сорвал с себя и то и другое, да так, что отлетавшие пуговицы только отскакивали от стен и от картотечного шкафа, вытащил мятую, но зато свежую рубашку и мигом застегнул ее на себе толстыми пальцами. Рюкзак был тут же задвинут за пустой шкаф, а Страйк без промедления вернулся к письменному столу и на всякий случай прочистил внутренние уголки глаз, размышляя, не померещился ли девице так называемый клиент и хватит ли у того реальных денег на частного детектива. За те полтора года, что дела Страйка медленно, но верно шли под откос, он понял, что вопросы эти – далеко не праздные. Он до сих пор не вытряс из двух клиентов оплату своих услуг; третий клиент и вовсе отказался платить, когда Страйк раскопал какие-то нелицеприятные для того прохиндея факты, а увязший в долгах Страйк даже не смог позволить себе нанять адвоката, тем более что удорожание аренды в центральных районах Лондона грозило вот-вот лишить его офиса – предмета особой гордости. В своем воображении он нередко прокручивал жесткие и грубые методы выколачивания денег; приятно было наблюдать, хотя бы мысленно, как наглые должники забиваются в угол при виде бейсбольной биты.

Дверь снова открыли; Страйк уже сидел за столом. Он резко выдернул из ноздри указательный палец и расправил плечи, приняв бодрый, деловой вид.

– Мистер Страйк, к вам мистер Бристоу.

Следом за Робин в кабинет вошел потенциальный клиент. Он производил обнадеживающее впечатление. Пусть в его облике было нечто кроличье (короткая верхняя губа, крупные передние зубы, сам какой-то бесцветный), пусть глаза – судя по всему, близорукие – скрывались за толстыми линзами очков, зато от безупречного серого костюма, от блестящего ярко-голубого галстука, от часов и ботинок так и веяло большими деньгами.

Крахмальная белоснежность его сорочки стала немым укором Страйку, который внутренне содрогнулся от собственной помятости. Чтобы не спасовать перед лицом чужого щегольства, он вытянулся во весь свой двухметровый рост, протянул клиенту волосатую руку и напустил на себя вид предельно занятого специалиста, которому некогда думать о стирке и глажке.

– Корморан Страйк. Добрый день.

– Джон Бристоу, – представился вошедший, пожимая протянутую руку.

Голос у него был приятного тембра, интеллигентный, неуверенный. Взгляд устремился на подбитый глаз Страйка.

– Чай, кофе, джентльмены? – спросила Робин.

Бристоу попросил маленький черный кофе, а Страйк промолчал: краем глаза он увидел в приемной девушку с тяжелыми бровями, одетую в старомодный твидовый костюм. Она сидела на потертом диванчике возле входной двери. У Страйка шевельнулась дерзкая надежда, что к нему пожаловали сразу двое клиентов. Не прислали же ему вторую временную секретаршу?

– А для вас, мистер Страйк? – уточнила Робин.

– Что? Да-да… черный кофе, два куска сахара, будьте добры, Сандра, – машинально выпалил он.

Выходя из кабинета, Робин скривилась, и тут он вспомнил, что ни кофе, ни сахара у него не водится, да и чашек тоже.

Усевшись в кресло, Бристоу обвел глазами неуютный кабинет; Страйк огорчился, когда уловил в его взгляде нечто очень похожее на разочарование. Новый клиент вел себя нервозно и как-то виновато; у Страйка такая манера ассоциировалась с ревнивыми мужьями, но от посетителя исходила определенная властность, хотя такое впечатление создавал в основном вопиюще дорогой костюм. Страйку оставалось только гадать, как на него вышел подобный субъект. Вряд ли его привела сюда молва: на тот момент у Страйка была всего одна клиентка, да и та постоянно рыдала в телефон, жалуясь на свое одиночество.

– Чем могу служить, мистер Бристоу? – спросил Страйк, также опустившийся в кресло.

– Видите ли… мм… на самом деле мне просто нужно проверить… Кажется, мы с вами уже встречались.

– Разве?

– Вы меня, конечно, не помните, это было давным-давно… сдается мне, вы дружили с моим братом Чарли. Чарли Бристоу. Он погиб… несчастный случай… ему было девять лет.

– Мать честная! – воскликнул Страйк. – Чарли… да, конечно помню!

И в самом деле, память его не подвела. Чарли Бристоу был одним из множества ребят, с кем подружился Страйк за годы своего детства, которое прошло в разладах и разъездах. Симпатяга, хулиган, смельчак, главарь самой крутой банды в лондонской школе, куда перевели Страйка, Чарли увидел здоровенного новичка, говорившего с потешным корнуолльским акцентом, и тут же приблизил его к себе. За этим последовали два месяца закадычной дружбы и бесшабашных проделок. Страйка всегда привлекал домашний уют, которым не были обделены другие мальчишки: они росли в нормальных, приличных семьях и спали в отдельной комнате, которая годами сохранялась за своим обитателем, – Чарли не стал исключением. Страйк живо вспоминал большой, роскошный дом, где жил Чарли. Запомнились ему и длинный, залитый солнцем газон, и шалаш на дереве, и лимонная шипучка со льдом, которую готовила для них мать Чарли.

А потом настал тот день неописуемого ужаса, когда они вернулись в школу после пасхальных каникул и классная руководительница объявила, что Чарли больше нет, что он погиб в Уэльсе: гонял на велосипеде по кромке карьера и сорвался вниз, на камни. Эта училка, старая калоша, не упустила случая подчеркнуть, что ему было строго-настрого запрещено играть у карьера, но Чарли, который, как всем известно, зачастую не слушался старших, в очередной раз поступил по-своему – видимо, бравировал перед местными… Тут ей пришлось умолкнуть, потому что две ученицы за первой партой в голос расплакались.

С той поры Страйк, видя перед собой карьер (хоть наяву, хоть мысленно), всякий раз представлял, как разбивается смешливое белобровое мальчишеское лицо. Он подозревал, что все одноклассники Чарли сохранили в душе этот страх перед огромной темной ямой, крутым обрывом и безжалостным щебнем.

– Чарли забыть невозможно, – сказал он.

У Бристоу слегка дрогнул кадык.

– Конечно. Понимаете, мне врезалось в память ваше имя. Чарли все время о вас говорил – даже тогда, на каникулах, незадолго до своей гибели. «Мой друг Страйк», «Корморан Страйк». Необычное сочетание, правда? Не знаете, откуда произошла ваша фамилия? Мне она нигде больше не встречалась.

Бристоу был не первым, кто ходил вокруг да около: люди частенько заводили беседы о погоде, о плате за въезд в центр города, о сортах чая и кофе, лишь бы оттянуть разговор о том деле, которое, собственно, и привело их сюда.

– Я слышал, это слово имеет отношение к зерну, – сообщил Страйк. – Какая-то мера зерна.

– В самом деле? А первая мысль – что оно имеет отношение к стрелялкам или забастовкам[4], ха-ха… значит, нет… Видите ли, когда я раздумывал, к кому бы обратиться, мне в справочнике попалась ваша фамилия. – У Бристоу задрожало колено. – Думаю, вы понимаете, как я… какое у меня… в общем, это был знак свыше. Знак от Чарли. Подтверждение, что я на правильном пути.