Случайная беременность от миллионера - Ольга Висмут

и мертвого поднимет, если надо будет для работы. С ней работает только одно – умри, но сделай.

– Ох, я просто действительно не могу, – отвечаю я. – Давайте передам Екатерине.

– Анна, – тут же перебивает меня Надежда Михайловна. – Только вы с этим справитесь. Тем более Игорь Константинович будет рад вас видеть.

Я вздрагиваю. Руки машинально опускаются на шестимесячный живот. Жар проносится по телу, когда я вспоминаю прошлый корпоратив. Мой малыш внутри слегка пинает меня.

– Но…

– Анна, хорошие деньги. Мы согласимся на любую оплату. В разумных пределах, – заканчивает бухгалтер.

Я тяжело вздыхаю. С заказа в “Кондитре” в прошлый раз я получила неплохие деньги. И сейчас они бы мне тоже пригодились. Хотя у меня хватает. Еще нынешние заказы сделать, и точно будет достаточно. Но главная причина еще и в том, что я не хочу видеть владельца “Кондитре”.

– С нашим юбилеем справитесь только вы, – говорит она.

– Ох, – выдаю я в трубку.

– Если вы согласны, мы вызовем вам служебную машину. Сегодня же все подпишем.

– Извините, но я не могу. Правда не могу, – объясняю я. – У меня сейчас очень много заказов.

Я прикусываю язык. Врать не люблю. Хотя где-то и теплится надежда все-таки увидеть отца моего ребенка.

– Что ж. Ладно, Анна. Тогда все равно до скорой встречи, – говорит Надежда Михайловна и кладет трубку.

Я недоуменно смотрю на экран и хмыкаю.

Ну да. Встреча.

Продолжаю вывешивать одежду.

Мой телефон вновь звенит. На этот раз начальница и по совместительству моя мама.

Я беру трубку.

– Аня, выручай. Они только тебя хотят, – тут же говорит она, а я понимаю, что это про “Кондитре”.

– Но я же просила – сложные заказы пока что не ко мне, – говорю я.

– Ты же понимаешь, что у нас некому. Мы не должны потерять этот крупный заказ. Аня, очень тебя прошу. Сама понимаешь. Фирма вот-вот обанкротится. Мы еле держимся. Ты понимаешь, что ее придется продать?

Наше ивент-агентство – это целиком идея отца. Он создал фирму, которая просуществовала на рынке развлечений уже тридцать лет. Но после его смерти, когда мне было всего семнадцать – бразды правления взяла на себя моя мать. Много сотрудников и клиентов ушли от нас, а те, что остались, были не совсем довольны. К тому же конкуренция возросла. К сожалению, отец не успел написать завещание, поэтому мать и стала единоправной владелицей. Я отучилась в институте и пошла к ней работать. Поднимать отцовский бизнес. Мне за нашу фирму обиднее всего было. Но худо-бедно да выехали из ямы. Затем появились богатые клиенты. Элита, как говорится.

Мне не хочется приписывать себе все заслуги. Я просто работаю с клиентами на выездах и так далее. Думаю, что все же самое главное, что мы сделали – набрали хороших сотрудников. Да и мать мне обещала, что как только я смогу нормально работать – она мне отдаст фирму.

– Тебе же деньги нужны будут. Хочешь, твои заказы заберем. Раскидаем по отделу. Вон у нас новенькая. Пусть учится.

– Я правда боюсь брать этот заказ, – говорю я.

– Ага, а залетать от какого-то мужика ты не боялась, – вставляет мать.

Она не знает, кто виноват в этом и почему я так сильно не хочу опять к Лесницкому идти.

– Мама, перестань.

– Боишься сказать? Один из клиентов или из друзей клиентов? Если там богатый мужик, так могла бы сказать да алименты тянуть, а ты сидишь на месте.

Я закатываю глаза. Алчность моей матери бежит впереди планеты.

– Или он тебе платит за молчание? Так могла бы долги выплатить.

Холод пробегает по спине. Помню, я помню. Мы и выплачиваем. Она меня и так упрекнула, когда поздно было, что аборт не сделала. А разве я могла так поступить? Нет, конечно, я мечтаю о полноценной семье, но в тот момент не смогла. Сидела в кабинете гинеколога и не смогла. В нашей-то ситуации, когда одни долги. Но хоть нашей фирме доверяют. Хоть мы висим в пограничном состоянии – то ли рухнем, то ли воспрянем. И бросить нельзя – будущее наследство вместе с долгами.

– Так, Аня. За тобой заедет машина. Вот сама едешь в офис. Надо будет – идешь к Лесницкому и сама отказываешься, – говорит жестко мама.

И тоже бросает трубку. И ведь не отцепятся. Ни те, ни она! Я их знаю. И мне, как оказалось, порой трудно отказать людям.

Я боюсь, что лишняя нервотрепка может навредить, но уже выбора нет.

Мои пальцы дрожат, пока я надеваю платье. Причем решаю надеть легкое и свободное. Едва не размазываю косметику по лицу.

Раздается очередной звонок – машина уже внизу.

В пути я как на иголках. Мне не хочется туда идти. Не хочется видеть его. Когда я пыталась поговорить с Игорем, когда узнала, что беременна – он просто сбросил мой звонок!

С фирмой “Кондитре” у меня определенно какой-то сбой. Или как еще объяснить то, что я сижу в их бухгалтерии и подписываю документы на проведение торжества? Мы как удав и кролик, когда первый плотно держит свою жертву и душит, пока не получит необходимое.

Вот не знаю, что за гипнотические средства они тут применяют. Ни с одним из клиентов такого нет и не было.

– Конфетку? – спрашивает бухгалтер, протягивая мне коробку.

В кабинете дует кондиционер, хоть немного сбивая жар.

Я кошусь на угощение.

– Ой, вы не на диете? – спрашивает она, осматривая меня.

М-да, с беременностью я обрела пышные формы, но при этом мой живот еще не настолько выдается, чтоб понять, что я ношу ребенка.

– Да нет, – беру одну штучку. – Мне уже все можно.

– Это хорошо. Так, ладно. Анна, как вы помните, то надо подписать бумаги у главного. Я бы сбегала сама, – она косится на мой живот.

– Я схожу, – говорю я, беря документы в руки.

И помню, где кабинет Лесницкого. Только с каждым шагом руки подрагивают. Может, он не заметит? Я платье пышное надела.

Здороваюсь на ресепшене с его секретарем – красивой блондинкой с глубоким декольте. Мысленно хмыкаю – опять новенькая. В этом офисе реально часто меняются секретарши.

Нынешняя сидит в кресле и пилит пилочкой ногти. Мне всегда казалось, что здесь их держат для красоты. Хотя не стоит забывать, что Лесницкий еще тот бабник.

– Я к Игорю Константиновичу, – говорю я.

– Его нет на месте. Что-то передать?

– Документы подписать, – улыбаюсь ей.

На меня кидают оценивающий взгляд. Она как хищница осматривает меня, будто решая – пропускать меня к своему боссу или нет. И лишь удостоверившись,